Притворись влюбленной - Бэт Риклз

– Она все еще дружит с Луизой, – шепчет Гарри мне в ухо. – Прости. Если тебя это утешит, Пенни ко всем относится так себе.

– Здесь есть другие друзья Луизы, которые точно меня возненавидят?

– Разве что несколько, – ухмыляется Гарри.

Все так же держа руку на моей талии, он подводит меня к группе из пяти гостей и представляет нас друг другу. Я изо всех сил стараюсь запомнить их имена и мысленно отмечаю, кого и что связывает друг с другом. Похоже, все гости вместе работают или раньше работали, а некоторые пришли с супругами. Насколько я поняла, большинство приглашенных знают друг друга много лет.

Они ходят друг к другу на свадьбы, вместе обедают (или выпивают), а некоторые из них даже ездят вместе в отпуск. Какие-то из разговоров я пропускаю мимо ушей, а за теми, которые не пропускаю (когда они начинают обсуждать работу, детей и общих друзей), очень трудно уследить. К счастью, Гарри не в восторге от этих людей и тоже мало что о них знает, так что я несколько раз замечаю у него пустой взгляд – такой же, как у меня. И от этого мне становится чуть уютнее.

По большей части я просто улыбаюсь, киваю и угукаю, пытаясь придумать, что бы такое умное сказать, – а сама с каждой минутой все больше чувствую себя дурой.

Все ведут себя достаточно вежливо, за что им большое спасибо – ведь они все еще дружат с бывшей женой Гарри. Помню, я пошутила, что он взял меня с собой, чтобы похвастаться молоденьким персиком, но все оказалось не так: он рассказывает им о моей карьере в маркетинге и журналистике (даже представляет меня как «известную журналистку», что мне очень льстит) и ни на секунду не дает мне почувствовать, что взял меня с собой в качестве реквизита.

И я понимаю, что это правда. Я здесь как его друг, как человек, которому он доверяет. Я здесь в качестве его пары – как до этого он был парой для меня. Я здесь для него, а не для всех остальных.

После замечания Гарри об «известной журналистке» один мужчина, хохотнув, спрашивает:

– Мы что-нибудь читали из ваших статей?

Я думаю о свежей статистике по моей колонке: огромное количество просмотров на сайте, репосты в соцсетях, шквал комментариев от читателей, которым нравится эта писанина. О том, что такие люди, как Джессика, Талли и Лена, читают ее с удовольствием и даже показывают своим друзьям. О том, как были поражены гости на свадьбе Аннабель, когда я вскользь упомянула эту свою работу.

И я загадочно улыбаюсь.

– Вполне возможно, – говорю я с такой уверенностью, что мои собеседники переглядываются, впечатлившись (похоже, не желая того) моими словами.

Мы еще немного общаемся с гостями, а потом Гарри извиняется и ведет меня в другой конец сада. На столе возле дома стоит чаша с пуншем: мы наливаем по бокалу и переключаемся на закуски. Гарри берет печенье, а я тянусь за капкейком, о чем тут же жалею: на нем гора глазури с шоколадной крошкой, и есть его будет неудобно, поскольку вторая рука занята бокалом с пуншем. Вряд ли я буду хорошо смотреться с набитым ртом, думаю я, с тоской глядя на остальных гостей, большинство из которых – вариация на тему Пенни. Солидные и сдержанные. В общем, взрослые люди.

Я всегда помню о разнице в возрасте между мной и Дунканом, но воспринимаю его как старшего брата. Мы частенько достаем друг друга на тему «Ты слишком молода, чтобы…» и «Ты слишком стар, чтобы…», но совсем не заморачиваемся на этот счет.

С Гарри я тоже не заморачиваюсь. Планировалось, что наше общение окажется недолгим – он был всего лишь средством достижения цели, – поэтому я никогда не придавала нашей разнице в возрасте особого значения, разве что иногда не упускала возможности его подколоть. И уж точно я не чувствовала ни малейшей неловкости из-за того, что он настолько старше, особенно с тех пор, как мы стали проводить больше времени вместе и лучше узнавать друг друга.

А здесь мне неловко. Черт возьми, одна гостья, похоже, ровесница моей мамы. Наверное, на таком сборище я должна чувствовать себя клевой молодой девчонкой и вызывать всеобщую зависть… но я ничего такого не чувствую.

Я допиваю пунш и отдираю бумажку от капкейка.

– Что такое? – заметив мое настроение, спрашивает Гарри.

