Северные рассказы и повести - Эльдар Ахадов

Выход один: возвращаться на КПП, пока аккумуляторы работают, звонить оттуда в гараж и просить привезти новый генератор. Так и сделали. В будке охранников по крайней мере есть тепло.

Пока дозвонились, пока те, кто должны были нас выручать, поняли положение и начали рассуждать на тему: «как нам организовать рабкрин»… В общем, много воды утекло с той поры. Сердобольные охранники предложили чай, потом и покушать предложили. Чаю мы попили, от еды вежливо и грустно отказались.

Пока длилось ожидание, в полудреме ко мне возвращались фрагменты увиденного за эти дни. Вот весь в снежной дымящейся пыли проносится мимо меня с ледяного берега Хеты вездеход геологоразведчиков, увешанный трепещущими на ветру флагами, словно ёлка. Здесь и флаг России, и флаг Украины, и флаг Ямала, и флаг Таймыра, и флаг Туруханского края.

А вот аккуратный вагончик маркшейдера Распопина на Сузуне. Его самого нет — он в отпуске, но есть чайник, есть две постели, стол, стулья, два больших монитора, сушилка для обуви, умывальник, масляные обогреватели, короче всё, кроме туалета. Туалет на Сузуне — в железном синем контейнере, какие грузят на баржи в портах. Не сразу и догадаешься. А какую замечательную ароматную выпечку готовят в здешней столовой три татарки — поварихи Лола, Регина и… третью не помню по имени. Пирожки с яблоками с пылу, с жару — всем понравились, не только мне.

Глаза мои полуприкрыты. В ушах — копошатся шорохи снега. Существует понятие «поющие пески», это происходит, когда песчинки под влиянием ветра трутся друг о друга. Чем больше масса текущего песка, тем выразительнее звук — от тихого писка до мелодии органа. Издают звуки лишь сухие пески. Люди говорят, что так говорят духи пустыни. Но снег на морозе тоже бывает сухим, как песок. Он и движется, как песок, собираясь в точно такие же барханы. И мне кажется, я слышал то, что можно назвать поющими снегами. Среди шороха прорезались тявкающие звуки. Да, это уже не снег, это песцы. Перебегают с места на места, носом чувствуя: где человек — там и пища.

Прибегают они к столовой на Тагуле. Вьются около помойки. Но это — когда нет собак. Когда же возле рабочих вагончиков появляются мохнатые друзья человека, то тагульским работникам сразу понятно: опять местные кочевые ненцы «ушли в крутое пике». Выпивка — бич не только для людей, но и для их собак. Пока люди пьют, их ведь кормить некому. Вот и бегут от чумов и стойбищ к столовским поварихам: авось, не прогонят, подкормят. Вот как они угадывают, что хозяева протрезвели, и можно возвращаться — загадка. Но однажды собаки вновь бегут к чумам и стойбищам. И тогда снова появляются тявкающие песцы.

Сейчас я слышу песцов. Значит, собаки вернулись. Вот они, возле ненецкого костерка на перекрестке зимних дорог. И нарты, и олени, и хозяева их — все тут. Однако, рыбу продают шоферам. Перекресток бойкий, машины на Ванкор едут часто. Правда, рыба мелковата и цена неглупая. Ненцы цены знают, не продешевят. Зато, кто захочет, может с оленями сфотографироваться. За так. Приезжим — экзотика. Местным — бесплатная реклама…

Всё, хватит дремать. Пригрелся тут. Пора в дорогу. Генератор, наконец, привезли. Поставили уже. Урал бодро шумит. Рассаживаемся и едем. Руслан радостно сообщает, что генератор новенький, только пока прилаживали, все ремни порвали. Вернее, не все. Последний остался. Вот он один и крутится теперь. Последний ремень… А что если и он по дороге выйдет из строя? Что делать будем?

Смеётся татарин. Говорит, начальник ему велел завтра на этой же машине ехать в другую «тмутаракань» — Юрхарово, в новую командировку. Так что последний ремень обязательно нас довезёт, не подведёт. Ему ведь кивать и надеяться уже не на кого, он же — последний. Доедем!

ДЫМЧАТО–МОРОЗНО–ГОЛУБОЙ…

— Покажите технику безопасности! — здоровенный охранник в плотной тёмной куртке напряженно смотрит на моего коллегу и напарника Андрея. Только что на «уазике» подрядчиков мы подъехали к шлагбауму перед въездом на территорию лицензионного земельного участка, где ведется добыча газа. Впереди тундра, позади тундра, посреди — шлагбаум и будка охранника. Здесь земельными участками называют не дачные огородики, где всей землицы с гулькин нос, не больше, а многие десятки заснеженных ледяных километров влево, вправо и вперед тоже.

