Ковер царя Соломона - Барбара Вайн

Вместо того чтобы повести ее в ресторан, тот же самый или какой-нибудь другой, Аксель заказал в баре сэндвичи. Сказал, что очень устал. Что поднялся в шесть, чтобы поехать в Хитроу и попрощаться с Джарвисом. Там сегодня собрались все его старые друзья, даже Айвен, и они выпили по чашечке кофе. Только Айвен поступил умнее Джонаса и потом пошел домой спать.

– Я хотел бы кое-что тебе сообщить, – сказал он Алисе, но не уточнил, что именно.

В пабе было довольно скверно: сильно накурено и толпился народ. Они с Акселем сидели в темном углу на стальных стульчиках за крошечным столом с мраморной столешницей. Пересесть не было никакой возможности. Джонас принес сэндвичи с сыром и маринованными огурчиками, новый бокал бренди для себя и шампанское для Алисы.

Из головы молодой женщины не выходили его слова о том, что ему не нравится заниматься любовью днем. Это была самая необычная фраза, которую ей когда-либо говорили. Интересно, в шутку он это произнес или на самом деле об этом думал? Когда Алиса подняла на него взгляд, ей почудилось, что Аксель знает, что у нее сейчас на уме. Этого не могло быть, но она могла поклясться, что он знает все.

– Так о чем ты хотел со мной поговорить? – спросила она наконец.

– В каком смысле? – Ее друг, похоже, изумился.

– Ты же сам сказал, что хочешь кое-что мне сообщить.

– Ах да, конечно! Просто не знаю, как ты на это отреагируешь…

Его взгляд напомнил Алисе биолога, разглядывающего предназначенную для вивисекции зверюшку: холодный, оценивающий и безучастный. Впрочем, он тут же изменился, вновь став нежным и внимательным. Аксель протянул руку с кольцом и коснулся ее ладони. Но вместо того, чтобы сжать ее пальцы, он их только погладил. Улыбка у него сделалась немного удрученной.

– Мне хотелось бы, чтобы тебе понравилось, – сказал он. – Давай, ты скажешь, что тебе нравится, даже если это будет не так? Договорились?

– Я не знаю, – ответила скрипачка, словно маленькая девочка.

– Ну, конечно же знаешь, ты должна знать! Ну что, согласна или нет?

– Согласна.

– Я переезжаю жить в твой дом.

Алиса ничего не ответила. На миг ей показалось, что она ослышалась, что это какой-то сленг или что ее друг сказал это в переносном смысле. Его фраза звучала как какая-то поговорка, что-то наподобие: свой дом – не чужой, из него не уйдешь. Или: вот тебе бог, а вот порог.

– Извини. Я что-то не поняла, – пробормотала скрипачка.

– Я переезжаю жить в твой дом, – с нарочитым терпением повторил Аксель. – В дом, где ты живешь. Я снял там комнату. Точнее, две комнаты.

– Но ты не можешь! Это же дом Джарвиса.

– Ай-яй-яй, Алиса, – пальцы мужчины снова погладили ее ладонь. – За кого ты меня держишь?

Его собеседница мотнула головой.

– Что ты обо мне подумала, Алиса? Ты подумала, что я – сквоттер? Естественно, я договорился с Джарвисом. Скажу тебе больше, он сам попросил меня об этом.

– Зачем тебе это нужно? У тебя же есть квартира.

– Не могу больше жить с медведем, – усмехнулся Джонас.

Алиса, не отрываясь, смотрела на него. Ее рука словно плавилась под его легкими, как перышко, прикосновениями.

– Я ни с кем не могу ужиться, – продолжал Аксель. – А ты обещала сделать вид, что тебе понравилась моя идея.

Обещала? Слова собеседника сильно озадачили женщину. Она сама не могла понять, что чувствует.

– Я снял кабинет пятого класса и еще кабинет рисования. Джарвис сказал, что там свободно.

Значит, он будет жить прямо над ней и Томом, на третьем этаже, там, где обитает Джед и находится комната с поездами, а еще колокол. И он будет там не только днем. Скрипачка снова покраснела, и это не укрылось от ее друга. Алиса догадалась об этом по улыбке, мелькнувшей у него на губах. Она уже забыла, что в помещении полно народу, воняет сигаретным дымом и стоит дикий гвалт. Они были вдвоем, и она почувствовала себя слабой и беззащитной. Аксель сжал ее пальцы:

– Во что ты веришь, Алиса?

– Что ты имеешь в виду? Бога? Жизненные принципы? – отважилась она уточнить.

– Решай сама.

– Тогда в музыку…

– Ага, так и думал, что ты это скажешь.

– А ты сам? – прошептала женщина.

– Я? Ну, я верю в любовь. В вечную и безграничную. В любовь мстительную и карающую.

Он поднес ее пальцы к губам и медленно поцеловал:

– А сейчас я вынужден перед тобой извиниться. Мне пора уходить.

