Помеченный Тьмой - Никита Дмитриевич Кита

в разные стороны, каждый выбирал себе по одной постройке для осмотра. Магистры продолжили не спеша двигаться в центр деревни и вскоре дошли до перекрестка. Тем временем Ирбис выскочил из одного из домов и побежал прямо к чародеям.

– Господин, она там! – взволновано выкрикнул скаут, указывая на постройку у себя за спиной. – Не знаю, как она выглядит, но что-то мне подсказывает…

Он не успел договорить, Ореон с невиданной скоростью спрыгнул со своего скакуна и чуть ли не бегом направился в сторону входа одного из центральных домов деревни. Рука его быстро переставляла посох, а брови напряженно сдвинулись на лбу. Все остальные спешно зашагали следом за ним. Войдя внутрь, они увидели картину, которая говорила сама за себя.

К стене, над столом, была прибита кинжалом ссохшаяся, гнилая голова с длинными, русыми волосами. Навершие кинжала украшал крупный изумруд с высеченным на нем знаком Прозрения, а острие прибивало ко лбу пожелтевший сверток бумаги. Стражи и магистры остановились на входе, взирая то на ужасающее послание, то на спину замершего Ореона. Рука чародея поднялась вверх и силой чар вырвала кинжал из стены, притягивая его вместе со свертком в ладонь. Ссохшаяся голова упала вниз, громко ударившись о деревянный стол. Верховный магистр снял записку с острия и поднес ее к глазам. Движения его были четкими, и лишь Ирбис заметил, как одна из ладоней чародея слегка дрожала.

Повисла тишина, члены Ордена боялись проронить лишний звук, пока Ореон читал содержимое. Локти чародея слегка опустились, отводя от глаз записку. Легкая дрожь в них начала постепенно нарастать. Некоторое время стражи внимательно смотрели на реакцию своего господина. Никто не решался подойти, или хотя-бы задать вопрос. Верховный магистр резко обернулся и взмахнул своим посохом. В тот же миг половина деревянного дома разорвалась на куски и с грохотом вылетела на улицу. Груды щепок и пыли посыпались на головы воинам Ордена, которые сгорбились и закрылись руками от неожиданности.

Лицо Ореона кривилось в безумном гневе. Чародей прошел мимо скукожившихся стражей и протянул записку Ирбису, после чего вышел на улицу. Скаут взял сверток бумаги и развернул его. Вся свита столпилась вокруг, заглядывая в послание, написанное от руки.

«Такова участь всякого, кто возомнит себя сильнее наследников Дуурана.»

– Дууран, – громко сказал Ирбис, – это же первый кузнец Ордена Рунного Камня.

– Именно!!! – выкрикнул Ореон, что бродил по перекрестку из стороны в сторону, не в силах найти себе места.

Стражи начали перешептываться. Ирбис напряженно смотрел на верховного магистра, который каждое мгновение, казалось, все больше раздувался от ярости.

– Возможно… – начал было говорить скаут, но Ореон его перебил.

– Эти твари… – с омерзением говорил он. – Я чую их вонь! Они повсюду!!!

– Позвольте… – попытался молвить один из магистров.

Чародей поднял вверх свой боевой посох. Кристалл теладонита в навершии засиял.

– ВОЛЯ БОГОВ, ПЕПЕЛЬНАЯ ПУСТОШЬ!!! – выкрикнул Ореон. Слова его пронеслись по воздуху громким эхом.

Посох ударил по земле, и она содрогнулась. Потоки магии высвободились из кристалла и устремились в стороны. Энергия была настолько концентрирована, что стала видна глазу, и отряд увидел блеклое, оранжевое зарево, расползающееся по бокам от них. В тот же миг гигантские стены из пламени возникли из земли и начали расти вверх на десятки метров, беспрерывно увеличиваясь. Постепенно они вздымались все выше и выше, пока вверху не остался виден лишь маленький кружочек серого неба. Члены Ордена испуганно сгрудились вокруг верховного магистра. В этот момент стены запредельного жара обрушились вниз. Слух забил рев невероятной силы, колоссальная волна пламени разлетелась по всем направлениям, мгновенно стирая все на своем пути. Казалось, что огонь обуздал весь видимый мир и поглощал его титаническими порциями. Равнина мгновенно обратилась в прах.

Волна продолжила расширяться, питаемая потоками энергии из кристалла. В лесу начался апокалипсис, все его наполнение испепелялось жаром, несущимся на огромной скорости. Лицо Ореона искажалось в неописуемом гневе, чародей вкладывал в чары всю злобу и ненависть, что одолевала его из-за утраты любимой ученицы. В такие моменты он терял весь свой хваленый разум.

Когда заклинание было окончено, дождь из крупных пепельных хлопьев закрыл небосвод. Члены Ордена осматривались по сторонам, лицезря пепельную пустошь, тянущуюся на многие километры вокруг. Сами они стояли на островке сильно разогревшейся земли, вокруг которого появился кратер выжженной почвы глубиной в несколько метров.

Ореон обернулся к Ирбису. Голос его прозвучал уже более спокойно, но чеканил слова словно произнося проклятие.

– Возьми сие послание и отправляйся с визитом к Хамонду в Флогхорн! Надеюсь, он сможет объяснить, что все это значит!

* * *

«Многие сочли бы это великим даром. Бессмертная душа, бессмертная природа. Тысячи чародеев отдают всю жизнь на поиски возможности обрести такую силу. Но что делать, если жизнь эта ненавистна и все, чего ты можешь желать – это поскорее сдохнуть, чтобы более никогда не видеть этот проклятый Богами мир!?»

Его взгляд устремлялся в черную пустоту. Света здесь никогда не было, но и без него он видел существо, до боли знакомое. Очертания его вырисовывались из самой Тьмы.

«Я умер еще тогда, в костре…»

Существо медленно приближалось к взору, хоть и не двигалось. Оно обретало новые детали, представая в своем ужасающем лике.

«Вернее нет. Я умер, когда увидел ее тело, что потеряло душу. В костер упал уже мой труп, ведомый безумцем. И что теперь? Меня вновь вернут в мир, где я убийца, где я предатель, где погибла моя дочь!? И я все так же не способен ничего с этим поделать, все так же проклят, стар и бессилен?! Божий дар, вы говорите?!!»

Огромная фигура, состоящая из темно-фиолетовых изогнутых шипов, что формировали торс и две гигантских лапы, выплыла из пустоты к сознанию старика. Черные полосы и вкрапления на шипах создавали чудовищный рисунок, похожий на тысячи век с маленькими глазами.

«Да будь моя воля, я бы давно пропал в чреве Владыки, чтобы сознание мое стерлось навеки и больше никогда не могло познать всю ту боль и отчаяние, что я испытал!»

Лапа твари потянулась к черной метке на груди старика, и один из гигантских шипов дотронулся до нее острым концом. Духовное тело охотника забилось в конвульсиях, испытывая дикую боль. Деться от этого было некуда. Из Обители не сбежать, и тело здесь лишь видимость ощущений, сохраненных от природы. Сознание человека не могло воспринять это измерение таковым, каково оно есть, и создавало иллюзию чувств, схожих с теми, что оно испытывало в прошлой жизни.

«Эти твари бездумно делают это каждый раз,