Северные рассказы и повести - Эльдар Ахадов

Наконец, неместных пассажиров собрали внизу, у стойки авиакомпании. Сказали, что повезут на отдых в гостиницу. Северянам в зимних одёжах топтаться в московском аэропорту очень душно. А куда, её, эту одёжу денешь? На выход же собрались. Таких горемык, кто не мог разъехаться по московским домам, оказалось человек пятнадцать. Томительнее всего ожидание. Топчешься, мешаешь людям ходить, не знаешь куда себя деть. И не уйти никуда: ждем ведь автобуса. Микроавтобус подошёл, наконец. Площадь перед аэропортом забита транспортом и кашей из мокрого грязного снега.

Эх, а ведь так хорошо задумывалось! Рейс на Уренгой прибывает туда семь двадцать утра. Обычно после отпуска всякий раз получалось так, что прямо с этого рейса, иногда даже не заезжая домой, если времени в обрез, выходил я на работу, которая начиналась с девяти. И первый рабочий день после отпуска становился самым дискомфортным. Потому что в дороге — сон — не сон, а на работе расслабляться никак нельзя. На этот же раз я специально выехал из дома на сутки раньше. Чтобы иметь фору для сна. Чтобы на работу выйти, не мучаясь зевотой и желанием вставить себе спички в веки.

Утро. Мы подъезжаем к гостинице со странным названием «Рамада». И не громада вроде, и не тамада. Что–то среднее. Ехали через лес с роскошными, покрытыми пухлым снегом, разлапистыми елями. А снегопад так и продолжается: праздничный, лохматый, почти как новогодний. Так и кажется, что сейчас появится красноносый белобородый дядька в шубе откуда–нибудь из–под ели, конечно.

Селят по двое в комнату. Мужчина у стойки администратора сильно возмущается этим. Он привык жить в одноместных номерах. Ни к чему ему подселенцы. Я тоже не в восторге от перспективы оказаться в комнате с кем попало. В результате тому мужику я и достался. Электронный ключ от комнаты, слава Богу, у каждого свой.

Впрочем, мы с Виктором даже не поссорились ни разу. Люди всё–таки вежливые, в возрасте. Да, и делить нам нечего. Оказался он замом гендиректора местного филиала Газпрома. Ну, и ладно. Не беда. С кем не бывает. Главное, что оба — жертвы обстоятельств. Но, он, видимо, привычнее. У него с собой тапочки оказались, а я не предусмотрел. Значит, у него командировочного опыта побольше, только и всего. Даже разговорились за жизнь. Сын у него в Москве. Но что–то он не поехал к нему. По сотовому поговорил и всё. Знаю я, что Москва — такой мегаполис, в котором люди сильно меняются. И ничего тут не поделаешь.

Вечером, в то же время, в какое я должен был улететь вчера, всех благополучно погрузили в самолёт и отправили куда следовало. И летелось нам три с половиной часа, и не встретилось по пути никаких препятствий, и удачной была посадка. А первым в аэропорту встретил нас тот же торжествующий хлопьями снег и мутная зимняя предрассветная даль.

Ну, вот… Через час на работу. И куда было спешить? Лучше бы я с детьми своими повозился на день дольше. И мне приятней, и им — в радость.

И В ТАЙГЕ, И В МОСКВЕ

Это случилось почти двадцать лет назад. Ранней весной, находясь в экспедиции на маршруте в саянской тайге, я потерял паспорт. Выронил. Где и когда именно — установить не представлялось возможным, потому как пропажа обнаружилась явно гораздо позже момента потери. А тайги вокруг — море. А море — это покруче стога сена с иголкой в нём. Где уж там найти какой–то отдельно взятый документ размером с ладонь? Так, мне казалось. Сильно я переживал. И без всякой надежды оставил в одной охотничьей избушке записку о том, что я, такой–то, потерял паспорт. Вроде как Богу пожаловался на судьбину. Ведь что такое избушка охотничья? Люди в ней случаются разные. Изредка. Может, раз в году. Может, пять раз. А может, и ни разу. Переночуют, поедят и уходят. Кто–то спички оставит в избушке для других таких же путников, кто–то соль, кто–то муки или чаю, кто–то дров наколет для других. И доведётся ли в следующий раз побывать там же — заранее неведомо никому.

Прошло более полугода. Оказался я в тех же краях поздней осенью. Захожу в ту же охотничью избушку и вижу: лежит мой утерянный паспорт на столе. Так до сей поры и не знаю: кого по имени благодарить.