– Ничего. Ну, или… Что еще я должна всем сказать? Просто расхвалить тебя как потрясающего бойфренда? Наврать, что развод тебе нипочем, и во всеуслышание объявить: «Гарри, ты лучшее, что есть в моей жизни»?

У Гарри по лицу пробегает тень, уголки губ дергаются, брови тоже, и на секунду он опускает взгляд, но еще до того, как я успела понять, что это было, он закатывает глаза:

– Так ведь я действительно лучшее, что есть в твоей жизни.

– В постели. Именно в постели. Я как раз об этом.

– Ну вот, – широко ухмыляется он, – так им и скажи.

Я закатываю глаза и надкусываю капкейк. Поедание огромного кекса не имеет ничего общего с изяществом и утонченностью, и в голове у меня мелькает ужасная мысль: все смотрят на меня и видят, как я раскрываю безразмерную, словно у удава, челюсть и пытаюсь заглотить капкейк целиком.

Нет, целиком он в рот не влез, ясное дело, но я откусила хороший кусок глазури и шоколадного бисквита.

Шоколадного? Нет, это не шоколад…

А что это, собственно?

Гарри откусывает половинку печенья, и лицо у него вытягивается.

– Фу, – говорит он, едва не подавившись. – Бе, какое оно сухое. Странно. И на вкус соленое. Кто же делает соленое печенье? Оно что, овощное? Так нынешним детям скармливают овощи?

О боже.

Я поняла, что за вкус у капкейка. Мясной.

Это что-то мясное, да еще и с подливой, да еще и…

Какая-то женщина возле нас, вежливо откашлявшись, говорит:

– Вы же понимаете, что это лакомства для собак?

У меня от лица отливает кровь. Гарри, зачем-то решивший еще раз надкусить «печенье», давится и, закашлявшись, старается не оплевать все вокруг. В итоге ему приходится проглотить свой кусок.

– Амелия! – наконец говорит он. – Привет. Что ж, это объясняет, почему оно такое сухое. А я-то думал, в чем дело…

Амелия звонко цокает языком.

– Согласись, – обращается она ко мне, – этот человек съест все, что перед ним положат, правда?

– М-м-м… – мычу я, плотно сжав губы. В одной руке у меня недоеденный собачий десерт, а другой я судорожно пытаюсь вытереть рот. С вежливой улыбкой Амелия берет у меня «кекс» и снимает с него остатки бумажной обертки.

– Герцогиня, ко мне! – зовет она и громко свистит.

Оглушительно тявкая, из ниоткуда возникает такса и тут же проглатывает лакомство, которое Амелия кладет на землю.

Распрямившись, она гладит меня по руке:

– Значит, это ты новое увлечение Гарри! Вы хорошо смотрелись вместе на тех фото со свадьбы. Он долго тебя от нас прятал. Как же мы мечтали с тобой познакомиться!

– Скорее вы мечтали ее допросить, – говорит Гарри, но это звучит как шутка, и Амелия заливается смехом, грозя ему пальцем. Интересно, она тоже дружит с его бывшей женой?

Но до того как начать это выяснять, я высвобождаю руку и делаю шаг назад.

– Не могли бы мы перенести допрос на другое время? Я бы хотела воспользоваться дамской комнатой.

– Ну конечно! Слева от лестницы.

Я поспешно удаляюсь, чуть не споткнувшись о спаниеля, гоняющегося за теннисным мячиком, и все же слышу, как она рассказывает Гарри о том, что его бывшая в августе скаталась в отпуск на юг Франции. Я оглядываюсь назад: Гарри неловко и неуютно, он смотрит на собачьи капкейки с таким видом, словно готов сожрать их все до единого, но не терпеть этот разговор.

Я беру себя в руки и напоминаю себе, зачем я здесь.

Если Гарри притворялся моим бойфрендом перед моей семьей, я смогу помочь ему доказать коллегам, что он перелистнул страницу и теперь стал еще счастливее.

Разве не для этого нужны фейковые партнеры? Не для того, чтобы помогать друг другу?

Глава 27

По счастливому стечению обстоятельств в туалете на первом этаже – он больше, чем вся ванная комната в моей квартире, – на раковине стоят щетка и паста.

Естественно, щетку я не беру, просто выдавливаю пасту на палец и оттираю зубы и язык, задыхаясь от неистребимого привкуса мясного собачьего лакомства, который почему-то становится еще сильнее. Не могу поверить, что я его съела.

Я на вечеринке в огромном роскошном доме в предместье Оксфорда (Лена и Джонни наверняка однажды купят себе такой же особняк), в окружении людей, на которых я