День проклятия - Дэвид Джерролд

О-хо-хо.

В последний раз она назвала меня Джеймсом, когда мне было четырнадцать и она обнаружила, что я выливаю в ванну нитроглицерин. Сделать его несложно, гораздо труднее - избавиться от него. Боже, как она разъярилась! Называла меня Джеймсом целых полгода. Я даже испугался, что придется сменить имя, пока в конце концов отец не заставил маму прекратить, заявив, что она тормозит мое развитие.

- Джеймс, - сказала она таким вежливым и ледяным тоном, что телефонная трубка в моей руке замерзла. - Я приезжаю сегодня утром. Позавтракаем вместе. Только не говори, что у тебя другие планы. Я уже побеседовала с твоим начальником. Жду в 12.30 в «Оверлук».

- Хорошо, мама. Этот паразит тоже приедет?

- Будем только ты и я. Кстати, подумай о своих манерах. Мы собираемся в ресторан для взрослых.

В трубке послышались не гудки, нет, а треск ломающегося льда. Ледники снова пришли в движение.

В Спецсилах, к сожалению, не обучают материться. Предполагается, что ты уже освоил это в регулярных частях и ко времени перехода в Спецсилы ты обязан стать виртуозом.

- Дерьмо, - сказал я, не придумав ничего лучшего.

Я уже знал, чего ждать. Она явится в плаксивом настроении, начнет рассказывать, как ей тяжело, заявит, что, кроме меня, у нее нет никого на свете, а я всегда ее огорчаю. Последуют бесконечные спекуляции на моем сыновнем долге. Потом она напомнит, что никогда ничего у меня не просила. Это всего лишь преамбула для следующей тирады: «Один-единственный раз я обращаюсь к тебе с просьбой…»

Конечно, мамочкины просьбы никогда не бывали беспочвенными. Особенно с тех пор, как она выяснила, что материнство - единственный штат, на который не распространяются ключевые положения четырнадцатой поправки к Конституции Соединенных Штатов Америки. Читать это следовало так: «Я - твоя мать. Для тебя это ничего не значит?» Или развернутый вариант: «Я вырастила тебя, пеленала, а ты писал на меня и до сих пор Продолжаешь это делать!»

Мои реплики не требовались. Мамочка здорово натренировалась давать представления, играя и Брошенную Мать, и Мстящую Гарпию, причем без всякого перехода. Я же должен был сидеть напротив и помалкивать. Мне отводилась роль зрительного зала, а мамочка имела гарантию, что не сошла с ума и не разговаривает сама с собой. Вот почему мое присутствие было обязательным.

Разумеется, ничего мы не решим. Вывалив груз обид, она потребует компенсации. Обычные извинения будут означать лишь начало переговоров и дадут ей моральное право требовать то, чего она хочет на этот раз. Сопровождать все это будут тяжелые вздохи, всхлипы и - в зависимости от размеров желаемого - фонтаны слез.

Вот дерьмо! Я знал, чем все закончится, и даже слышал ее голос: «Джим, мой дорогой Джимми, я ведь не прошу многого, не так ли? От тебя требуется только обдумать великолепную перспективу, которую предлагает Алан. Возьми - я привезла несколько брошюр. Ради меня. Ну пожалуйста, а?»

Мне повезет, если я сумею отделаться невнятными междометиями.

Если я скажу «нет», она услышит «может быть». «Может быть» переведет как «да». Если же я скажу «да», меня заставят подписать бумагу о передаче прав адвокату еще До десерта.

Я хорошо знал свою мать. Она была лучшим агентом отца. Он даже лишился одного издателя из-за маминой способности решать за обедом все вопросы, а потом исправлять контракт по своему усмотрению.

Я обречен: мамочка - ас в своем деле. Оставалось только броситься на гранату и тут же умереть Но поскольку такая возможность исключалась, я решил зака зать самый дорогой завтрак. Мамуля ненавидела расста ваться с деньгами.

Я переоделся в цивильное. Шелковая рубашка. Килт «Ливайс». Пара штрихов боевой раскраски, просто чтоб; выглядеть злее, чем обычно.

В ресторан я намеренно опоздал: мамочка не выносила мои опоздания.

Метрдотель проводил меня к столику на террасе. Она уже ждала меня. С наполовину пустым бокалом. Когда я подошел, она смерила меня холодным взглядом и с недовольной гримасой сказала:

- Мужчины в юбках всегда вызывали у меня брезгливость.

- Я тоже тебя люблю, мамочка.

Она подставила для поцелуя напудренную щеку. Зажмурившись, я исполнил ритуал, потом уселся напротив.

- Как ты себя чувствуешь? Хочешь выпить?

- Нет, спасибо… Впрочем, выпью. - Я попросил мэтра: - Стакан молочной сыворотки.

К его чести, он и глазом не моргнул. Мать недоверчиво посмотрела на меня:

- Сыворотка?

- Я хотел посмотреть, как ты морщишься.

- Очень мило, Джеймс. О-хо-хо.

Она опять называет меня Джеймсом. Мать взяла меню и стала внимательно его изучать, время от времени недовольно цыкая зубом.