А прошлой зимой уже в тундре, на изыскательской трассе, выпал у меня из–за пазухи в снег мобильный телефон. Ну, тут уже куда деваться? Снег же кругом, а той трассы — несколько сотен километров. Безлюдье полное. На работе мне посочувствовали. Утерянную сим–карту телефонную я восстановил и вставил в другой телефон.

В этом году, в феврале был я в Москве по делам. Город огромный. Мегаполис. Народу — тьма, говорят миллионов двенадцать, если не более. И надо же было тому случиться: потерялся у меня именно тот самый телефон с уже терявшейся прежде симкой! Потерять телефон в такой ситуации, как мне казалось, — безнадёга ещё большая, чем потерять его в тундре…

Однако, по прошествии дней десяти после моего возвращения из Москвы раздается телефонный междугородний звонок: «Вы не теряли в Москве сотовый телефон?» И вот сегодня после обеда мне принесли пакет экспресс–почты. Вскрыв его, я обнаружил внутри… тот самый утерянный мной в гигантском мегаполисе мобильник!

И сим–карта — на месте!

Нет, не меняется человеческая сущность! Есть на свете добрые люди. И в тайге, и в тундре, и более того — даже в Москве…

«ИСЧАДИЕ АДА»

Геологи наши — люди увлеченные, любящие свой предмет, который в самых общих чертах по итогам своим схож с трудом искателей кладов, сокровищ и сопутствующих всему этому головокружительных приключений. Ведь каждое найденное в недрах земли и разведанное месторождение — клад самый настоящий, только несоизмеримо больших размеров, чем какой–нибудь средневековый сундучок с пиастрами или драгоценностями испанского двора.

Тут счет идет не на пиастры, а на сотни миллионов и миллиарды тонн нефти или триллионы кубометров газа, например. Сокровища, которые визуально даже представить себе сложно! И, конечно, как при любых поисках сокровищ, здесь тоже случаются и заблуждения, и ошибки, и глубокие разочарования, и только очень–очень изредка — как бы случайные совершенно ошеломительные находки…

Увлеченные вечной страстью поисков геологические головы, особенно молодые и в меру амбициозные, время от времени порождают гениальные идеи. Ну, если уж не совсем гениальные, то почти — точно. По крайней мере, им самим, особенно в первые минуты рождения этих идей кажется именно так и никак иначе. Естественно, всё это обсуждается с коллегами и начальством, пробивает себе дорогу через тернии и сомнения. И вот, наконец, идея одобрена. Остается одно: подтвердить её реальными результатами.

А что может дать самый реальный и быстрый результат? Правильно. Её величество скважина. А что нужно, чтобы пробурить скважину помимо оборудования, людей и кучи самых разных лицензий, в том числе и на недропользование? Земля. Право на пользование землёй.

И приходят гениальные геологи к маленькой, но очень вредной по их мнению женщине — земельщице своего же предприятия. Земельщица занимается оформлением земельных дел, получением договоров аренды на землю между своим предприятием и владельцами земель, в основном — с администрациями муниципальных образований. Между прочим, даже в голой тундре земля обычно не просто земля, а сельскохозяйственного назначения. На ней же у нас олени пасутся и кочуют стадами кое–где.

Маленькая, но бойкая земельщица за словом в карман не лезет. Она помнит, как несколько месяцев назад те же геологи точно так же деловито–радостной толпой вот–вот гениев приходила к ней точно с таким же вопросом. Там–то и там–то (тычут пальцами в карту) им срочно нужна была земля под площадку строительства скважины, склады ГСМ, амбары, вертолётную площадку, прочее хозяйство и, разумеется, под рабочий поселок буровиков…

Женщина–специалист объясняет им, что до получения оформленных и зарегистрированных в государственной регпалате договоров аренды по тем землям уже недолго осталось ждать — всего три–четыре, от силы пять месяцев.

Геологи в недоумении, им, оказывается, уже и на фиг не нужны те скважины! Та теория, по которой те скважины должны были буриться, сегодня умерла. Не нужна им эта земля. Им нужна совсем другая, во–он (опять — пальцами в карту) там. Желательно, сегодня же. А ещё лучше — уже вчера. Так когда можно будет получить договора аренды земель и приступить к бурению?

Земельщица честно, без тени насмешки говорит: минимум — 9 месяцев, а то и год.

И тут геологов прорывает! Они, обступив земельщицкий стол со всех сторон, начинают возмущаться, перебивая друг друга, и глядя на эту вредину, как на натуральное исчадие ада, которое хочет их смерти.

О, бедные, бедные гениальные светлые геологические мозги! Ну, откуда им знать (тем более, что они этого ни слышать, ни знать не хотят совершенно), что для того, чтобы получить любой земельный отвод под строительство скважины нужно: