Давид Сасунский - Наири Егиазарович Зарьян

Давид сел на коня, молвил: «Хлеб, вино, вездесущий господь…», затем обернулся к народу и запел:

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Всем матерям кричу: «Прощай!»

Вы были матерями мне.

И сестрам я кричу: «Прощай!»

Вы все — родные сестры мне.

Прощайте, добрые друзья,

Простолюдины и князья!

Я блудным сыном был для вас,

Я досаждал вам столько раз!

Сасуна старцы и юнцы!

Вы все мне братья и отцы.

За чьим ни сядете столом,

Попомните меня добром!

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

А теперь вспомним про славную дочь Медного города, про жену Санасара-богатыря, мать Львораздирателя Мгера, Давидову бабку.

Сасунская царица Дехцун-цам, где ты? Почему ты больше не появляешься в сказе о царстве Сасунском?.. Потому не появляется Дехцун-цам, что, после того как Львораздиратель Мгер и его жена умерли, она затворилась в своем покое и дала себе обет:

— Пока не подрастет единородный Давид, пока не заменит он Львораздирателя Мгера, пока не облачится в доспехи его и оружия его не возьмет, пока не вспрыгнет на Конька Джалали, я из своего покоя никуда не выйду.

В тот день, когда Давид песней и игрой на трубе прощался с сасунским народом, молодая служанка принесла еду сасунской великой бабке. Дехцун-цам спросила служанку:

— Красавица! Я слышала, кто-то на дворе трубил в Мгерову трубу?

— А разве ты ничего не знаешь, мудрая жена? Давид отцовские доспехи надел, мечом-молнией препоясался, сел на Конька Джалали, трубит в отцовскую трубу, едет на бой с Мсра-Меликом.

Обрадовалась Дехцун-цам, на месте не усидела. Атласное ее покрывало истлело от времени, обтрепалось. Дехцун-цам вскочила, а покрывало осталось на тахте.

Давид проезжал мимо бабушкиного окна. Дехцун-цам высунулась в окно и увидела Давида на отцовском коне.

— Джалали, Джалали, милый ты мой Джалали! — воскликнула она. — У моего Давида нет отца — будь ему отцом родным! У моего Давида нет матери — будь ему родной матерью! Ты Санасару братом был — будь братом и его внуку! Ты Мгеру моему помощником был — будь помощником и его сыну! Отвези моего Давида на Цовасар к Молочному роднику и остановись там, а Давид пусть сойдет и живой воды напьется; а как напьется, сразу могучим станет. Оттуда отвези моего Давида к Порцакару — Камню испытаний. Пусть Давид ударит мечом по железному столбу. Коли перережет столб — пусть бросается в бой, а коли не перережет — пусть вернется домой, а потом снова пусть силу свою попытает.

И тут Конек Джалали заговорил человечьим голосом:

— Будь спокойна, мудрая жена! Я исполню твое повеление.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Давид побеждает в бою

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Конек Джалали понес Мгерова сына на Цовасар, остановился у Молочного родника и когда увидел, что всадник не думает слезать, то опустился на колени.

Давид решил, что конь притомился.

— Ах, чтоб ты себе шею сломал, Конек Джалали! — воскликнул Давид. — Я думал, ты через кровавые реки меня перенесешь, а ты ручейка испугался?

Давид ударил коня стременами и сломал ему ребро.

Конь рассердился.

— Что ты наделал, сумасброд сасунский? — вскричал он. — Ты сломал мне ребро! Вот я тебя сейчас подниму, зашвырну на солнце, и ты сгоришь!

— Ну, ну! — сказал Давид. — Я рожден от воды. Я к тебе под брюхо юркну!

— А я спущусь на землю, ударю тебя о камни, и ты разобьешься!

— Ну, ну! Я рожден от огня. Я к тебе на спину вспрыгну!

Тут Конек Джалали присмирел.

— Ах, сумасброд сасунский! — сказал он. — Ради твоего покойного отца я тебя прощаю. Ты забыл наставление твоей бабушки? Ты не видишь, что я стою у Молочного родника? Попей воды и на мое сломанное ребро чуточку брызни.

Тут только Давид понял свою ошибку. Тотчас же слез он с Джалали, в глаза его поцеловал, смочил ему бок ключевою водой и пустил пастись. Ключевая вода была целебная — в одно мгновенье зажило ребро у коня. Давид напился воды, лег у родника и уснул.

Конек Джалали загородил от солнца вспыльчивого своего ездока.

Через час проснулся Давид, и что же он увидел? За это время он так в теле раздался и так стал могуч, что шлем слетел у него с головы, с ног сапоги соскользнули, пояс валяется на земле, ворот кафтана не застегивается.

Встал Давид, из шлема выбросил семь пудов хлопка, и тогда шлем впору ему пришелся. Потом из сапог выбросил семь пудов хлопка, и тогда сапоги пришлись ему по ноге. А когда он меч-молнию к поясу привязал, оказалось, что меч едва доходит ему до колен.

Давид поднял отцовскую палицу, словно то не палица была, а перышко, вскочил на коня, погнал его к железному столбу, выхватил меч и на скаку перерезал столб. Обернулся Давид, смотрит: верхняя, отсеченная часть столба не упала, висит на нижней — так стремительно рассек его молния-меч. Давида зло взяло на себя, и он воскликнул:

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Ах, ноги мои! Не несли б меня на Цовасар,

Уж лучше б рука нанести не сумела удар,

Когда одним махом не рассекла Порцакар!

Пусть лучше навеки, навеки затмится мой взор,

Не видеть бы только бесславье мое и позор!

Отчизне моей любимой грозят полон и разор!

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Вдруг, откуда ни возьмись, налетел, вертя хвостом, буйный ветер-дракон, опрокинул Порцакар и вдаль полетел. Только тут удостоверился Давид, что его меч рассек железный столб пополам, воспрянул духом и начал себя подбадривать:

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Нет, не слабейте, ноги мои,

Раз донесли меня на Цовасар!

Нет, не слабейте, руки мои,

Коли нанес я грозный удар!

Зоркими будьте, очи мои,

Коли повержен мной Порцакар.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Такими словами Давид подбодрил себя и воодушевил, а затем погнал коня к полю брани, остановился на вершине холма, посмотрел вокруг, видит: звездам небесным есть счет, травам полевым есть счет, Мсра-Меликовым воинам нет счета. Шатры его белели от склонов Цовасара до Ватманского моста.

Давид был смельчак, но и в сердце к смелым закрадывается страх. Вид мсырской несметной рати привел в трепет Давида, и он заколебался.

— Ой-ой-ой! Как же я буду с