- Ты не знаешь, что сейчас неопасно есть? Им бы полагалось сопровождать рыбные блюда санитарным сертификатом… - Она перевернула страницу. - Гм. Может быть, барашек…

- Почему бы не заказать телятину? - предложил я. Реакция была мгновенной:

- Разве ты не знаешь, как готовят телятину? Убивают теляток.

Я натянуто улыбнулся.

- Мне казалось, такие мелочи тебя не волнуют.

- Джеймс, - ласково сказала мама, - тебе не удастся меня разозлить. Я хочу сообщить тебе кое-что, и мы обсудим это спокойно, как подобает воспитанным и разумным людям.

- Вряд ли это удастся, так как ни один из нас уже много лет не проявлял здравого смысла.

- Именно об этом мы и поговорим. Я устала находиться в состоянии войны с тобой…

Она замолчала, увидев официанта со стаканом сыворотки. Ее передернуло.

- Что будете заказывать? - осведомился официант.

- Пока ничего. - Мать махнула рукой, чтобы он ушел.

- Тепличный салат, - быстро заказал я.

Мать сверкнула глазами, снова посмотрела в меню и решительно заявила:

- Крабы. Я буду есть крабов. - Она вернула меню официанту, не спуская с меня глаз. Как только тот отошел, мамочка предложила: - Ладно, перейдем сразу к делу. В последнее время ты постоянно вставляешь мне палки в колеса.

- Сомневаюсь.

- Я стараюсь только для тебя.

- Мама, не делай для меня ничего, умоляю. Мне не нужна помощь.

- Ты единственный, кто у меня остался, и я не хочу тебя потерять.

- А Мэгги?

- Мэгги уезжает в Австралию.

- Вот как? Ну, Австралия - еще не смерть.

- Неизвестно, как обернется! Джим, я не хочу остаться в одиночестве!

- Все сейчас одиноки.

- Только не я! Я - не все. - И более спокойно она добавила: - Ты не представляешь, Джим, что мне приходится выносить.

- Прости, мама, но сейчас тяжело всем. Ты ведь не знаешь, что довелось пережить мне.

- Откуда? Ты никогда ничего не рассказываешь.

- Не рассказываю, потому что это военная тайна. Если я проболтаюсь, меня расстреляют.

- Только не лги, Джим. За это больше не расстреливают. Ты меня удивляешь - откуда теперь взяться военным тайнам? Мы же воюем с каторранами. Кто-нибудь способен общаться с ними? Может, у них есть шпионы? Не будь глупеньким. От кого вы все скрываете? Если бы каторране понимали нас, то зачем нам воевать? Начались бы мирные переговоры.

- Во-первых, мама, их называют хторранами. Звук «ха» мягкий, почти неслышный. Просто легкое придыхание перед «т». Как в слове «кот» с пропущенной гласной. Попробуй одновременно произнести «х» и «т».

- Я и говорю: хаторране.

- Х'торране, - поправил я.

- Торране. Хатторане. Еще как? Вздохнув, я сдался.

- Однако ты не ответил на мой вопрос. Ты пробовал беседовать с ними?

- Знаешь, как по-хторрански будет «собеседник»? Жратва.

- Все шутишь. С тобой всегда так: либо шутки, либо грубости. Слава богу, что отец умер. Твой нынешний вид - в юбке, с косметикой - убил бы его.

Плохо дело. Она зафлажила меня по плану номер два.

- Я думала, что смогу уговорить тебя. Алан сомневался, но я сказала: «Нет, дай мне еще один шанс. Ведь он мой сын, я сумею уговорить его». Теперь очевидно, что Алан прав.

- Мама! - Я помахал рукой, чтобы она посмотрела на меня. - Ты предложила встретиться со мной, чтобы как-то оправдать свое возмущение моей неблагодарностью? Вспомни, чем это обычно кончалось.

- Опять остришь. Думаешь, что ты самый умный? Сейчас и проверим, насколько ты умен.

- О чем ты?

- Узнаешь.

Мамуля заметила приближающегося официанта и замолчала. Пока тот накрывал на стол, она сидела с подозрительно самодовольным и хитрым видом. Официант подал тарелку ей, затем мне и испарился.

Я первым нарушил молчание:

- Ну, хватит. Давай напрямую. Что тебе от меня нужно?

- Джеймс, - начала она. Я чуть не взвыл: опять «Джеймс»! - Я уже убедилась, что взывать к твоему здравому смыслу - бесполезная трата времени. Вчера утром ты воочию убедился, что все делается ради твоего блага…

- Эта твоя фразочка всегда меня бесила. Когда ты произносила: «Ради твоего блага», - получалось, что это делалось ради твоего блага.

- Джеймс, именно это я имею в виду. Ты абсолютно не отдаешь себе отчета в своих поступках, никого не желаешь слушать. Авторитетов для тебя не существует. После этого проклятого случая с каторранами ты стал абсолютно невменяем. Только поэтому я вынуждена так поступить. Я прекрасно понимаю, что сейчас это тебе не понравится, но придет время, и ты поймешь, что иного выхода у меня не было. Я лишь забочусь о твоем будущем.