Если он грешен - Ханна Хауэлл

— Я делаю тебе больно?! — воскликнул Джером, отстраняясь.

— Нет-нет, не останавливайся. Что бы ты сейчас ни делал, мне все равно будет больно. — Пенелопа снова застонала. — Но кровотечение обязательно надо остановить. Ох черт, как больно…

— Лорд Радмур скоро придет и нам поможет, — сказал Олуэн, похлопав ее по руке.

Пенелопа попыталась улыбнуться мальчику, но ее улыбка скорее напоминала гримасу. Земля была сырой, и вся одежда ее пропиталась сыростью, однако Пенелопа знала, что ее бьет озноб не только потому, что ей холодно лежать на земле. Она потеряла слишком много крови. А боль все разрасталась и, казалось, шевелилась в ней словно живое существо. Она знала, что у нее не хватит сил увести мальчиков из парка, и ей оставалось лишь молиться, чтобы Эштон оказался дома.

Суматоха в холле прервала разговор об инвестициях, который вели Эштон с Александром. Виконт поднялся с кресла, намереваясь выйти в холл и выяснить, что произошло, но в этот момент дверь его кабинета распахнулась и в комнату влетели Гектор с Полом, а следом за ними — запыхавшийся Марстон. Мальчики подбежали к Эштону и схватили за руки. И только тут он заметил кровь на одежде Пола.

— Подожди, Марстон! — крикнул виконт дворецкому. Присев на корточки, он осторожно взял мальчика за плечи. — Где у тебя болит, малыш?

— Это не моя кровь, — ответил Пол. По его грязным щекам текли слезы, оставляя бледные полоски. — Это кровь Пен.

Эштону показалось, что сердце его вот-вот остановится.

— Пенелопа ранена?

— Да. В парке. Кто-то стрелял в нее. Я пытался предупредить ее и кричал, чтобы она легла на землю, но я, наверное, опять что-то не так сделал. У нее в плече рана, и она всего меня намочила кровью. А наша собака побежала за тем человеком, который в нее стрелял, но он сбежал и… — Пол захлебнулся словами, когда Эштон приложил палец к его губам.

— Но она жива? — спросил виконт, стараясь говорить спокойно.

Пол кивнул.

— А где она сейчас?

— В парке. Возле пруда, — ответил Гектор.

— Алекс, быстро готовь экипаж, — сказал Эштон брату. — Поедешь с одним из мальчиков и привезешь доктора Прайна. — Виконт вышел из комнаты, и мальчики тут же последовали за ним.

— Куда ехать? — спросил догнавший их Алекс.

— Мальчик, который поедет с тобой, покажет дорогу. Марстон, передай виконтессе, что я уехал по срочному делу и не знаю, когда вернусь.

Выйдя из дома, Эштон побежал, и ему было наплевать, что подумают о нем соседи, если увидят его. Он остановился только на мгновение, чтобы взять на руки запыхавшегося Пола. Увидев Пенелопу, лежащую на земле в окружении мальчиков, виконт в ужасе замер. И в эти секунды он твердо решил: как только узнает, кто это сделал, непременно убьет мерзавца. Но будет убивать его медленно — пусть помучается.

Подбежав к Пенелопе, Эштон осторожно отодвинул мальчика с бледным лицом, прижимавшего к ее левому плечу пропитанную кровью тряпку.

— Ты отлично справился, парень, — сказал он, отшвырнув тряпицу и заменив ее своим носовым платком.

— Прости, что доставляю столько неприятностей, — сказала Пенелопа, едва узнав собственный голос — он был очень слабым и отчего-то дрожал.

— Глупенькая… — пробормотал Эштон.

Он знал, что неминуемо причинит Пенелопе боль, но выхода не было. Собравшись с духом, он осторожно приподнял ее, чтобы посмотреть, была ли рана сквозной или придется удалять пулю. Увидев, что пуля прошла насквозь, он испытал такое облегчение, что едва не закричал от радости и сдержался лишь потому, что прекрасно понимал: подобные крики сейчас были бы совершенно неуместны.

Эштон оторвал лоскут от нижней юбки Пенелопы, сложил его несколько раз и прижал к ране, после чего перевязал ей плечо своим шейным платком. Она терпела боль, стиснув зубы. К тому времени как он закончил перевязку, Пенелопа была такой же бледной, как ее привидения. На лбу у нее выступили бисеринки пота, когда она едва слышно прошептала:

— Эштон, забери у щенка лоскут.

Виконт посмотрел на грязную собаку, сидевшую рядом.

— Ты уверена, что это именно собака? — спросил он и с изумлением услышал, что она засмеялась. — Щенок выдрал это из штанов того ублюдка, да? — Эштон забрал у щенка лоскут, потом вдруг воскликнул: — Да это же от гульфика! А пуговицы — серебряные… — Он внимательно посмотрел на щенка и, увидев немного крови у того на морде, с усмешкой пробормотал: — С такой раной долго в засаде не просидишь.

— О, жестокий ты человек… Не заставляй меня смеяться. Мне больно… — прошептала Пенелопа и тут же нахмурилась, увидев, что за спиной виконта появился еще один мужчина. — Похоже, я потеряла слишком много крови, Эштон, потому что у меня в глазах двоится. Виконт оглянулся и посмотрел на Алекса.

— Это всего лишь мой брат Александр. Где карета? — спросил он у Алекса.

— Карета позади меня, — ответил тот.

— Ах, приношу свои извинения. Я так увлекся, любуясь тобой, что не заметил карету.

Эштон обрадовался, услышав смех мальчишек. Раз они могли смеяться, значит, им было уже не так страшно. Он перевел взгляд на Пенелопу.

— Боюсь, что тебе сейчас будет больно.

— У меня и так все болит. Что ты собираешься делать? — спросила она.

— Поднять тебя с земли, — сказал он, подхватывая ее на руки.

Пенелопа знала, что Эштон старался делать все как можно осторожнее, но все же ей было ужасно больно. Боль была такой сильной, что она, не удержавшись, выругалась. Сейчас, в эти мгновения, ей больше всего на свете хотелось провалиться в темноту беспамятства, которое подарило бы облегчение, или хотя бы закричать, но она не могла себе этого позволить — боялась испугать мальчиков.

— Эштон, — прошептала она, когда он нес ее к карете, — если я умру…

— Ты не умрешь.

— Просто пообещай мне, что ты проследишь, чтобы о мальчиках позаботились.

Он хотел сказать ей, чтобы она не говорила глупости, но решил, что не стоит с ней спорить. Спорить сейчас было бы бессмысленно. Невольно вздохнув, Эштон тихо сказал:

— Обещаю.

— Спасибо. Они все знают, кто их отцы, и тебе это должно помочь.

— Да, конечно. Я уже пообещал, что позабочусь о них, и больше не хочу об этом говорить.

Пенелопе тоже не хотелось думать о смерти, но она знала, что должна сейчас все решить. И обещания Эштона оказалось вполне достаточно, потому что у нее не было сомнений в том, что виконт — человек слова. И теперь, когда эта забота свалилась с ее плеч, она наконец-то вздохнула с облегчением — и провалилась в спасительную тьму.

Эштон вздрогнул, почувствовав, как Пенелопа обмякла у него на руках, и внимательно посмотрел на нее. Грудь ее медленно поднималась и опадала, и его панический страх отступил. Он был даже рад тому, что она потеряла сознание. Тряска в карете, а потом перенос в спальню и укладывание на кровать — все это неизменно причинило бы ей сильную боль, как бы он ни старался не причинять ей лишних страданий. А сейчас, лишившись чувств, она не ощущала боли.