День проклятия - Дэвид Джерролд

За безумием должен скрываться разум, но он может не проявлять себя еще сотни лет, возможно, до тех пор, пока последний представитель рода человеческого окажется… Где? В зоопарке? В музее? Не в наших силах просчитать все варианты.

У меня было другое мнение,

Но…

Если это реально, зачем продолжать сопротивление? Если ситуация настолько безнадежна, почему бы просто не лечь и умереть?

Да потому - я даже улыбнулся про себя, - что на самом деле я не верил в это. Смотрел правде в глаза и не верил!

Прямого отношения к армии это не имело. Мы сдерживали червей исключительно грубой силой, потому что не могли придумать ничего лучшего.

Нет, не безнадежность ситуации заставляла меня думать об отставке. Я продолжал бы сражаться с ними вечно, даже не имея ни единого шанса на победу.

Дело было в Дьюке.

Я нес ответственность за случившееся.

Будь оно трижды проклято!

Снова Шорти, только страшнее. Я сжег Шорти, но его атаковал червь. Шорти повезло - он умер мгновенно. У Дьюка это займет годы…

Если я демобилизуюсь, то, по-видимому, смогу сразу же приступить к работе у Флетчер. Допуск у меня уже есть.

Желание сделать это немедленно оказалось настолько сильным, что я схватил телефон.

Но не позвонил. Наверное, можно уйти из армии - мой срок истек год назад, - но как уйти от боли?

В этом и состояла безвыходность положения.

Я свернул к Санта-Крузу, но в мыслях остался на том же месте. В тупике.

Предстоящая встреча с матерью не волновала меня. Я примерно представлял, во что она выльется.

Ее квартира и офис размещались в частной застройке (читай: крепости) под названием Фэнтези-Вэлли-Тауэрс, расползшейся скоплением шаров, куполов и шпилей и напоминающей декорации к голливудским сказкам. Этот архитектурный стиль назывался «апокалипсическое барокко». Наружные стены окружали лабиринт арок, террас, балконов. До эпидемий жилье здесь стоило, наверное, чертовски дорого. Но теперь все выглядело неухоженным и даже слегка запущенным.

Парадные двери в доме матери были в два моих роста и казались хрустальными, но всю картину портила куча невыметенных листьев перед входом.

Мать открыла с громким, возбужденным смехом. Ее платье являло собой невероятный коктейль ярких шелков и перьев, прямо-таки фонтан розового и алого. На шее - ожерелье из серебряного с бирюзой цветка тык-вы-навахо в середине и дюжиной обсыпанных драгоценными камнями тыквочек вокруг. Явно тяжелое, как и кольца на пальцах.

- Наконец-то ко мне пришел мой маленький! - воскликнула она и подставила щеку для поцелуя. В руке у нее был стакан. - Прости, что не навестила тебя в больнице, но нас туда не пускали.

- Все правильно. Да и вряд ли я составил бы хорошую компанию.

Она схватила меня и потащила на террасу, громко выкрикивая:

- Алан! Алан! Джим приехал! Джим, ты ведь помнишь Алана?

- Того, что увлекался серфингом?

- Да нет, глупенький. Того звали Бобби. - Бобби был всего на два года старше меня; когда я видел его в последний раз, он еще не решил, кем будет, когда вырастет. - А это Алан Уайз. Я же рассказывала тебе.

- Нет, ты рассказывала об Алане Плескоу.

- Разве?

- Да. Не думаю, что я знаком с этим Аланом.

- О, тогда…

Этот Алан оказался высоким блондином с седеющими висками. Когда он улыбался, от глаз разбегались лучики морщин. Рукопожатие его было чуть сердечнее, чем надо, а грудь находилась в состоянии неуклонного сползания к животу.

На террасе был еще один человек, коротенький и смуглый, смахивающий на японца. Очки с толстыми стеклами и темно-серый деловой костюм делали его похожим на адвоката. Алан представил его как Сибуми Та-кахару. Мистер Такахара вежливо поклонился. Я поклонился в ответ.

Алан потрепал меня по плечу и сказал:

- Ну, сынок, небось хорошо вернуться домой и отведать добрую мамочкину стряпню, а?

- Что?.. Да, сэр, конечно.

Только это был не мой дом, а мать вряд ли готовила со времен крушения «Гинденбурга».

- Что будем пить? - спросил Алан. Он уже стоял у бара и накладывал лед в стаканы. - Нита, хочешь повторить?

- Вы умеете готовить «Сильвию Плат»?

- Что?

- Да так, не обращайте внимания. Все равно у вас, наверное, не найдется нужных ингредиентов.

Мать с удивлением посмотрела на меня:

- Что это за «Сильвия», Джим? Я пожал плечами:

- Не важно, я пошутил.

- Нет, расскажи, - продолжала настаивать мать. Ей ответил Такахара:

- Этот коктейль состоит из слоя ртути, слоя оливкового масла и слоя мятного ликера. Пьют только верхний слой.

