Сирены - Джозеф Нокс

налила в пивную кружку воды из-под крана и поставила в нее цветы.

— Как неожиданно, красавица, — сказал посетитель у стойки бара.

Он был завсегдатаем заведения. Именно он подкатывал к Изабель в ночь накануне ее гибели. Он приходил сюда каждый день. Я это знал, потому что теперь и сам так делал. Однажды я слышал, как он рассуждает об Изабель Росситер и Сикамор-уэй. Он, как и все, качал головой и приговаривал, что страна катится к чертям.

— Это мне, что ли? — Он кивнул на цветы.

Барменша улыбнулась:

— Боюсь, что нет. Просто захотелось оживить обстановку.

— Такой красотке, как ты, не дело самой цветы себе покупать, — заявил он. — И оживлять обстановку.

— Ничего страшного, мне не трудно. — Барменша повернулась ко мне, вопросительно распахнула глаза: — Что будете?

— «Джеймсон» с содовой, пожалуйста, — попросил я.

Он тут же посмотрел на меня:

— А ты как думаешь, сынок?

— Я стараюсь вообще не думать.

— Вот, девушка сама покупает себе цветы. А все потому, что у нее нет нормального мужика.

Я заплатил за виски и удалился на свое место.

— Вот болван, — сказал он мне вслед.

Я опустошил бокал наполовину. Мимо прошла барменша, собирая пустые стаканы. Улыбнулась мне. Она еще ни разу не упомянула Кэтрин или мои недавние расспросы. Похоже, поняла, что мне просто некуда идти.

Назойливый тип не спускал глаз с барменши и, как только она ушла вглубь зала, перегнулся через барную стойку и вытащил букет из кружки. От неловкого движения цветочные стебли переломились. Он распрямил их, стряхнул воду и спрятал цветы под стойку.

Барменша вернулась с полной корзиной порожних бокалов, кружек и бутылок, поставила ее на стойку. Назойливый тип молча смотрел, как Мэл сгружает грязные стаканы в посудомойку. Немного погодя, ненадолго оторвавшись от посуды и приготовления заказов, барменша заметила, что цветы исчезли. Она недоуменно поглядела вокруг и повернулась к посетителям у стойки.

Мужчина вытащил букет.

Протянул его барменше, будто подарок.

Она не взяла цветы. Он призывно помахал букетом. Она потянулась за цветами, но он их не выпускал. Сидел и ухмылялся. Потом все-таки отдал букет. Барменша подошла к раковине, наполнила новую кружку, опустила в нее измочаленные цветы и замерла, не оборачиваясь.

У бара несколько человек ждали своей очереди. Кто-то окликнул барменшу, чтобы она приняла заказ. Она с напряженной улыбкой повернулась к посетителям. Тип у барной стойки заметил перемену в ее настроении и принял такой вид, будто просит прощения. Он заказал еще пива. Барменша сухо и сдержанно обслужила его, а он демонстративно дал ей чаевые.

— Спасибо, — сказала она.

Он опустошил свою пинту за пару глотков, встал с барного стула и направился в туалет. Вернулся, взял куртку и ушел.

Спустя несколько минут он побрел прочь с Динсгейта. Его пошатывало, но, похоже, он соображал, куда и зачем идет. У трамвайной линии он остановился. Я думал, что он вот-вот обернется, однако продолжал идти за ним. Он сощурил глаза, огляделся, заметил темный переулок справа и шагнул в него, на ходу расстегивая ширинку.

Я свернул следом. Он дошел до середины переулка, привалился к стене и начал ссать. Он не слышал, как я подошел, и не видел меня в темноте. Удар сбил его с ног, струя мочи взметнулась, забрызгав ему брюки. Я пнул его что было сил, потом еще раз, еще и еще, пока не заболели ноги и щиколотки.

Потом я вернулся в «Рубик» и напился джина с тоником так, что не мог выговорить ни слова. Помню только бокал с полукружьем лайма, похожим на ярко-зеленую безумную ухмылку.

19

Проснулся я, как ни странно, в своей постели. Лежал ничком. Голова превратилась в матрешку. Будто у меня было сразу шесть черепов, один в другом, и они оглушительно тарахтели, стоило чуть пошевелиться или о чем-то подумать. Я долго не мог перевернуться на спину и открыть глаза.

Наконец открыл. И вздрогнул. Надо мной склонились двое. Лэски и Риггс. Лэски выглядел прозрачным даже в полутемной комнате. Риггс маялся похмельем. Я боялся представить, что они думают обо мне. Оба ухмылялись. Лэски швырнул мне рубашку:

— Проснись и пой, красавчик!

Голос не спешил ко мне возвращаться.

— Вы не имеете права… — просипел я.

— У тебя дверь нараспашку.

Вполне возможно. Я не помнил, как добрался до дома.

— Мы подождем в гостиной.

Они вышли из спальни.

Я медленно встал с кровати, оделся и присоединился к ним. Они расхаживали по квартире, изучали все, что лежало на виду, тыкали во вспоротый диван. Повернулись ко мне с ехидными улыбками на лицах. Молчали.

— Кэт, — начал я. Голос дрожал. Не с похмелья. От страха. — Вы что-то нашли…

— Там нечего находить, — сказал Лэски. — А ты заставляешь полицейских тратить время понапрасну.

— То есть?

— Ты ее в «Рубике» в последний раз видел? — спросил он.

— Да.

— С Шелдоном Уайтом?

— Да…

— Ну так она и ушла с ним. Добровольно.

— Что?

Он подавил зевок.

— Ее видели.

— Кто? Что говорит Паррс?

— А то и говорит, — вмешался Риггс. — Мы же здесь, видишь?

— А вот ты завелся так, что едва не угодил в тюрягу, — сказал Лэски. — С чего бы это?

— Она связана с Зейном Карвером.

— Рассказывай.

— Я не так много знаю.

— А мы другое слышали.

— Скажите, что с Кэтрин, — попросил я.

— С чего ты взял, что мы из-за нее пришли?

Я не ответил.

— Где ты был в пятницу вечером?

Теперь они стояли по бокам от меня. Лэски отступил на шаг, чтобы свет попадал мне в глаза.

— Какой сегодня день?

Оба рассмеялись. Риггс покачал головой:

— А правда, какой сегодня день?

— Да нас тут всех отстранять надо, — сказал Лэски. — Воскресенье, приятель. Двадцать девятое ноября. Где ты был в пятницу вечером?

— В «Рубике». И вчера тоже.

— Угу. — Лэски кивнул напарнику. — Значит, это не он.

— Что-то теряешь, что-то находишь, — сказал Риггс. — Уж извини, что отняли у тебя время.

Оба направились к двери.

— Кто-нибудь может это подтвердить? — бросил Лэски через плечо.

— Обслуга в баре. Десяток посетителей…

— Дело в том, — сказал он, оборачиваясь, — что один из этих посетителей пил себе спокойно свою пинту в «Рубике» в пятницу.

— И?..

— Ушел после шести, а какой-то ублюдок его избил, — продолжил за него Риггс.

Лэски улыбнулся.

— А человек просто шел на трамвайную остановку.

— Говорю же, я был в «Рубике».

— Допустим, не в «Рубике», а рядом с «Рубиком». Свидетели утверждают, что ты вышел почти сразу за ним.

— А, типа дело ясное?

— Не ясное, а темное, — сказал Риггс, делая шаг ко мне.