М.Ю. Лермонтов. Фантазии и факты - Оксана Николаевна Виноградова

Лермонтова. Это осложняет восприятие текста. Распространен взгляд на роман как на произведение нравоописательное, что справедливо лишь отчасти. Вообще, было бы странно, если бы Лермонтов после стихотворения «Смерть поэта» вдруг принялся бы за роман, где нравы общества и любовные истории являются доминирующими (по этой причине Лермонтов прекратил работу над романом «Княгиня Лиговская»). Скорее всего, поэт хотел бы «расширить» мысль, создать «панораму в прозе» следующих строк:

Но есть и божий суд, наперсники разврата!

Есть грозный суд: он ждет;

Он не доступен звону злата,

И мысли, и дела он знает наперед.

Но Лермонтов уже очень осторожен. Поэтому пристальное внимание надо обратить на предисловие ко второму изданию романа «Герой нашего времени», где автор сетует на читателей, которые увидели в Печорине портрет автора:

…они не читают предисловий. А жаль, что это так, особенно у нас. Наша публика так еще молода и простодушна, что не понимает басни, если в конце ее не находит нравоучения. Она не угадывает шутки, не чувствует иронии; она просто дурно воспитана. Она еще не знает, что в порядочном обществе и в порядочной книге явная брань не может иметь места…283

Кроме того, что Лермонтов дает понять отсутствие аналогии между ним и Печориным, он говорит о том, что особенно в России нельзя открыто обозначать свое противостояние, нельзя открыто воевать против большого света и потому только эзоповым языком можно обозначить свою позицию. Интересно, что смысл слова «ирония», употребленного в данном отрывке, отличается от современного толкования. В начале XIX века слово «ирония» Владимир Иванович Даль в своем словаре описывал так: «речь, которой смысл или значение противоположно буквальному смыслу слов; насмешливая похвала, одобрение, выражающее порицание…»284. Запомним этот момент.

Начало «Бэлы»:

Я ехал на перекладных из Тифлиса. Вся поклажа моей тележки состояла из одного небольшого чемодана, который до половины был набит путевыми записками о Грузии. Большая часть из них, к счастию для вас, потеряна, а чемодан с остальными вещами, к счастью для меня, остался цел285.

В первом же абзаце автор от имени неизвестного рассказчика опять подчеркивает мысль о том, что читатели лишены прямого понимания произведения: черновой вариант к рассказу «Бэла» отсутствует. Этим рассказом М.Ю. Лермонтов открывал цикл из пяти частей («Бэла», «Максим Максимыч», «Тамань», «Княжна Мери», «Фаталист»), входивших в «Героя нашего времени». Заметим особенность названий: это название образов, главных образов каждой части романа. Наверное, можно было бы озаглавить части иначе: к примеру, «Любовное приключение на Кавказе», «Случай в логове контрабандистов», «Дуэль» и т.д… Но М.Ю. Лермонтов уже названиями указал, на что надо обратить внимание.

Развитие сюжета «Бэлы» начинается с того, что рассказчик знакомится с штабс-капитаном Максимом Максимычем. Максим Максимыч (фамилия неизвестна) повествует о Бэле. Потом (во второй части) рассказчик повествует о Максиме Максимыче, а остальные три части романа – это дневники офицера, которые тот подарил Максиму Максимычу, а тот, в свою очередь, – Печорину. Получается, что без подарка Максима Максимыча читатель не узнал бы ни «Тамани», ни «Княжны Мери», ни «Фаталиста». Кроме того, роман завершается фразой о том, что Максим Максимыч «вообще не любит метафизических прений», что подталкивает к философскому осмыслению как образа начальника крепости, так и всего романа в целом. Следовательно, ключ к пониманию романа – образ Максима Максимыча.

В лермонтоведении вслед за В.Г. Белинским сложилась традиция, говоря о Максиме Максимыче, упоминать о том, какая у него «чистая душа, золотое сердце»286, или о том, «какое теплое, благородное, даже нежное сердце бьется в груди»287 штабс-капитана. Из огромного потока подобных оценок выделяются две работы: Е.Н. Иваницкой288 и Г. Волового-Борзенко289, где авторы отступают от традиции.

Первое, что обращает на себя внимание, – имя и отчество штабс-капитана. Неужели у М.Ю. Лермонтова было мало воображения и он не мог придумать отчество, отличное от имени персонажа? Зачем надо было перемешивать между собой рассказы, располагать их не в хронологическом порядке, начинать и заканчивать повествование каким-то Максимом Максимычем?

Имя Максим происходит от латинского слова «максимус» – величайший, превеликий. Дважды величайший! Кто во времена М.Ю. Лермонтова в России мог именоваться величайшим… Только император Николай I. Но почему дважды? И тут обнаруживается интересный факт, прекрасно известный современникам М.Ю. Лермонтова: Николай I – единственный император за всю историю Российской империи, который был коронован дважды: в 1826 году в Москве и в 1829 году в Варшаве (Польша).

До «Героя нашего времени» М.Ю. Лермонтов писал роман «Княгиня Лиговская» (на наш взгляд, в фамилии правильнее ставить ударение на первый слог), но намеренно прекратил работу над ним. В «Княгине Лиговской» есть не только Печорин и его возлюбленная Вера, но и персонаж с «двойным» именем: Степан Степанович (имя Степан с древнегреческого переводится как венец, корона). Фамилия Степана Степановича – Лиговской.

Известно, что М.Ю. Лермонтов возвеличивал Москву перед Петербургом, который для поэта ассоциировался с развратом, лицемерием и продажностью. Один из главных каналов Петербурга начала XIX века – Лиговский канал. По сей день многим и не петербуржцам известен Лиговский проспект – едва ли не основная магистраль Санкт-Петербурга. Ассоциация с императором и столицей Петербурга в «Княгине Лиговской» несомненна. Но вот в «Герое нашего времени» у «дважды великого» Максима Максимыча фамилии нет. Это странно: такой значимый персонаж и без фамилии, как безродный. Не выразил ли Лермонтов таким способом (отсутствие фамилии у Максима Максимыча) царящие после 1825 года настроения в обществе, когда многие полагали, что престол Николай I занял незаконно? Обратим еще внимание на то, что в отчестве «Максимыч» нет суффикса «-ович», который указывает на родственные отношения, на связь носителя такого отчества с отцом. (Суффикс «-ыч» характерен для простонародной, убыстренной речи…)

Очевидно то, что М.Ю. Лермонтов как минимум в двух произведениях описывал похожий образ «дважды великого» человека. В «Герое нашего времени» характеристика данного образа расширяется: Максим Максимыч еще и военный, хозяин русской крепости. Любовь Николая I ко всему военному общеизвестна…

Бэлу, в сущности, убивает Максим Максимыч. Видя, что Казбич похитил девушку и пытается уйти от погони, Максим Максимыч с Печориным преследуют похитителя. Печорин стреляет в ногу лошади, и Казбич соскакивает с Бэлой на руках. Далее, со слов Максима Максимыча: «Он (Казбич – О.В.) что-то закричал по-своему и занес над нею кинжал…»290. После чего тут же «наудачу» выстрелил Максим Максимыч, предположив после, что пуля попала в плечо Казбичу, вследствие чего тот опустил руку.

Вот тут можно пофантазировать. Казбич требовал возможности уйти в обмен на жизнь Бэлы? Стал бы стрелять Печорин, предполагая, что это может привести к смерти девушки? Мог ли случайно раненный Казбич опустить руку с кинжалом так,