Самосожжение - Инна Тронина

– Не знаю, что вам рассказывала ваша сестра и чём она умолчала, – осторожно начала я, стараясь раньше времени не раскрывать свои карты.

В голове у меня шумело, кресло плавно покачивалось подо мной, и меньше всего хотелось проводить психологические поединки. Но никто не спрашивал меня о том, чего мне хочется. Надо действовать, и действовать решительно; ковать железо, пока горячо.

– Вкратце дело обстоит так. Ваш кузен Илья Брайнин, передав в залог перстень с бриллиантом, право распоряжаться которым вы лично ему предоставили, попросил нашего директора оказать кое-какие деликатные услуги. Господин Озирский, под руководством которого я имею честь работать, нанял отличного адвоката и добился вашего освобождения из тюрьмы.

– Ах, вот оно что! А я-то всё думаю, откуда у Галки и Ильюшки такие деньги? «Тачки» свои загнали, что ли? Про перстень-то я совсем забыла. Думала, по родным-друзьям насобирали и поехали в Петербург. Сестра предупреждала, что за мной будут следить, но зла мне, мол, никто не сделает. Про деньги говорить отказывалась, уводила беседу в сторону. Я, в принципе, лояльно относилась к тем вашим сотрудникам, которые вели меня все эти дни. Знала многих в лицо, но не придавала значения… Ровно до сегодняшнего дня, когда увидела вашу машину, вас за рулём. А перстень – подарок американца преклонных лет, который погиб в авиакатастрофе. Разбился, пилотируя спортивный самолёт. Действительно, когда у Ильи возникли финансовые проблемы, я передала ему перстень. Разрешила заложить и даже продать.

– Значит, вы не будете в претензиях? Илья распорядился перстнем так, как счёл нужным. – Меня неприятно удивило сообщение об ещё одном случае гибели Дининого любовника. – Теперь о том, чего добиваюсь лично я. Всё идёт по плану, и я наконец-то дождалась своего часа.

– И каков следующий пункт этого плана? – Желание моё исполнилось – нервы Дины не выдержали неизвестности. Она гладила кота и хмурилась, сводя на переносице шелковистые брови. – Я имею право знать?

Вот теперь я скажу ей главные слова. Настал тот миг, ради которого я весь вчерашний вечер крутила руль «Ауди», грызла в бессильной ревности костяшки пальцев, чудом избегая аварий. Только лишь ради этого я проявляла чудеса щедрости и изобретательности; поглощала обильный, но совершенно не нужный мне ужин в ресторане «Вена». Я испытала мгновение гордости за себя и за всех, кто помог мне прийти к сегодняшнему свиданию с Диной Агаповой, и тут же надела маску равнодушной снисходительности.

– В принципе, я про вас всё знаю, Дина Геннадьевна…

От этих слов Агапова вздрогнула. Взор её из усталого, равнодушного стал совершенно иным – буйным, пылающим, ужасным. Надо мне вести себя осмотрительнее; ещё немного – и Дина потеряет контроль над собой.

– Но при этом я не хочу причинить вам вред. И вам не следует ничего предпринимать против меня. Этим вы только осложните своё положение, а так мы можем договориться полюбовно. Поскольку фирма частная, наш директор имеет право не передавать в милицию и в прокуратуру данные, которые в ходе расследования стали ему известны. Вы только не должны уклоняться от встречи с ним. Не надо грубить ему; лучше по-умному поторговаться. Озирский назначит цену за своё молчание, а вы скажете, согласны ли заплатить её. Разумеется, речь идёт не о денежной сумме. Я предлагаю вам разумный выход из положения…

– Благодарю и вас, и вашего директора.

Дина жёстко усмехнулась, понимая, что попалась в расставленные агентством силки. Любое её действие, направленное против меня, только туже затянет петлю. Неизвестно, какое количество сотрудников посвящено в роковые тайны, и не нужно сердить этих людей. Скорее всего, Дину интересовало, есть ли у нас конкретные доказательства её вины. И я решила сыграть на этом интересе, не раскрывая карт, выдавая намёки по крупицам.

– Ещё раз повторяю – мы не желаем вам зла. – Я говорила грудным проникновенным голосом, как мудрая мама с провинившейся дочкой. – Шеф сделал всё для того, чтобы вы покинули «Бутырку», дожидались суда в человеческих условиях. А вы доказали, что являетесь законопослушным человеком, держите данное слово. Это обстоятельство пойдёт вам в плюс, когда дело будут слушать в суде. Адвокат Фельдзамен будет вашим защитником и впредь – об этом Озирский с ним договорился окончательно. Вы не пытались скрыться из Москвы, аккуратно являлись к следователю, шли на контакт с адвокатом…

Я сумела завладеть вниманием Дины и спешила закрепить свой успех.

