Зови меня Лео. Том I - Ростислав Левгеров

– Граф Теоду собственной персоной.

– Ему, как я посмотрю, весело.

– Как же иначе, – риторически замечает Дантеро. – Что худо Робашу, то добро Теоду, как говорят в народе.

Между тем, совершенно по-идиотски ржущего Анри уводят, схватив под белы ручки. Робаш заламывает руки, топчется около дочери, мешая лекарям, льет слёзы.

– Вот это да! – хлопнув кубком по столу во всеуслышание говорит князь. – Это что за дичь, барон? Тоже часть представления?

– Не знаю, не знаю! – плачет Робаш. – Какое-то помрачение, помрачение!

– Он, случаем, не «пестой» заражен? Может, ему того – голову с плеч? А? Пока не поздно.

– Что вы говорите, мой господин, что вы говорите! Это происки врагов! Ему подсыпали яд в кубок! Точно яд! И я подозреваю, кто это может быть. Я подозреваю! Кляйвус, ну вы-то хоть скажите! Хоть что-нибудь!

Кляйвус, аккуратно вытерев губы салфеткой, говорит:

– Спешу успокоить, это точно не «песта». К сожалению, здоровье юного Анри оставляет желать лучшего. Так что, ничего удивительного здесь нет. Я займусь им, с вашего позволения. Прошу, продолжайте, не стоит прерывать такой замечательный праздник.

Генриетту вместе с голосящей мамашей тоже уводят.

– На кого вы намекаете, барон? – развалившись в кресле, интересуется князь.

– Не буду говорить, я приличный человек.

– Когда Таб хочет покарать, он карает детей! – полным презрения голосом чеканит Теоду.

– Ну, знаете!.. – вскидывается Робаш.

– Так, господа, успокоились! – обнаруживает командирскую жилку князь. – Теоду! Еще слово – и вы пожалеете! Извинитесь немедленно!

Теоду поднимается.

– Ладно, я погорячился, – сухо поклонившись, говорит граф. – Искренне прошу прощения. Признаться, увиденное так впечатлило меня, что я опрометчиво поддался эмоциям. Еще раз, прости меня, старина Робаш.

Барон какое-то время дуется, но, выслушав камердинера, заметно оживляется и благосклонно кивает. Наверное, камердинер доложил, что всё хорошо. Пальца нет, но доченька в порядке. Палец в брюхе сыночка, но он тоже в порядке.

– Ну вот и отлично! – подытоживает князь. – Может, продолжим веселье? Ну не печалься, барон, подумаешь, останется Генриетта без пальчика. Отныне она будет Генриетта беспалая, ха-ха!

Все дружно ржут. Нет, ну не мразота? Чувствую, что этого хлыща я уже начинаю ненавидеть.

Барон уже багровый. Сидит, пыхтит, только что дым из ушей не валит.

– Давай, неси игрушку! – не унимается князь. – Чем ты там хотел похвастать? Не только же алхимическим вином и людоедскими наклонностями твоего наследника. И какая муха его укусила? Так-то Анри всегда любил закладывать за воротник. Но чтобы такое… Он не с Блуда берет пример, нет? – Народ рофлит, как припадочный. – Ладно, ладно, не злись. Ты же знаешь меня! Я просто дурачусь. По-дружески, всего лишь по-дружески. Тащи свой магический артефакт. Как он там называется? Ты помнишь, Алия, сладенькая?

– Спроси лучше у Марии, – тут же крысится княгиня. – Или у Матильды, Марты, Эклозии, с кем ты там еще таскаешься…

– Опять начинаешь?

– Ну тебя!

– Умоляю тебя, пупсик! Ради нашего ребеночка, не волнуйся ты так. – Князь целует супруге ручку. – Ребеночку нужно спокойствие. – Чмок, чмок, чмок. – Так, барон, хватит дышать так, будто это ты рожать собираешься в скором времени, ха-ха! Неси свое «Сердце Альвы»! Хоть одним глазком взглянуть на чудо чудодейственное.

__________

[1] Марго со своим спутником Аннибалом – Маргарита Наваррская и Аннибал де Коконас – герои романа Александра Дюма-отца «Королева Марго».

[2] Джим Моррисон (Jim Morrison, 1943 – 1971) – рок-музыкант, лидер и вокалист группы «The Doors».

Глава 17. Беззаботны, легки

– Ну? – уже настойчиво вопрошает Эгельберт. – Мы ждём. Вы с Кляйвусом так нахваливали свой магический алмаз, столько про него рассказывали, расписывали его достоинства, что нам всем стало жутко интересно, что за штукенция такая, правда, пупсик? Хоть одним глазком глянуть… Правда, пупсик?

– Ой, да ну тебя… – машет рукой «пупсик».

– Неси же, дорогой мой толстячок, неси скорее, – требует князь, пропустив мимо ушей мягко говоря совсем не восторженную реакцию супруги.

Робаш колеблется, но, заметив, что на него обращены все, без исключения, взоры гостей, соглашается.

– Одну минуточку, – говорит он, оттягивая свой брыжжевый накрахмаленный воротник, так, словно ему вдруг становится жарко. – Позвольте всё организовать. Я сейчас, сейчас.

Сказавши это, наш «толстячок», как мило обзывает его князь Эгельберт, спешно удаляется, вытирая белым платочком обильно проступающий на лбу пот.

Ожидание. Эгельберт скучающе поглядывает по сторонам, постукивает унизанными перстнями пальцами по столу, задерживая взгляд, что вполне объяснимо, на молодых женщинах, включая меня. Это просекает Алия и внезапно вскидывается:

– Что это?

– Ты о чем, ненаглядная?

– Куда смотришь?

– Не понимаю, что ты имеешь в виду, свет очей моих?

– Кто она? Признавайся!

– Ты говоришь загадками, милая, Может, попробуешь вот этот кусочек грудинки? Очень аппетитный с виду. А? Смотри, какой сочный. Ну, открой ротик…

– Не заговаривай мне зубы! С какой из собравшихся ты собираешься переспать нынче ночью?

– Тебе нельзя нервничать, пупсик… Прошу тебя, радость моя, успокойся.

Но скандал между венценосными особами, к вящему неудовольствию уже навострившихся было гостей, разгореться не успевает, так как одной из женщин становится плохо. Она блюёт прямо на стол.

– Фу! – брезгливо скривив тонкие губы, говорит Алия. – Кто-нибудь, уведите же ее поскорее. Лёр милосердный, какая невоспитанность! Где это видано! О нравы, нравы!

Что-то мне это нравится всё меньше. Замечаю признаки дурноты у многих: кто натужно вздыхает, кто уже дышит так, словно ему сейчас днище пробьет, кто усердно обмахивается веером, а на некоторых проступает болезненная бледность – это заметно, даже несмотря на маскарад. Один вельможа, болезненно икнув, говорит:

– Послушайте, господа! А не кажется ли вам, что у амброзии несколько… как бы сказать, странный привкус? Какой-то железистый, что ли…

– Вам тоже так показалось, Карл? – спрашивает князь. – То-то я думаю, странное винцо. Надо бы поосторожней с пойлом этого гусака Кляйвуса… А может, подвергнуть его допросу с пристрастием? Мастер Франц, он ведь любит таких голубчиков…

Не знаю, в какие дали зашли бы предположения о том, что с алхимическим вином не так, и кому пора лишаться головы, но возвращается Робаш и приглашает всех в парадный зал. Вижу, как Теоду начинает дергаться, подзывает помощника, отдает какие-то распоряжения.

– Всё, Данте, – говорю, – похоже