Маленькая желтая лампа - Алла Дымовская

Сеньор Рамон по-прежнему безмятежно сопел в нежном дурмане волнового сна. Как раз проснется, и перелома словно не было, а стресс, что стресс? В условиях экстремально опасных, может, астрофизик поступил наилучшим образом, принявшись петь псалмы. Кстати, и доктор Мадянов не однажды замечал: верующие люди всегда более благоприятно переносят смертельную угрозу их существованию. Оттого, что точно знают – спасение придет свыше, надо только как следует попросить. И оттого, что надеются – после умирания плоти есть для них лично шанс на ангельскую благодать, для укрепления которого тоже невредно спеть на всякий случай что-нибудь религиозно-душеспасительное.

– Вы, доктор Арсений, примерно сидите у больного. Похвально, но не дальновидно. Завтра для вас тоже тяжелый рабочий день, – прошелестел позади, будто листопад, невесть откуда взявшийся магистр Го Цянь.

Арсений непроизвольно вздрогнул от неожиданности. Хорошо, что зашел именно доктор Го. Наедине со спящим Эстремадурой, который решительно не годился в собеседники, Мадянову было тяжко. Держать бремя тайных дум внутри, в гордом одиночестве, сейчас плохо выносимо.

– Вижу, и вам не спится? Переживаете за любимого ученика? – скорее с риторической целью спросил у магистра Арсений. Отношения между пожилым доктором Го и молодым, недавно из юношеского возраста, Эстремадурой он не мог классифицировать иначе. Хотя ни разу китайский философ не дал понять, будто сеньор Рамон в действительности его ученик. Сам астрофизик вообще никак не позиционировал себя по отношению к якобы учителю.

– Прошу извинения. Но я вовсе не наставник милого юноши, хотя и люблю его. И никогда не былся таковым. Мы по смыслу близко коллеги, сознаться правда, дистанционально. Рамон воплощает мои фундаментальные идеи в частные случаи и даже верит в них. А для философа это важно, – магистр говорил и одновременно устраивался в амортизационном кресле по соседству, с другой стороны от «сонной» капсулы с больным Эстремадурой. Он ловко развернул подголовник, видно, решил расположиться надолго.

– Теперь, наверное, злополучную комету назовут его именем? Комета Рамона. А что, звучит красиво, – предположил доктор Мадянов.

– Вовсе нет. У небесного тела есть название. Какой-то длинный номер в каталоге. Мальчик совсем не ее первооткрыватель, я уже объяснялся прежде. Это вообще обычная комета, ничего особенного, кроме разнообразной траектории… Нет, не разнообразной, кажется, не то слово, – призадумался доктор Го.

– Может, нестандартной? – подсказал нужный термин Арсений. Он зевнул, затем вытянул вперед сложенные домиком кисти рук, сочно захрустел костяшками пальцев, потянулся.

– Может быть. Но и это теоретически в принципе объяснимо расчетами, причем давно, – пояснил ему магистр.

– Тогда за каким таким чертом… То есть, простите, для чего стоило рисковать жизнью и потерять бот, хотя бот, конечно, ерунда. Черт с ним, с ботом! Опять, простите, – несколько путано высказался Арсений.

– Мальчик думал, что найдет звезду Полынь, так это называется в Священном Писании католиков и христиан вообще, – с абсолютной серьезностью произнес магистр Го Цянь и даже сделал торжественную паузу. – Думал, найдет особенный ее характер, который не удалось поймать при обычном спектральном анализе. Эта комета, если верить моему милому Рамону, пришлась очень издалека, и она единственное космическое тело, что соответствуется описанию в Откровениях святого Иоанна или Ионы, не помню. Чем она соответствуется и как именно, не могу сказать, я лишь едва разбираюсь в уравнениях астрофизических законов. Знаю только, комета никогда в обозримом времени прошлого не подлетала близко ни к Земле, ни к другим крупным планетам, ни к Солнцу, чтобы ее могло захватить. А может, сейчас по-настоящему у хвостатой гостьи второе пришествие примерно двести лет спустя. Но теоретически, вероятно, однажды роковое появление ее в земном небе при очень точном совпадении в уменьшении веса ядра. Что Рамону и требовалось определить.

– Бред какой-то! Но, скажите мне, зачем? – Арсений никак не мог прийти в себя от изумления, наползавший было сон исчез в мгновение ока. Подтверждать богословские спорные тезисы и пророчества? Что может быть глупее для человека, занятого реальными научными изысканиями?

– Затем, чтобы не было скучно, – осторожно ответил доктор Го, лукаво склонил голову-тыковку на боковой выступ кресла, покосился слегка в сторону собеседника: стоит ли об этом продолжать. И видимо, решил: да, стоит. – Если в прямом восприятии природы нет элемента воображаемого и фантастического, такая реальность пребудет суха и бесплодна. За ней нет идеи, лишь одинокое описание. А лучшая рыба, доверьтесь, всегда проходит в глубине! К примеру, вы сами, доктор Арсений, признаетесь в существовании Нечто как высшей силы? Творящей или управляющей, это едино.

– Все верят в Бога, как бы его ни называли. У меня однажды случился странный пациент. Так вот он утверждал: Бог – это точка, которая сидит внутри материи и бесконечно мала. Но при всем том обладает бесконечной же энергией. И точка сия испускает из себя необозримое число элементарных частиц, какие только есть во Вселенной. Затем частицы уже сами складываются в атомы, атомы – в кирпичики, кирпичики – в дома, дома – в улицы и так далее. Однако через определенное время возвращаются назад, как бы свертываясь в Бога-точку. И он молился этой своей точке, вернее, самому себе. На вопрос, почему Бог-точка пребывает непременно в нем, мой пациент отвечал: вовсе не в нем, она нигде, потому что мала бесконечно, но именно поэтому и в нем тоже. Он был Богом для себя, Богом-точкой, Богом-мирозданием. Я оказался не в состоянии справиться с его расстройством, и пациент мой покончил жизнь самоубийством. Бросился в гравитационный преобразователь (он был даже не ученый человек, обыкновенный смотритель на Нижнетагильской станции), чтобы его расщепило на возможно более мелкие частицы. Он желал вернуть Богу Богово и вернуться самому в первозданном виде, – Арсений немного помолчал, как делал всегда, когда подбирался к главному выводу. – Мне кажется теперь, что нужен ему был никак не Э-модулярный психолог, а, наверное, магистр философии, пускай и не фундаментальной. Кто-то вроде вас, уважаемый доктор Го. Кто-то, просто поверивший в эту его точку-Бога, а не вызвавшийся лечить сеансами преодоления стрессовых моделей.

– Не могу сказать уверенно, что от меня имелась бы помощь, – возразил внимательно слушавший Арсения магистр. – Ваш пациент оптимальным образом поступил согласно своей вере. Скорее вам нужным был скептик или даже циник, но и каждый из них единственно показал бы иной путь для убийства себя. Сущность не в образе его представлений, только лишь в действии, которого ваш пациент желал. А желал он умереть способом, что доставил бы его к Богу кратчайшей дорогой. Он не искал способа, как ему жить.