– Пока вы обвиняетесь только в непреднамеренном убийстве сына Станислава. Если суд сочтёт, что вы ввели ему смертельную дозу морфина, добросовестно заблуждаясь или находясь в невменяемом состоянии, приговор будет совсем мягким. Скорее всего, вам придётся пройти курс лечения в психиатрической больнице или получить условный срок. И ни к чему было всё это время париться в тюрьме. Шеф уверен, что муки совести и на свободе не покидают человека. Наоборот, в тишине и сытости ничто не отвлечёт его от страшных воспоминаний…

– Он прав. – Дина закрыла лицо ладонями и сидела, не шевелясь. Кот преспокойно спал у неё на коленях. – Конечно, я сомневаюсь в том, что вы знаете абсолютно всё. Но и того, что вам известно, достаточно для пожизненного заключения. Ведь женщин у нас и раньше не расстреливали…

– Вполне достаточно, – легко согласилась я. – Меньше двадцати лет не дадут. Шеф мог бы вас ни о чём не предупреждать, а сразу выложить добытый материал на следовательский стол. Но мы приняли принципиально иное решение. Я добивалась встречи с вами только для того, чтобы в неформальной обстановке, без свидетелей, всё обсудить. Не сегодня, так завтра, через неделю, через месяц, но этот разговор состоялся бы. Пока у нас с вами ещё есть время. Вы находитесь под постоянным наблюдением. У вас давно нет паспорта. Вы не можете скрыться…

– От себя не скроешься. – Дина достала пачку тонких длинных сигарет в салатного цвета пачке, закурила. – Хотите? – Она протянула пачку мне.

– Спасибо. – Я тоже чиркнула зажигалкой. – Вы должны быть откровенны со мной, Дина Геннадьевна. До сих пор в этом плане вы вели себя неправильно. Не делились проблемами и тревогами даже с близкими родственниками, не открывали перед ними душу. А ведь редко встречаются сейчас такие дружные семьи, как ваша, уж поверьте моему опыту. Пока вы в «Бутырке» изображали партизанку, ваши домашние медленно сходили с ума, даже умирали. Я имею в виду вашу тётю – Злату Григорьевну Брайнину. Они ведь ничего не понимали. Выслушав в Питере Илью Марковича, шеф принял решение внести за вас залог и тем самым помочь вам, вашей семье. На счастье, адвокат Фельдзамен как раз вернулся из отпуска, включился в работу – и вас освободили. Да, вы знали, что находитесь под наблюдением с того самого момента, как покинули камеру Бутырской тюрьмы, но не подозревали о другом. Наши люди не только ездили и ходили за вами по городу, но ещё и собирали сведения о вашем прошлом, обо всей вашей жизни. Делали это для того, чтобы понять, почему вы в разные моменты поступали именно так, а не иначе. Хотели понять вас… Мы собирали именно сведения, а не улики, не компромат, которых и так хватает. И в ходе этой нашей работы выявились такие обстоятельства, о которых уже нельзя молчать. Я предлагаю вам встретиться без свидетелей, на нейтральной территории, с господином Озирским. Я тоже хотела бы присутствовать, если не возражаете. Вас устраивает такой вариант?

– Устраивает.

Дина откинула со лба искрящуюся, аспидно-чёрную прядь волос. Пошевелила тонкими длинными бровями, пристально взглянула на меня. Её эмоции я могла бы охарактеризовать одним словом – любопытство. Ей не было страшно, она не хотела мне угодить или, наоборот, навредить. Она просто интересовалась мной.

– Я вам задаю ещё один вопрос. Вчера вы не просто наблюдали за мной. В ресторане вы чего-то очень испугались. Я затылком, спиной, всем телом чувствовала ваш настороженный, потрясённый, временами сумасшедший взгляд. Вы ведь профессионал; и должно было произойти нечто совершенно невероятное, чтобы вы настолько потеряли контроль над собой. Будьте откровенны, Оксана, если требуете откровенности от меня. Вам легче, потому что ваши слова против вас использоваться не будут. – Дина глубоко затянулась уже второй сигаретой.

– Вы – женщина, вы – мать… – Я почувствовала, что мне не хватает воздуха, а горло стиснула огромная горячая рука. – Были матерью, – поправилась я, и Дина вздрогнула, прикусила нижнюю губу, но смолчала. – И вы, вероятно, сможете представить, что чувствовала я, когда видела рядом с вами в ресторане своего первого мужчину, к тому же отца моей маленькой дочки…

– Неужели?! – Дина утратила свою холодность, и саркастическая усмешка пропала из её глаз. – Антарес был вашим первым мужчиной?.. И у вас родился ребёнок?! Вот это да, никогда бы не подумала!