Сиасет-намэ. Книга о правлении вазира XI столетия Низам ал-Мулька - Низам аль-Мульк

отпустил, и вельможи не вступились за Ардума во время одного пиршества. Тогда он снова начал благоволить к Ардуму, предал этот случай забвению.

Теперь вернемся к нашему разговору. Всякий раз как приказывают |144| должность людям неведомого происхождения, безвестным, неодаренным, а известных и даровитых оставляют без дела и одному лицу приказывают пять-шесть должностей, а другому не приказывают и одной должности, — это является доказательством невежества и неспособности вазира. Наихудший враг тот, кто приказывает десять должностей одному человеку, а десяти людям не приказывает и одной должности; в таком государстве будет так много лиц обойденных и бездеятельных, что нельзя и представить.

Рассказ. Это вот на что похоже: если кто стремится к разрухе в государстве, а все время внешне проявляет бережливость в расходах и уверяет владыку, что мир — спокоен, что нигде нет врагов и противников, которые могли бы оказать сопротивление, что вот около четырехсот тысяч всадников состоят на содержании, тогда как было бы достаточно и семидесяти тысяч, а во всякое время при важных обстоятельствах можно назначить и других; кормление и содержание следует придерживать; таким образом, получится ежегодно несколько тысяч динар сбережения, и в короткое время казнохранилище станет полным. Когда эту мысль султан выскажет, я буду знать, чьи это слова, и кто желает смуты в царстве! Ведь, если содержат четыреста тысяч людей, то у господина будут вне всякого сомнения Хорасан, Мавераннахр, Кашгар, Баласагун, Хорезм, Нимруз, Ирак, Парс, Сирия, Азербайджан, Армения, Антакия, Бейт ал-Мукаддас.[303] Надо, чтобы вместо четырехсот было бы семьсот тысяч всадников, — тогда владений было бы еще более: у господина были бы Синд, Индия, Туркестан, Чин, Мачин, была бы в повиновении даже Абиссиния, Бербер, Рум, Египет, Магриб. Когда же имеют вместо четырехсот тысяч — семьдесят тысяч, должны будут вычеркнуть из дивана имена трехсот тридцати тысяч человек, и во всяком случае еще триста тридцать тысяч человек к тому же числу прибавится, дабы быть живу.[304] Когда они потеряют надежду на эту державу и будут сброшены со счета, они добудут „владыку кулаха“,[305] сделают кого-либо саларом над собой, повсюду будут совершать набеги, столько доставлять хлопот, что из-за того дела опустошатся наследственные казнохранилища. Государством можно владеть через людей, а человеком через золото. Если кто-нибудь скажет царю: „бери золото и отпусти человека“, тот поистине враг царю, хочет |145| зла и смуты, ибо золото также приходит через человека. Не надо слушать речей такого лица![306] Также обстоит дело и в отношении амилей, не занятых службой. Тех, кто выполнял в державе большие службы, значительные должности, стал почтенным и славным, получил право на вознаграждение за заслуги, не следует лишать этого права, это — нецелесообразно и не по-человечески; надо им приказать должность, чтобы пожаловать содержание по разуму их потребностей, чтобы они не были лишены своей доли, одни через отправление своих обязанностей, другие — от державы. Существует еще группа лиц: улема, даровитые люди возвышенных искусств, потомки пророка[307], они имеют долю в казне, заслуживают внимания и вспомоществования. Никто вот не приказывает им службы, они не получают ни вспомоществований, ни милостей, остаются лишенными средств к существованию и помощи державы. А может подойти такое время, когда доверенными государя становятся люди недобрые, неблагожелательные, которые не уведомляют государя о положении этих имеющих права на помощь лиц, не приказывают должностей людям, находящимся не у дел, не дают стипендий потомкам пророка и людям знания. Тогда эти лица, потеряв надежду на державу, становятся зложелательными по отношению к державе, порицают руководителей дивана, смущают вельмож государя, оказывают помощь любому лицу, обладающему снаряжением, войском и казнохранилищем, восстают против государя; государство приходит в смятение. Так-то они поступили во времена Фахр ад-даулэ.

Рассказ. В городе Рее, во времена Фахр ад-даулэ,[308] вазиром которого был Сахиб-Аббад, жил один богатый гябр, которого звали Бузурджумид. Он построил для себя на горе Табарек[309] сутудан, который и сейчас стоит на том месте, теперь его называют Дидэ-и-сипах-салар — „дозор воевод“; он находится выше гробницы Фахр ад-даулэ. Много труда и золота из казнохранилищ истратил Бузурджумид,[310] чтобы закончить сутудан с двумя покрытиями на вершине той горы. И был человек, исполнявший обязанности Мухтасиба, его звали Ба-Хорасан.[311] В тот день, когда сутудан был окончен, он взобрался туда, под каким-то предлогом, и громко прокричал намаз. Сутудан стал недействительным (?). После этого тот сутудан и назвали Дидэ-и-сипах-салар. И случилось так: под конец |146| правления Фахр ад-даулэ фискалы донесли ему; „каждый день сорок человек отправляются к этому Дидэ-и-сипах-салар; остаются там до захода солнца, затем спускаются вниз и рассеиваются по городу. Если кто у них спрашивает: „За каким делом каждый день вы туда ходите?“ Отвечают: „Для развлечения“. Фахр ад-даулэ приказал: „Приведите их ко мне и принесите все, что увидите у них“. Люди из придворных пошли, отправились на ту гору, но не смогли войти в то место. Они закричали снизу, те услышали, поглядели вниз, увидели хаджиба Фахр ад-даулэ с людьми свиты. Спустили лестницу. Когда хаджиб и другие поднялись, они увидали расставленные шахматы, разложенные нард, чернильницу, калем, бумагу, скатерть с пищей, кувшин с водой, глиняный кувшин и...[312] Хаджиб сказал: „Вас зовет Фахр ад-даулэ“. Они пошли к Фахр ад-даулэ. Случилось, что около Фахр ад-даулэ был Сахиб-Кафи. Спросил у них: „Вы что за люди? зачем ходите каждый день в эту дозорную башню?“ Ответили: „Для развлечения“. Сказал: „Развлечение могло длиться один два дня, а вот уже долгое время, как вы скрываете это дело. Говорите по правде, что делаете?“. Ответили: „Ни для кого не тайна, что мы — не воры, не кровники, не соблазнили ни жену, ни ребенка кого-либо, никто никогда не приходил к царю с жалобой на какую-либо обиду с нашей стороны. Если царь даст нам пощаду, скажем, что мы за народ?“ Фахр ад-даулэ сказал: „Ручаюсь за безопасность вашей жизни и имущества“, и произнес клятву. Они сказали: „Мы — дабиры и владетельные лица — остались без дела, этою державою обойдены и обездолены. Никто нам не приказывает службы, не обращает на нас внимания. Мы же прослышали, что в Хорасане объявился государь, зовут его Махмуд. Он привлекает к себе даровитых и красноречивых, не позволяет им погибнуть. Вот мы теперь прилепились к нему сердцем, отвратив надежду от этого государства. Каждый день мы ходим туда, беседуем друг с другом и жалуемся на судьбу. У всякого, кто едет по дороге, расспрашиваем о Махмуде, пишем