Я пристально посмотрел на него; его глазки поблескивали.

Мать нахмурилась.

- Не поняла юмора. Алан, а ты?

- Боюсь, для меня он тоже слишком тонок, милая. Как насчет «Красной смерти»?

- Нет, благодарю. За последний месяц я нахлебался ее по горло. Пиво, если не возражаете.

- - Какие могут быть возражения? - Алан исчез за стойкой бара, оттуда донеслось бормотание: - Пиво, пиво… Где же пиво? Ага, вот оно! - Он выпрямился с тонкой зеленой бутылкой в руках. - Из личных запасов. Исключительно для вас!

Он церемонно открыл бутылку и стал наливать пиво в стакан.

- По стенке, пожалуйста, - попросил я. - А?

- Пиво наливают по стенке стакана, а не льют на середину.

- Теперь все равно поздно. Простите. - Он вручил мне стакан с пеной и полупустую бутылку. - В следующий раз буду знать, ладно?

- Да, конечно, - ответил я и подумал, что следующего раза не будет.

- Наверное, я просто не привык наливать, - сказал Алан, усаживаясь. Он посмотрел на мою мать и похлопал по кушетке. Она подошла и села, пожалуй, слишком близко. - Я чересчур избалован. - Он улыбнулся и обнял мать за плечи.

- Алан, Джим сражается с этими ужасными хаторра-нами.

- Неужели? - Он, похоже, заинтресовался. - Вы в самом деле видели их?

- Прежде всего, они называются «хторранами». Звук «ха» глухой. Как в имени Виктор, если опустить первые две буквы.

- О, я ведь никогда не смотрю новости. - Мать, как бы извиняясь, взмахнула рукой. - Я только читала о них в утренних газетах.

- А что касается вашего вопроса. - Я повернулся к симпатяге Алану и холодно бросил: - Да, я видел несколько штук.

- Правда? - удивился он. - Они существуют?

Я кивнул, отпил пива и вытер рот тыльной стороной ладони. Я не мог решить, оставаться ли в рамках приличий или резать правду. У матери было выражение «потанцуй для бабушки», на лице Алана Уайза застыла широкая пластиковая улыбка, но мистер Такахара внимательно смотрел на меня. Правда одержала верх.

Я окинул взглядом Алана Уайза и спросил:

- Где вы жили, если не знаете, что происходит? Он пожал плечами.

- Здесь, в старых добрых Соединенных Штатах Америки. А где были вы?

- В Колорадо, Вайоминге, Северной Калифорнии.

- Вы шутите! Как их там?.. Торране уже в Калифорнии?

- Самое обширное заражение, какое я видел, находится на северном берегу Клеар-Лейк.

- Но… Черт меня возьми. - Он посмотрел на мать и слегка сжал ее плечи. - - Я этого не знал. Давай как-нибудь в воскресенье прокатимся туда и полюбуемся ими. Как ты считаешь, Нита?

Неужели он всерьез? Я поставил стакан и тихо сказал:

- Там запретная зона. Но даже если бы ее не было, я не думаю, что такая прогулка закончится хорошо.

- Ну-ну, рассказывайте. - Он отмахнулся от меня так же легко, как если бы я рассказал о розовом небе. Здесь, далеко на юге у побережья, оно не было розовым. - Я думаю, вы слегка преувеличиваете. Это просто образчик армейского мышления, благодаря которому нас втянули в пакистанский конфликт двадцать лет назад. Вы, разумеется, не помните - были тогда крохой…

- Я знаю о Пакистане, В больнице у меня было много времени для чтения.

- Джим, разрешите мне кое-что сказать. Задеревьями вы не видите леса. У вас отсутствует чувство перспективы и не хватает объективности. Понимаете, дело с вашими кторранами, хторранами - или как их там - явно раздуто. Нет, погодите. - Он поднял руку, чтобы я не перебивал. - Я не сомневаюсь, что за этим что-то скрывается. Я даже верю в существование пожилой леди, которая испачкала свое белье при виде больших розовых гусениц. Но если вы взглянете на картину в целом - как привык делать я, - то поймете, что молодой человек вашего возраста уже должен задуматься о будущем.

- Если оно есть, это будущее, - сухо заметил я. Глаза Такахары сузились.

- Только не повторяйте этот либерально-пораженческий вздор. Такая песня может разжалобить разве что конгрессмена, но перед вами Алан Уайз, и вы знаете, что ваша матушка не станет связываться с каким-то болваном.

- М-м-м, не спорю.

- Послушайте, я же знаю правила игры. Армии необходимо, чтобы война выглядела серьезной, иначе не оправдать крупные военные ассигнования. Изучай историю, сынок! Чем больше тратится денег, тем хуже идут дела на войне. Все затеяно ради простака налогоплательщика и его потом заработанных денежек. Правда заключается в том, что сейчас перед умным человеком, знающим, как правильно читать газеты, открываются необыкновенные возможности.