Ковер царя Соломона - Барбара Вайн

В противоположность бытующему мнению, преступления в лондонской подземке довольно редки.

К примеру, в Брикстонскую полицию заявлений о кражах поступает в три раза больше, чем в Лондонскую Транспортную.

Самое распространенное преступление в метро – «щипачество», то есть кража бумажников и других вещей пассажиров.

В 1957 году на станции «Глочестер-роуд» в опускающемся лифте была заколота семидесятитрехлетняя польская графиня Тереза Любенская. Это случилось летом, поздним вечером в пятницу. В 1983 году из обреза застрелили билетера в Белхэме. При этом его убило не пулей, а отлетевшим пыжом. Двадцать три человека были тогда допрошены по подозрению в убийстве, но преступника так и не нашли.

В том же году бродяга по имени Кьернан Келли попытался столкнуть под поезд одного из пассажиров. Его задержали по обвинению в покушении на убийство. В камере он задушил одного из своих соседей его же собственным шнурком. Этот Келли признался в нескольких убийствах и в 1984 году был приговорен к пожизненному заключению.

Причиной большинства драк, происходящих в метро, является алкоголь. Иногда просьба потушить сигарету может дорого вам обойтись – в следующую секунду вы без чувств будете лежать на полу.

Тип, который бросался в толпу на платформе и пытался сталкивать людей на рельсы, получил от полицейских не слишком остроумное прозвище Дикарь с Борнео. У него были длинные спутанные волосы и грязная одежда. Одного пассажира ему удалось сбросить, но, к счастью, тот остался невредим. Контактный рельс, по которому бежит «кровь», питающая поезда, то есть электричество, пролегает у стены под платформой.

Никто и никогда еще не был убит в поезде лондонской подземки. Так же, как ни разу не было заявлено ни об одном изнасиловании.

А вот непристойное поведение встречается частенько. Полиция называет таких «щупальщиками». При этом довольно сложно сказать, какая часть подобных правонарушений совершается намеренно, а какая – просто случайные прикосновения в давке, обычной в часы пик.

Впрочем, можно не сомневаться, что в метро ездит достаточно мужчин, которые используют представившуюся возможность, чтобы воплотить в жизнь свои фантазии.

Алиса вошла на станцию «Холборн» и встала на эскалатор. Донесшаяся снизу музыка заставила ее насторожиться. Она была из репертуара «популярной классики» Тома – «Маленькая ночная серенада». Пока скрипачка спускалась, Моцарт сменился вальсом Штрауса. Но это не мог быть ее друг, разве что он каким-то чудом внезапно выздоровел. Она свернула за угол и увидела за поворотом стоящих у стенки Питера с гитарой, Джея с тенор-саксофоном, пляшущего «медведя» и Акселя с самодельным «варганом» из расчески и полоски бумаги.

– Это не удивительное совпадение, как ты, наверное, думаешь, – сказал Алисе Блич-Палмер. – Мы же знаем, что ты возвращаешься с работы этим путем.

Играть они не прекратили, а человек в костюме медведя продолжил танцевать. Только Джонас разобрал свой «инструмент»: скатал в трубочку бумажку и сунул расческу в карман длиннополого пальто. Он смотрел на скрипачку и слегка улыбался. Она встала рядом у стены, чтобы не мешать прохожим. У нее возникло мимолетное ощущение, что эти люди знают друг друга уже многие годы, а сейчас сговорились и втихомолку смеются над ее наивным конфузом.

Но Питер, закончив вальс лихим тремоло, прошептал ей:

– Они предложили поиграть с нами вместо Тома. Мы повстречали их, когда пришли за ним. «Медведь» имеет просто оглушительный успех.

Мужчина, изображающий медведя, услышав его слова, помахал молодой женщине лапой и поклонился. Между челюстями мелькнуло уродливое, перекошенное лицо с носом-«уточкой». Поймав ее взгляд, он быстро отвернулся. Она попыталась улыбнуться, но теперь ужимки «зверя» смешили ее не больше, чем в свое время Сесилию. Аксель рывком подтянул его к себе, назвав «мишкой», и приказал вести себя прилично. Россини подобрал с пола шляпу, ссыпал монеты в сумку и сказал Блич-Палмеру, что он устал и на сегодня хватит.

Питер с Джеем пошли на линию Пикадилли. «Медведь» снял свой костюм, под которым оказалась куртка с капюшоном. Он застегнул ее так, чтобы надежно прикрыть нижнюю часть лица, и тоже направился к ведущей на север линии, косолапя, как самый настоящий медведь. Алиса с Акселем остались вдвоем, пусть даже посреди огромной толпы людей. Они прошли на платформу Центральной линии и остановились у стены с фотографиями экспонатов Британского Музея.

– Я тут немного поболтал с твоим любовником, – сказал Джонас. – С твоим Томом.

