Цена Рассвета - Татьяна Апраксина

— Я же не для себя это все делаю!

— Так. Ты уж определись, твой имидж на пользу делу или для забавы? Гвозди забивать или жопу чесать? Так или чеши, или забивай, только не плачься, что гвоздем плохо чешется…

Аларья мрачно уставилась на темно-алую жидкость в бокале. Полная свобода действий, как всегда. С Глором иначе не бывало. А потом — в пять минут увольнение с треском, если свобода употреблена не на пользу делу. «Я никого не держу, не прикармливаю и не заставляю!». Девушке мучительно не хватало правил, по которым можно и нужно действовать.

Давенант этих правил не давал. Никому. Казалось, что он сделан из сплава свободы и упрямства. Правила он устанавливал себе сам. «Если общественная мораль не совпадает с моей — это ее проблемы». Аларья впитывала каждое подобное изречение, но ей постоянно не хватало сил превратить тезисы Глора в принципы собственной жизни. Однажды она больно обожглась, пытаясь действовать по-своему, и повторения не хотела. В колонии в нее накрепко вбили, что нужно действовать по общим правилам, это спасает от ошибок.

Тем вечером они напились вина до той счастливой и легкой степени опьянения, в которой затыкается назидательно долбящий «делай так, не делай этак» внутренний голос, и кажется, что достаточно пожелать — и полетишь.

— Я красивая? — спросила Аларья.

— Ты пьяная, — улыбнулся Глор. — Но красивая. А почему ты об этом спрашиваешь?

Девушка пожала плечами, потом нетвердой походкой отправилась к настенному зеркалу. Оно отобразило раскрасневшуюся физиономию с неровными пятнами румянца, длинноносую, наполовину закрытую челкой с прядями разной длины. Никакой красоты там не обнаруживалось. Только поддатая долговязая дурища.

— Не знаю. Всегда хотела быть красивой. Чтобы не нужно было лезть из кожи вон, чтобы посмотреть так вот, и все готово…

— Только не надо на меня так смотреть, — испугался Глор. — А то мне сразу вспоминаются симптомы черепно-мозговой травмы.

— Вот этим все всегда и заканчивается, — развела руками Аларья.

— Может, тебя замуж выдать, а? Станешь так на мужа смотреть, он будет бояться, что у тебя припадок, и все делать…

— За кого же это?

— Да есть у меня тут пара кандидатур. Такие же балбесы вроде тебя.

— Жаль, что не вроде тебя, — ляпнула девушка и тут же прикусила язык.

— Это не жаль, это к счастью.

В том, что к счастью, Аларья сильно сомневалась. Весна гуляла по Надежде, заставляя просыпаться с первыми лучами солнца. Птички орали под окнами, одуряюще пахли почки и первые листья. Казалось, что вся столица рассчиталась на первый-второй, разделилась на парочки, и только одна Аларья не может в полной мере насладиться этой проклятой весной. После двух лет обитания в квартире Глора девушка перестала шарахаться от ухаживаний, но и сближаться ни с кем не собиралась.

Может быть, проживи она без Давенанта хоть пару месяцев, все сложилось бы иначе. Кто-нибудь из симпатичных ухажеров сумел бы ей понравиться. Но рядом с Глором все они казались либо детьми, либо пустышками. Ни у кого не было таких яростных и нежных глаз, такого глубокого и сильного голоса. Никто не казался настолько сильным, волевым и смелым. Пустая постель казалась тесной клеткой, но от идеи «абы с кем, лишь бы не одна» Аларью тошнило.

Как можно подумать о ком-то еще, если он рядом? Ни в чьем больше присутствии сердце не сбивается с ритма, воздух не обжигает легкие только потому, что дышишь одним с ним воздухом…

— Что же, ты отдашь меня замуж? — девушка отвернулась от зеркала. — За какого-нибудь балбеса?

— Непременно отдам. За первого, кто попросит у меня твоей руки, — подмигнул Глор.

— Тоже мне, папочка…

— Да уж не мамочка.

— А можно подумать, что мамочка.

— Иди спать, — чуть нахмурился Давенант. Почти белые брови сошлись в горизонтальную черту. — Деткам пора баиньки…

— Спать? С кем?

— С одеялом и подушкой, — мужчина подошел, осторожно развернул Аларью по направлению к двери и придал ускорение, шлепнув промеж лопаток.

Девушка покорно пошла умываться и разбирать постель. Это был уже не первый подобный разговор. Все намеки Аларьи Глор либо пропускал мимо ушей, либо отшучивался. Никаких претензий он потом не предъявлял и сеансов воспитания не учинял, на дверь не указывал, но ни фривольными шутками, ни прямыми приглашениями заполучить его в свою постель Аларья не могла. Весной это казалось особенно обидным.

Давенант знал все — и что она влюблена по уши, и что частенько ревет по ночам, и что именно из-за него посылает подальше самых привлекательных кавалеров. Ни малейшего снисхождения у него эти страдания не вызывали, но и отношения к девушке не портили. Он просто игнорировал все, что ни делала Аларья. Единственную ее попытку завести демонстративный и яркий роман он приветствовал с такой искренней отеческой заботой, что девушка выдержала только неделю. Упрекнуть его в том, что сам не пользуется и другим не дает, не получилось.

Жизнь завертелась вдвое быстрее, чем раньше. Работа в новоиспеченном движении «За мир без наркотиков», где пока что Аларья была и заместителем, и пресс-секретарем, и финансовым директором. Курсы ораторского мастерства, актерские курсы, логопед, стилист, визажист, тренер по плаванию. Вдруг оказалось, что можно высыпаться за четыре часа в сутки, добирая минуты на столе у массажиста или в кресле у косметолога, дремать полчасика в обеденный перерыв, и чувствовать себя хорошо. Что можно вертеться юлой и чувствовать себя хорошо, прекрасно, замечательно…

Через пять месяцев она уже входила на студию не побитой замарашкой, а королевой. Гордая осанка, элегантная прическа, лицо, блистающее естественной свежестью кожи. Четкий поставленный голос, прямой взгляд в лицо любому журналисту, мягкие, но самую чуточку дерзкие ответы. Она больше не терялась рядом с ярким и резким Глором. Они прекрасно смотрелись вместе: жесткий и смелый зрелый мужчина в компании мягкой обаятельной юной девушки.

Преподаватели учили ее, как обратить во благо любой факт своей биографии, как ответить на любой вопрос так, чтобы это шло в плюс и ей, и организации, которую она представляет.

— Откуда вы родом?

— Из города Ночевны в Сарьинском районе Венской области, — ослепительная улыбка: я из глухой провинции, я из народа.

— Правда ли, что вы провели год в колонии для наркоманов?

— Истинная правда, и не могу не уточнить: в роли пациента… — мягкий наклон головы, ни малейшего смущения: да, я знаю проблему, с которой борюсь, на собственной шкуре, а не понаслышке.

— В вашем приговоре значится и проституция?