Долговязый и чуть сутуловатый Андрюха глянул на меня, бодро доставая из нагрудного кармана пластиковый пропуск, с которым мы ходим на работу в офис. Охранник пару мгновений во что–то, насупившись, вдумывался, потом резко развернулся в мою сторону и задал тот же потрясающий вопрос, на который ни я, ни Андрей понятия не имели что отвечать:

— Покажите вашу технику безопасности.

Я, следуя примеру товарища, тоже вынул из кармана скромный пропуск на работу. Охранник немедля отвернулся от нас и, не оглядываясь, направился скорым шагом к своей будке. Шлагбаум поднялся. И мы на «уазике» — буханке двинулись дальше.

Всюду, сколько видят глаза, бесконечное пустынное снежное поле, в котором изредка гордо белеют крытые толстыми ресницами инея, одиночные лиственницы. Словно шкура диковинного змея, снег под солнцем ослепительно переливается мелкими ледяными чешуйками. Но искринки в воздухе не реют и не плавятся, покачиваясь из стороны в сторону.

Значит, ветерок, хоть и слабенький, но есть. И морозно. Мы подъезжаем к какому–то кусту. Здесь кустами называются группы скважин, из которых либо (в основном) качают газ, либо ведут ими иные сопутствующие работы. Короче, целый рабочий цех под открытым небом. Здания тут тоже присутствуют — административного характера, естественно. А позади всего этого хозяйства поодаль, возле колючего забора рядочками стоят жилые и нежилые вагончики.

Два геодезиста из фирмы подрядчика, которые были с нами в машине, выходят и начинают расчехлять пару снегоходов. Ну, вот, конечно, бензин теперь только понадобилось искать. Потом при попытке прогреть двигатели выясняется (и это всегда так, не одно — так другое), что двигатель Ивана — бородатого очкастого детины огроменного сибирского роста — в общем, барахлит.

Виктор — молодой улыбчивый приземистый паренек в чёрной шапке с ушами, залихватски завязанными назад уже «готов к бою». Андрюха садится позади него на Буран — «коротыш» и — только их здесь и видели. А я, молчаливо дождавшись, когда изматерившийся Иван, наконец, приводит в порядок своего «стригунка», уезжаю на «буханке» к началу принимаемой нами от подрядчика изыскательской трассы — без него. Так мы договорились: Встречаемся с Иваном в условленном месте, я пересаживаюсь в санки, прикрепленные к «Бурану», и катим вдоль трассы: смотрим наличие реперов, поворотных угловых знаков, выносных… Как обычно.

Зимняя дорога петляет от куста к кусту, а снегоход мчится к исходной точке по прямой. В скорости «буханка» его превосходит, но за счет сокращения пути Иван оказывается на месте раньше. Санки напоминают узкий железный гробик цвета хаки, но с автомобильными отражателями по бокам. Как бы тоже ведь — транспортное средство, между прочим…

Вдоль края дороги замечаю в снегу цепочку следов, завершающихся красивым отпечатком крыльев.

— Глухарь прогуливался, — улыбается Иван. Небо над головой изумительно голубое, а вдоль горизонта — кольцом, по всему окоёму — седая белесая дымка… Ну, что ж. Помчались. В принципе, работа выполнена на совесть. Для памяти фотографирую каждый пункт наблюдения по трассе, которая была пройдена совсем другими геодезистами еще летом, полгода назад. То, что — другими, становится понятно сразу: Иван явно ищет следы трассы, всматривается всякий раз, хотя рельеф тут открытый, видно далекоооооо.

Увы. Андрюхе или нет, не Андрюхе, а Виктору, поскольку сдавал он, повезло гораздо меньше, чем Ивану. То, что надо было сдать нам, как представителям организации–заказчика, было в наличии, мягко говоря, не полностью. То есть, на бумаге, конечно, — полностью, а вот в поле — не полностью. На этом приемка завершилась.

В «уазике» удрученные Витя и Ваня молчали всю обратную дорогу. Витя слушал музыку через мини–наушники и иногда, как бы извиняясь, застенчиво улыбался. Иван громоздился мрачной спиной на переднем сидении. Вот если подумать: кто им мешал прежде, чем вызывать заказчика на сдачу, самим проехаться по трассе и сразу убедиться в том, что летом кое–кто у них кое–где сработал халтурно? Разве это было так сложно сделать? И на кого теперь–то пенять? Не на кого.

А денёк–то был хороший. Дымчато–морозно–голубой… С глухариными следами, с инеем на лиственницах. С чешуйчато–искристым предвесенним настом.

ЧИСТАЯ СОВЕСТЬ

Каждый день с людьми происходят самые разные события. Одни их огорчают, а другие — радуют. Но те события, которые связаны с добрыми поступками человека, достойны людской памяти. Помните о добром. И, может быть, когда–нибудь, через ту память, доброе — сохранится и приумножится, а злое исчезнет или хотя бы уменьшится.