Аккрециозия - Андрей Касатов

В три группы мы быстро зачистили опорник чертей. Посадка рядом горела. Здания промзоны складывались одно за другим. Даже сбежать никто не успел. В чистом поле это была верная смерть.

Больше о том бое сказать нечего. Но вот что мы нашли там в катакомбах… Это, это засело во мне надолго.

* * *

Тогда я не придал этому значения. — Олег закурил снова. — Да и было о чем подумать. Но потом, каждый раз мысленно возвращаясь туда. — он обвел сигаретой комнату. — Как ты говоришь движимый невидимой силой. Я все никак не мог понять причины увиденного. Там мы нашли трупы, если вкратце. Трупы пленных, гражданских, трупы их же собратьев чертей. Все изувечены. Изувечены страшно, еще при жизни.

Он выпустил дым. Встал с кресла разминая ноги. Стал ходить кругами по каюте.

— Вот это мне не давало покоя. С той промки никто не ушел из черных. Помню с какой яростью наш глайдер как коршун набрасывался на посадку за посадкой, которые уходили дальше, в сторону города. Поливая огнем всех чертей, каких находил. Мы отплатили тогда сполна. На тот момент мы кружили уже возле самих стен черных крепостей. Вытравляя это безумие.

— И что именно не давало вам покоя? — осторожно говорю я.

Олег задумался, на его лице вновь появилось это тяжелое выражение. Тяжелая мысль. Вязкие воспоминания, облаченные в слова, которые должны сорваться с языка. Он осушил рюмку и посмотрел на меня.

— Почему так? Почему в каждом опорнике, где были черные мы находим одно и то же. Почему себе мы такого не позволяем?

Я пододвинулся ближе. Но Олег уже кружил по комнате разгоняя мысль.

— Митридат, Мессана, Регий, Наксос… Вся ось окраинных миров — это все новые, молоды аграрные колонии. Долгое время предоставленные себе. Относительно молодые. Поселениям здесь в среднем по шесть — семь сотен лет. И вот тут, где властвует Пан, нет место человеку Предела. Понимаешь?

Теперь осушил рюмку я и неуверенно кивнул.

— Человек растворенный в природе, в природе как сфере. Сфере любого толка. Становится её неотъемлемой частью, потому что не мыслит себя иначе. Пусть даже и природа тут существует как АК-контур. Тогда Пан, разлитый во множестве ей превращений, той самой незримой силой, выступает тут полноправным властителем. Формируется странный, дохристианский тип… — он замялся. — Сознания? Нет. Мышления? Не знаю.

Он говорил, а вокруг него плясали тени. Переливались бликовали, мерцали, будто живые.

— Будто человек погруженный в сферу, природу. Сам наделяет этого Пана существованием. Так как человек живет посредством этой сферы. Через неё закрывает все свои потребности и без неё себя не мыслит. Будто все что происходит в сфере, в данном случае в сфере как природе, есть уже завершенное. Понимаешь? — Олег мотнул головой, разбавил мысль коньяком, попутно произнеся тост. — Сам не понимаю. Но в этом мироощущении, человек такая же неотъемлемая часть природы, сферы которой он отдан, а значит и часть Пана. Дух всенаполняющий пронизывает все вокруг. У него будто бы нет идеи вечной души, отделенной от мира и от природы. Вверенной только Богу. Вечной души нет, а значит нет начала индивидуальности, и нет начала гуманизма. Понимаешь?

Я не понимал. Завороженный пляской фантомов. Мысль его становилась моей, но не была для меня понятной оттого отдавалась лишь хороводом образом населяющих каюту. Олег, сделав круг, подошел к столу. Затем сел, внимательно рассматривая его черную гладь. И будто бы найдя тропу для мысли, продолжил.

— Только идея о трансценденции человека дает иную точку опоры. А значит иное поле деятельности. Иной горизонт. Не важно, если ли это только продукт мышления или есть бессмертная душа действительно. Но сам факт наличия такой идеи в нашем взаимодействии уже работает. Мы все равны перед вечностью, перед Пределом. И должны следовать этому вызову, каждый сам по себе. Но вместе с тем, в этом движении стремиться выразиться через нас общечеловеческое. Потому предел един для всех.

Спичка одобрительно загудел, замигали лампы в помещении.

— Но в цепи аграрных миров. Этой конструкции нет. Ими движет иная сила, естественная сила, непосредственная сила, которую оживляют сами люди, отдавая себя природе. Той сфере, в которой они живут. Если у тебя нет души, и у меня ее нет, а дух разлит между нами одинаково, и мы части этого многообразия жизни в сфере-природе, не имеющие возможности быть чем-то большим, то и законы природы для нас предельны. Только они и больше ничего. Отсюда, такое отношение к чужой жизни. Да и к своей кстати тоже.

Жикривецкий перевел дух. Огляделся в каюте. В руках у него тлела сигарета.

— Вот о чем я думаю, вспоминая изувеченные тела, которые мы находили. Это, по мнению черных, это их земля, их сфера. И они как не большие, но и не меньшее. Может быть, только старшие в этой сфере, среди всего живого многообразия. Решают кому жить, а кому нет. Природа в целом жестока. И это в ней норма.

Олег грузно опустился в кресло. Я старался не шелохнуться, чтобы не спугнуть его мысль.

— Но тут заявляется Империя и говорит о том, что нет у вас права так поступать с людьми на ваших территориях. Они все принадлежат Пределу и Богу. Вы не вправе решать. — он хлопнул в ладоши. — И вот, откуда такая ненависть. Поставь себя на их место Артём. На место черных. Они уже все решили. По праву сильного. Это их сфера, что хочу то и делаю, потому что всё что я делаю, также сообразно природе, как и я сам. Хочу — буду равнять города с землей. Хочу — разбомблю целую планету.

— Вот эта сила Артем, мне понятна. — сказал он, стряхивая пепел. — Неосознанная сила, владеющая умами целых миров. Непосредственная, эстетическая сила. Которая жива по своим делам. Потому что я сам её видел. Там, в катакомбах.

— Поэтому вы оказались на Персеполисе? В институте. Чтобы понять, чтобы найти способ эту силу обуздать? Влиять на неё как-то — на шару закинул я ему в ответ.

Олег вмиг замолчал. Остановив на мне тяжелый взгляд.

— А для чего мы летим на Митридат, как ты думаешь?

— Чтобы изучить людей-заводи, дать оценку.

— В сущности, на них плевать. — сказал он как отрезал. — Мы должны убедиться, что там не затевается очередной геноцид. Если Омуты, люди предела — пусть станут частью Империи, наравне со всеми. Если они нечто другое. И на это неспособны — пусть живут там в изоляции на своей территории. Но вот данная сила, которая может обуять жителей Митридата, беспокоит меня