В его тоне Алисе почудился легкий упрек, осуждение. Она подняла на него взгляд. Лицо ее собеседника было серьезно, проницательные глаза – грустны, и он снова напомнил ей пастора, сурового и аскетичного. Впечатление усиливалось одеждой, которая была на Акселе: белая футболка выглядывала из-под черного свитера, как колоратка священника, а с шеи опять свисал длинный темный шарф. Первым побуждением скрипачки было отречься от Мюррея, сказать, что никаких отношений между ними давно уже нет, но она произнесла только одно:

– Я так и поняла.

– У нас с ним была чрезвычайно интересная беседа.

Сейчас Джонас говорил, словно шантажист. В его голосе Алисе явственно послышалась угроза, и она довольно резко сказала:

– Что ты имеешь в виду?

Губы Акселя растянулись в улыбке:

– А как ты сама думаешь? Ах, Алиса, Алиса! Видимо, ты решила, что я рассказал ему о том, что произошло за стенами «Школы»? О наших маленьких тайных свиданиях и одном ночном поцелуе? Я прав?

Ничто не могло бы заставить молодую женщина покраснеть сильнее, чем такие слова. Она просто ненавидела сейчас этого нахала. Лицо ее горело, кровь стучала в висках. А Джонас стоял перед ней в отвратительно наглой позе, наихудшей позе, в которой, по мнению Алисы, только может стоять мужчина с женщиной. Он упер руки в стену по обе стороны от нее, не давая ей пошевелиться, но и не прикасаясь к ней.

Потом он вдруг склонил голову набок, словно прислушиваясь к чему-то:

– Поезд подходит.

Сама скрипачка ничего не слышала – ни звука, ни вибрации.

– Становится холоднее, – пояснил ее собеседник. – Чувствуешь? Это движение воздуха. Кровяное давление сразу падает.

– Откуда ты это знаешь?

– Мне рассказал Джарвис, – руки мужчины безвольно упали. – Ненавижу подземку. Она – мой злейший враг.

– Неодушевленный предмет не может быть врагом.

– Еще как может, если ведет себя как враг и причиняет тебе боль.

Его глаза блестели все ярче, по мере того как со скрежетом и громыханием приближался состав, заставляя рельсы вибрировать. Наконец поезд с шумом вырвался из туннеля. В вагонах было полно народу, но никто не вышел. Алиса едва протолкалась внутрь. Похоже, это была одна из тех поездок, во время которых служители вынуждены утрамбовывать пассажиров, чтобы двери могли закрыться.

Скрипачка протиснулась к стеклянной перегородке. Акселя прижало к ней. В принципе, он сделал это не нарочно, и если бы Алиса ехала одна, на его месте был бы кто-нибудь другой. Она чувствовала его тело, эту вынужденную близость, которая все усиливалась по мере того, как толпа в вагоне уплотнялась: никто не выходил на остановках, зато заходили все новые и новые пассажиры.

В туннеле между «Тоттенхэм-Корт-роуд» и «Оксфордской площадью» поезд замедлил ход и остановился. Кто-то толкнул Алису слева, потом еще кто-то справа, но она не особенно этим обеспокоилась. Молодая женщина воспринимала окружающих как неодушевленные предметы вроде мебели. Единственным живым человеческим существом для нее сейчас был Аксель, чья грудь упиралась в ее, чьи бедра касались ее бедер. Она чувствовала даже биение его сердца, и ей казалось, что оно бьется все быстрее – пульс мужчины стучал как барабанная дробь. Алиса попыталась успокоиться, насколько это возможно, когда испытываешь такую сильную тревогу или страх, но вздохнуть полной грудью ей никак не удавалось.

Джонас был заметно выше своей спутницы, и ее глаза оказались напротив его губ. Она догадывалась, что он смотрит на нее, но поднять взгляд не решалась, а потом и вовсе сомкнула веки. Ему нужно было лишь слегка наклониться, чтобы поцеловать ее. Поезд тронулся. Скрипачка сказала себе, что хотя Аксель и находится сейчас так близко, как это только возможно для совершенно одетых людей, но не потому, что ему этого хочется. Его просто прижало к ней в давке, как могло бы прижать любого другого постороннего человека.

Наконец она подняла лицо, и их взгляды встретились. Джонас стоял склонив голову. Он мгновенно прикрыл глаза. Его лицо было исполнено страдания. Не раздражения, не скуки, не недовольства, а именно страдания, даже отчаяния.

Алиса вздрогнула. На «Бонд-стрит» они начали пробиваться к выходу. Поезд Юбилейной линии, идущий на север, тоже был сильно переполнен, но теперь между ней и Акселем стояли другие люди. На платформе «Западного Хэмпстеда» оказалось ветрено, и после духоты вагона скрипачке стало холодно. Том обязательно обнял бы ее за плечи, чтобы согреть. Но он не был ей больше нужен. Она уже сейчас с тоской думала, как придется весь вечер сидеть у его постели, утешая, поднося ему то поесть, то попить горяченького, а он будет распространяться о том, как станет королем всех бродяг, величайшим уличным музыкантом и великим скрипичным мастером-ломастером, Страдивариусом из Западного Хэмпстеда.