Настоящий полицейский (СИ) - Прохоров Иван

Кто-то спросил, нужна ли скорая.

Игорь присел рядом с матерью.

– Я сделаю все, чтобы вернуть их тебе, обещаю, только не делай этого.

– Ты? – Она подняла на него растерянный взгляд и долго смотрела в его лицо.

– Сумасшедшая! – Крикнул кто-то. – На глазах собственного ребенка чуть не убилась!

Мать как будто привели в чувство эти слова. Она поднялась и взяла Игоря за руку, как в детстве.

Они спустились с моста, мотоцикл лежал на разбитом тротуаре. Игорь поднял его, уселся, завел двигатель. Посмотрел на удивленную мать.

– Садись, поедем домой.

– Откуда у тебя мотоцикл?

– Мам… – Игорь с укором посмотрел на нее – дескать, не тебе сейчас удивляться странному поведению своих близких.

Она с сомнением смотрела на Игоря, а потом просто молча села на заднее сиденье и крепко обняла его сзади. А когда, набрав скорость, мотоцикл покатил по Донбасской улице, положила голову ему на плечо.

Дома Игорь пристально наблюдал за матерью, но она вела себя так, будто ничего не случилось. Разве что была дружелюбнее больше обычного, что можно было списать на красоту Анны Вайсс, которую она с удивлением обнаружила в своем доме.

– Твои друзья? – Спросила она так, будто не знала Славика.

Странно было видеть мать, которая пережила саму себя. Словно это был другой человек.

– Мам, ты в порядке?

Она ожесточенно терла руки мылом над кухонной мойкой, с загадочной улыбкой глядя на Игоря – с той улыбкой, с какой все матери, должно быть, глядят на своих сыновей, узнав, что у них завелась первая подружка.

– Ну, мам хватит так смотреть. Скажи, что ты в порядке, мне надо отойти ненадолго.

– Я приготовлю тебе ужин, – сказала она, вытирая руки полотенцем, – и яблочный пирог. Только вот… яблок нет!

– Не беспокойся, я не очень хочу есть.

Она коснулась своей теплой пахнущей теперь мылом рукой его лица, погладила по щеке.

– Ты любишь яблочный пирог. Больше никто его не любит – мой яблочный пирог любишь только ты. Я плохо готовлю его, просто всякий раз забываю посмотреть рецепт. Но тебе почему-то нравится.

– Мне нравится, что он не слишком сладкий и не слишком кислый.

– Я давно его не готовила…

В прихожей, где до того тихо переговаривались Аня и Славик, ожидая его, теперь царило напряженное молчание.

– Мам…

– Когда последний раз? – Перебила она. – Ты был в третьем классе, кажется…

Она подняла глаза к потолку, будто и впрямь решила вспомнить, когда он последний раз клянчил у нее яблочный пирог.

– Мам…

– Да, точно, ты был такой смешной, любил надевать дедушкину шапку и изображать Горбачева.

Игорь закатил глаза.

– Ты повзрослел…

– Мам, мне пора…

Она неожиданно обняла его, и он почувствовал, что снова вокруг, словно все расплывается.

– Прости меня, – прошептала она ему в ухо, а вслух сказала то, чего никогда раньше не говорила, – не задерживайся, сынок.

– Твоя мама такая молодая, – сказала Аня, когда они вышли на улицу.

– Она родила меня, когда ей было семнадцать.

– Она любит тебя.

Игорь уловил удивление в ее голосе. Наверное, она думала о себе в этот момент, иначе бы ее слова не прозвучали столь абсурдно.

– Разве не все матери одинаковы?

– Не все.

До сегодняшнего дня Игорь с ней бы согласился, но теперь соглашаться не хотелось.

На улице темнело, начинался неприятный дождь. Славик был серьезен – он всегда нервничал, когда после школы не удавалось появиться дома – его мать обижалась и устраивала для него изнуряющую пытку молчанием.

– Чувак, я бы хотел спросить, когда ты научился водить мотоцикл и куда ты ездил, но пока тебя не было, мы посмотрели рисунки Макса, и я понял, что ты далеко не самый загадочный чувак в вашей семье. Обещай, что все мне расскажешь…

– Обещаю. Куда мы идем, Славик?

– На стадион. Точнее за стадион.

