Взорванные лабиринты - Константин Фарниев

— Да, он хороший малый, и мы нередко встречаемся с ним за бутылкой вина. Техника у нас одинаковая, и мы выручаем друг друга запасными частями.

— Чертовски трудная ситуация, капитан.

— Я бы мог, господин инспектор…

— Вряд ли, — качнул головой Яви. — Если в деле участвовал фургон военной полиции, а сомневаться не приходится, то они настороже и не пустят вас к себе. Кстати, начальника гаража Райн срочно отправил в командировку. Вы не знакомы с Софи — любовницей капитана Дзиста?

— Это как раз та болтливая невеста, которая испортила мне всю карьеру. Я чуть было не женился на ней, — капитан говорил с иронией.

— Нам нужно найти подход к Райну, капитан, и к его адъютанту.

— Я вас понял, инспектор. У Софи и Дзиста серьезный роман. У меня сохранились с ней дружеские отношения, и она иногда делится со мной своими тайнами.

— Вот и прекрасно, капитан. Считайте, что я официально включил вас в свою следственную группу. Поручаю вам военный фургон. Будьте предельно осторожны. Насколько мне известно, полковник Райн — человек решительный.

— Все будет хорошо, — заверил Котр, козырнул и ушел.

Инспектор сел за стол и вытащил из кармана записную книжку. Беседа с капитаном дала много поводов для размышлений.

Яви уже заканчивал свои записи, когда в кабинет постучала Уэбер. Через несколько минут подошел и Бейт.

Час, отпущенный ему, пролетел для инспектора, как мгновение.

Хрупкая Уэбер рядом с Бейтом выглядела, как нежная фея.

— Поедете вдвоем, — предложил инспектор. — Без Дины ты не обойдешься. Мне не хочется впутывать в свое дело никого из посторонних. Ваш самолет вылетает через тридцать минут.

— Но… — подал голос Бейт.

— Никаких «но». Обойдемся здесь пока без вас. О деталях договоритесь на месте.

Инспектор вызвал дежурного. Он явился сразу. Сегодня дежурил пожилой капитан.

— Капитан, — сразу обратился к нему Яви. — Организуйте отправку моих помощников в аэропорт. Им нужно срочно лететь по делу.

— Слушаюсь, господин инспектор, — ответил капитан, — только…

— Что такое? — насторожился инспектор.

— Аэропорт закрыт, господин инспектор. — Забастовали и транспортники.

Инспектор непонимающе уставился на дежурного. Тот неловко помялся под его пристальным взглядом.

— Так, — упавшим голосом заговорил Яви. — Черт знает что! — взорвался вдруг он. — Ни побриться, ни улететь куда надо! Что творится в этом городе?!

— То же, что и в других, господин инспектор.

Старческое, с нездоровым оттенком лицо дежурного дернулось нервно. Капитан вот-вот выходил на пенсию, и ему очень не хотелось неприятностей с начальством. Хотя он ни в чем не был виноват, инспектор смотрел на него так, будто именно он организовал забастовку транспортников.

— Срочно найдите комиссара Муттона, капитан, и пригласите его ко мне.

— Слушаюсь, господин инспектор, — козырнул дежурный и вышел.

Глава двенадцатая

РАЗГОВОР «ПО ДУШАМ»

Профессор Фэтон и доктор Нейман не сомневались, что полицейское расследование ведется. Профессор Гинс, полагал Фэтон, обнародовал доверенную ему тайну. Сообщение о том, что грабители похитили не только людей, но и столь значительные предметы, должно взбудоражить общественность, особенно научную, не только Арании, но и всего мира. И еще он надеялся, что супруги Рэктон вернулись уже тогда домой и могли наблюдать за происходящим у подъезда.

Заканчивались вторые сутки заточения.

По состоянию своего сердца Нейман определил, что они находятся высоко в горах. Больше приятели ничего не знали о своем местонахождении. Доктор предпочитал отлеживаться. Фэтон часами без устали вышагивал от окна к двери. Временами профессора одолевала такая злость, что он хватал кресло и начинал изо всей силы колотить им в дверь в надежде высадить ее и вырваться на волю. Но дверь оказалась крепче кресла: оно в конце концов рассыпалось. Пришла та же молчаливая горничная, спокойно убрала обломки и ушла.

Фэтон попытался однажды воспользоваться ее приходом, чтобы вырваться из комнаты. Когда она открыла дверь, профессор вытолкнул ее назад, в коридор, выскочил сам и… уперся грудью в дуло старомодного кольта. Его тут же сильно толкнули в грудь, и он очутился в комнате, чуть было не растянувшись на полу.

Мужчина за дверью пробубнил, что если подобная попытка повторится, последнее слово останется за кольтом.

Фэтон решил больше не испытывать судьбу: не ломать кресел и не нарушать молчания кольта, тем более, что и первое, и второе не имело никакого смысла.

Нейман мог часами читать энциклопедию, отставив ее от глаз на расстояние вытянутой руки. К сожалению, в то злосчастное утро он не подумал захватить свои очки и теперь мучился дальнозоркостью.

Фэтону он не раз уже советовал успокоиться и заняться изучением коммерческих справочников, которыми был забит книжный шкаф. Фэтону, как будущему миллионеру, говорил он, делая чрезвычайно серьезный вид, не лишне в пределах предоставленной ему возможности приобщиться к коммерции.

Подшучивание друга и злило профессора, и в то же время приносило какое-то успокоение.

Он продолжал вышагивать от окна к двери, вынашивая планы мести своим тюремщикам. Сперва он мечтал увидеть их на скамье подсудимых. Мечта эта со временем трансформировалась в картину, которая его самого приводила в дрожь: он выхватывает из рук провожатого горничной кольт, укладывает злодея на месте, затем врывается в комнату, где застает розового коротышку и долговязого брюнета, и выпускает в них всю обойму. Затем звонит в полицию и отдает себя и горничную в руки правосудия. Даже мысленно не поднималась у него рука на женщину, хотя она, как он полагал, ничуть не лучше остальных.

Для Неймана мыслительная деятельность приятеля оставалась тайной за семью печатями. Фэтон ни за что не позволил бы себе проговориться: насмешек потом не оберешься.

Доктор, флегматик и рационалист по натуре, сразу понял, что они ничего не могут изменить в своем положении. В глубине души Нейман опасался, что Фэтон смалодушничает и под влиянием минуты сдастся на милость грабителям, поэтому считал необходимым время от времени какой-нибудь 'добродушной шуткой, вроде той, что у Фэтона есть возможность попробовать свои незаурядные способности в коммерции, напомнить, в чьих они руках.

Если бы Фэтон знал, что на пути инспектора Яви встали забастовщики, он возненавидел бы их так же сильно, как ненавидел грабителей. В создавшихся обстоятельствах профессор считал, что сейчас ни для кого нет дела важнее поимки преступников и вызволения похищенных из заточения.