– Нет, останься, пожалуйста, – прошептала скрипачка, не в силах поверить, что произнесла это.

– Увы, дорогая, у меня назначена встреча, которую я не могу пропустить.

Он произнес это странным наигранным тоном. И расхохотался, заметив, как она расстроилась.

– Алиса, ну не делай, пожалуйста, такое лицо, – попросил он. – Я уж было совсем поверил, что тебе понравилась моя идея переезда в «Школу».

– Понравилась, – тупо ответила она.

Джонас опять вызвал такси, открыл дверцу и заботливо усадил Алису в машину.

Глава 15

Как-то бабушка заметила о соседском коте, сбитом машиной, но выжившем, что теперь животное, несомненно, усвоило урок и больше на дорогу не полезет. Бьенвида повторила ее слова Джасперу.

– Я тебе кот, что ли?! – возмутился мальчик.

Сестра просто не понимала, что с ним происходит. Почему-то она решила, что раз он тогда испугался, то больше никогда не будет заниматься «зацеперством».

– А коты вовсе не ездят на крышах поездов, – возразила девочка, похоже, уже и сама понимая, что ее аналогия не работает.

– Нет, зато там есть крысы, – сказал ее брат. – И я нисколько не удивлюсь, если окажется, что они выползают из своих нор на крыши вагонов и так путешествуют от станции к станции. На многие-многие мили.

Они немного поговорили о крысах, а потом еще о мышах. Бьенвида недавно открыла, что если на полу в раздевалке оставить хлеб, а потом потихоньку вернуться, то можно увидеть не меньше десятка мышек, подъедающих крошки. Одна мышь даже пробежала по руке Джаспера, когда они с сестрой спали внизу, и он с воплем проснулся. Хорошо еще, что никто его не услышал. Несколько недель мальчик держался подальше от подземки и даже начал снова ходить в школу, не пропуская занятий. Ну, почти не пропуская… Но однажды ему приснилась его последняя поездка на крыше. В том сне он не смог вовремя спрыгнуть, никто, одетый медведем, его не ловил, а зеленая металлическая перегородка, про которую Аксель Джонас сказал, что под ней полно места, оказалась всего в дюйме от крыши вагона. Джаспер проснулся в тот самый миг, когда железяка должна была снести ему голову. В другом сне на крыше рядом с ним оказался сам Аксель, столкнувший его прямо на контактный рельс. Мальчик решил, что никогда больше туда не вернется и не станет рисковать.

Но время шло, и страх забывался. Наверняка даже кот у бабушкиных соседей снова начал перебегать через дорогу. Джаспер ничего не рассказал о случившемся Деймону. А прочие из их компании посещали другую школу, и он не виделся с ними с того самого злополучного дня. Да он и не стремился ни с кем об этом разговаривать. Юный экстремал должен был все обдумать сам. Тот длинный участок пути между Бейкер-стрит и Финчли-роуд никак не выходил у него из головы, причем выглядел все более и более соблазнительно. Длина участка была приблизительно равной тому, который он проезжал по Юбилейной линии, разве что без двух промежуточных остановок. А мальчик сказал Акселю Джонасу, что уже ездил там…

Если бы он тогда не соврал, это не беспокоило бы его так сильно – это вообще не имело бы никакого значения, и Джаспер смог бы обо всем забыть. Но теперь он просто обязан был сделать свою позорную ложь былью. Он исполнит это, а потом, может быть, совсем прекратит заниматься «зацеперством». Как тот теннисист, который больше всего на свете хотел выиграть Уимблдонский турнир, а как только ему это удалось, ушел из спорта.

Как всегда, в районе полудня, то есть в выверенное время, Сесилия направилась проведать Тину и увидела у «Школы» молодого мужчину – высокого, темноволосого и бородатого. Вместе с другим – пониже, в шляпе и шарфе – они выгружали из фургона мебель. Какую-то металлическую конструкцию, вроде кровати, еще одну вещь, которую миссис Дарн назвала бы матрасом-футоном, а также множество фотокамер и прочего фотографического оборудования. У входной двери «Школы» сгрудились коробки и чемоданы.

Сесилия узнала бородача: это был тот самый человек, который изводил ее тогда в поезде. Другой, очевидно, был «медведем». Придя в ужас, пожилая женщина еле сдержала инстинктивный порыв спастись бегством. Сердце ее сильно забилось, но Сесилия не подала виду, хотя и не спускала с этих двоих глаз, пока не оказалась в безопасном месте на веранде «Школы». Они ее не узнали – в этом она была совершенно уверена. Оба не обратили на нее никакого внимания, будто миссис Дарн там и вовсе не было. Впрочем, она давно привыкла к тому, что ее не замечают, и не придавала этому особенного значения. Она знала, что пожилые женщины – это самые незаметные, невидимые для прочих существа.