Они дошли до конца Новой улицы, обогнули одноэтажное здание противотуберкулезного диспансера, вышли к стадиону, перед которым возвышались стелы с вертикальными буквами «Металлург». Когда-то в детстве Игорю удавалось, покорять букву «Г».

Дождь стал назойливо-моросящим, в сумраке в мокрый лес заходить не хотелось и к собственному удивлению, Игорь обнаружил, что Славик видимо, насмотревшись жутких рисунков Макса, немного боялся, в отличие от Ани, которая с азартом искателя приключений ступала в своих белоснежных кроссовках по влажной земле.

Они миновали надписи краской на бетонном заборе стадиона «РЭП – КАЛ» и «Жора маньяк сЭксуальный» – их он вспомнил, как уже привык вспоминать здесь почти на каждом шагу материализовавшиеся приметы своего детства.

Как полицейский, Игорь знал, что место опасное для детей – плотные кусты, лес, под ногами бутылки, сигаретные пачки, и возможно шприцы.

– Вот тут, – Славик раздвинул ветки кустов.

На них смотрела голова серны со светящимися глазами, нарисованная на заборе.

Рисунок выделялся среди позднесоветских граффити качественным исполнением.

Игорь направил на него луч фонаря. Глаза нарисованного животного «зажглись», возможно, какой-то эффект из-за отражения. Больше всего удивляли не детализация и профессионализм, с которыми был исполнен рисунок, а то, как его удалось нарисовать на грязной бетонной стене среди столь плотных зарослей. Под кустами валялись обрывки газет, использованных в качестве туалетной бумаги.

– Это же никакая не тропа, а просто рисунок! – Разочаровано сказала Аня.

Святая наивность. Неужели, даже эта умница верила в чудеса и что они реально найдут какую-то волшебную тропу.

Игорь подошел к рисунку, осмотрел его, потрогал краску – она была гладкой наощупь, будто глазурованной и производила впечатление высокого качества, в отличие от того, чем были начертаны глупые надписи по соседству. Краска была фиолетовой, а глаза серны – желтые, только два вертикальных зрачка черные.

– Похоже на рисунки твоего брата. – Аня подошла ближе. – Жуть! Это он нарисовал?

– Не думаю, – Игорь направил луч фонаря под ноги. Там валялось что-то похожее на тюбик.

– Может это какая-то секта? – Предположил Славик. – Разводят малолетних и все такое?

Версия Славика звучала убедительно. Игорь заметил над правым рожком серны набор цифр. Он достал блокнот и тщательно переписал их. Дождь усилился, забарабанил по листьям и размазал некоторые цифры на листке.

– Может, пойдем, чувак?

Аня подошла совсем близко, Игорь увидел, что она замерзла, губы ее слегка дрожали.

– Там какой-то мужик странный, – прошептала она.

– Где?

– Там у дерева.

Игорь выбрался из кустов, посмотрел в чащу – в глубине у дерева метрах в десяти действительно стоял какой-то мужик, а точнее парень лет двадцати пяти в современном (по меркам времени будущего Игоря) костюме, с тонким красным галстуком с ослабленным узлом. Одной рукой он держал зонт, а другой какой-то ручной прибор, который постоянно складывался как бабочка. Самое неприятное и жуткое заключалось в том, что он смотрел прямо на них.

– Погнали отсюда, – потянул его Славик, – это из тех додиков, что показывает член.

Они вышли на тропинку, а человек в костюме как раз двинулся на них. Он смотрел прямо на Игоря, а по мере его приближения, прибор-бабочка в его руке замедлял свое «порхание». Мокрая трава хлестала его прямо по его ногам и брюки парня ниже колен насквозь промокли.

Анна и Славик торопливо зашагали по тропинке, но вынуждены были остановиться, заметив, что Игорь остался и светил в лицо приближающемуся к нему парню. Парень улыбался, на бледном лице – намек на черную бороденку, волосы у него были длинные волнистые, а черты лица мелкие. По мере приближения, Игорь увидел, что костюм на нем был качественный, возможно «Бриони», только сидел он на нем так, будто парень надевал его очень редко и только по необходимости. Красный галстук светился почти как глаза серны.

Подойдя к Игорю метра на два, парень остановился и стал молча смотреть на него.