Давид Сасунский - Наири Егиазарович Зарьян

Голос Горлана Огана прокатился по горам и долам и наконец, грохоча, рокоча, достиг Давидова слуха. Давид, скрученный и перекрученный железными цепями, сидел в преглубокой яме.

— Эге! — сказал он. — Это дядин голос!..

Сказал и воззвал:

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Хлеб, вино, вездесущий господь!

Богородица-на-горе!

На плече моем Ратный крест!

Помогите врага побороть!

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Воззвал Давид, встряхнулся, порвались на нем железные цепи, выскочил он из ямы, предстал перед Мсра-Меликом и сказал:

— Ну что, Мсра-Мелик?.. Будем мы с тобой на заре по-честному драться иль нет?

Мсра-Мелик онемел со страху. Он не смел подойти к Давиду.

Вышел Давид из шатра, туда-сюда — нет Конька Джалали. Побежал за ним Давид на Цовасар. Горлан Оган издали увидел его, позвал:

— Эй ты, сумасброд сасунский, иди сюда! Здесь твой Конек Джалали!

Давид приблизился к дяде, руку ему поцеловал, поблагодарил. А Конек Джалали был обижен, держался поодаль. Давид издали просил его, молил. Наконец конь смилостивился и подпустил к себе хозяина. Сел Давид на Джалали и сказал:

— Ну, дядя, теперь ты поезжай в Сасун, а я помчусь на бой!

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Давид погнал коня к Молочному роднику убил там дикого барана, зажарил, съел, воды напился, лег спать, проспал до утра, на заре помчался к ратному полю, осадил коня у шатра Мсра-Мелика и крикнул:

— Вставай, Мелик! Вчера ты меня обманул, бросил в яму. Что мы будем делать сегодня?

Точно обвал в горах, прогрохотал голос Давида. Конек Джалали выпустил из ноздрей столбы огня. Меч-молния грозно засверкал на солнце.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Вышел Мсра-Мелик из шатра и сказал:

— Давид! Давай помиримся! Я тебе дань стану платить, стану твоим подданным, только не нужно сражаться!

— Мы должны не мириться, а биться! — отрезал Давид.

Тут Мсра-Мелик убедился, что на мир Давида ему не склонить.

— Давид! — сказал он. — Как же мы будем друг друга бить — как попало или по очереди?

— Хочешь — как попало, хочешь — по очереди, — отвечал Давид.

— По очереди, — решил Мсра-Мелик.

Будь по-твоему, — согласился Давид.

— Давид! А чей первый удар — мой или твой?

— Твой, Мелик, — отвечал Давид. — Первые три удара пусть будут твои. Я — сирота, обо мне плакать некому. А у тебя жена, мать, сестра. Коли я тебя, дай-то бог, убью, они будут о тебе плакать. Ты мой старший брат, ты родился раньше меня, значит, первые удары — твои. Начинай!

Давид стал на середине Леранского поля.

Взял Мсра-Мелик свою трехсотпудовую палицу, сел на каракового жеребца-шестинога, доскакал до Батманского моста, поворотил коня, разогнался, налетел и ударил — трах!..

Земля разверзлась, пыль поднялась и занавесила небо. Солнце затмилось.

— Прахом ты был, Давид, и в прах возвратился! — сказал Мсра-Мелик. — Вот только жаль, что мы тебя кормили да холили, а убили одним ударом!

Но тут из пыльной мглы донесся голос Давида:

— Нет, Мелик, я еще жив! Ты только первый удар нанес? Наноси второй!

Пыль улеглась. Смотрит Мсра-Мелик — Давид преспокойно сидит на коне. Подъехал к нему Мсра-Мелик и сказал:

— Давид! Давай помиримся! Я тебе дань стану платить, стану твоим подданным, только давай помиримся.

— Так я тебе и поверил! — молвил Давид. — У нас с тобой вражда старинная. Наноси удар!

— Э-эх!.. — воскликнул Мсра-Мелик. — Я слабый разгон взял и размахнулся не изо всей силы-мочи.

На этот раз Мсра-Мелик до Диарбакира доскакал, поворотил коня, разогнался, налетел и ударил — трах!..

От взмаха его палицы земля потряслась и в семи местах треснула. Заклубилась пыль и занавесила небесный свод. Ночью не было видно луны, а днем — солнца. Два дня и две ночи закрывали Давида облака пыли.

— Прахом ты был, Давид, и в прах возвратился, — сказал Мсра-Мелик. — Вот только жаль, что мы его растили и кормили зря: сумасшедший он, пришлось его убить.

Но тут из пыльной мглы донесся голос Давида:

— Нет, Мелик, я еще жив! Наноси последний удар!

Осатанел Мсра-Мелик.

— Э-эххх!.. — воскликнул он. — Опять я слабый разгон взял и размахнулся не изо всей силы-мочи. Сейчас ты увидишь, Давид!..

Доскакал Мсра-Мелик до Мсыра, поворотил коня, взмахнул трехсотпудовой палицей, вот уж он мчится, мчится, мчится, примчался, ударил — тррраххх!

Гул удара слышен был на протяжении сорокадневного пути, земля потряслась, поле растрескалось в сорока местах. «Это — землетрясение!» — подумали мсырцы. Облака пыли клубились до самого небосвода, затуманили его, занавесили. Три дня и три ночи не было видно ни солнца, ни луны. Три дня и три ночи закрывала Давида, пыльная тьма.

— Прахом ты был, Давид, и в прах возвратился, — сказал Мсра-Мелик. — Вот только жаль, что мы его кормили, растили зря: непокорная он голова, вот и пришлось мне палицу в ход пустить и прикончить его.

Но тут из-за густых облаков пыли донесся голос Давида:

— Нет, Мелик, я еще жив! Теперь мой черед. Эй, берегись!!!

Рассеялась пыльная тьма.

Смотрит Мсра-Мелик — Давид на Коньке Джалали, точно крепость, высится средь Леранского поля.

У Мсра-Мелика лицо пожелтело от страха, губы задрожали, ноги подкашивались.

Исмил-хатун на коленях подползла к Давиду.

— Давид! Мелик — твой брат! Не будь братоубийцей! — сказала она.

— Исмил-хатун! — молвил Давид. — Когда Мелик наносил удары, почему же ты не сказала: «Мелик! Давид — твой брат!».. А теперь, когда пришел мой черед, Мелик стал мне братом? Нет, на небе есть бог, а на земле — закон. Три удара нанес мне Мелик, три удара нанесу ему я.

Но тут взмолился сам Мсра-Мелик:

— Давид, прошу тебя, отпусти меня на семь часов! Я полежу у себя в шатре, отдохну, а потом ты нанесешь мне удар.

— Ступай! — молвил Давид.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Мсра-Мелик пошел к себе в шатер, залез в яму, вырытую для Давида, навалил на себя сорок буйволовых шкур, сорок жерновов, все свои доспехи, всю свою постель и крикнул из ямы:

— Давид! Теперь твой черед. Бей!

Приблизился Давид, оглядел яму, сказал:

— Как видно, наши предки не зря говорили: «Не рой яму другому, сам в нее попадешь».

Давид разгадал коварство Мсра-Мелика, но это не остановило его. Он произнес: «Хлеб, вино, вездесущий господь!..» — сел на Джалали, погнал его на Цовасар, выхватил из ножен меч-молнию, поворотил коня, взял разгон, налетел, вот-вот ударит… Но тут наперерез Давиду выбежала Исмил-хатун, грудь свою обнажила.

— Давид! — сказала она. — Я вскормила тебя сладким своим молоком, подари мне за