Красный и белый террор в России. 1918–1922 гг. - Алексей Литвин

Политический сыск в 1921 г. развернулся во всю мощь. ВЧК готовил судебные процессы над социалистическими партиями, требуя от своих сотрудников компромата на эсеров и меньшевиков. Осенью 1921 г. Ленину отправлялись перлюстрации писем Мартова и других лидеров оппозиционных партий. Приказ ВЧК 27 октября 1921 г. (№ 357) предписывал сотрудникам быть в курсе работы всех «противосоветских группировок», знать методы их деятельности, предлагать способы борьбы с ними[507]. ЦК партии меньшевиков в открытом письме во ВЦИК (8 декабря 1921 г.) протестовал против «недопустимых и небывалых репрессий», когда без суда и следствия, только за членство в партии люди томятся в казематах и ссылаются с дальнейшим «заключением под стражу». В письме отмечался массовый характер незаконных действий властей[508].

В 1922 г. активизировались репрессивные санкции властей против эсеров и меньшевиков. В резолюции Всероссийской конференции РКП (б) 4–7 августа 1922 г. ставился вопрос о репрессиях не только по отношению к членам социалистических партий, но и тех, кто пропагандировал «контрреволюцию в науке». Приказом ГПУ 19 декабря 1922 г. регистрации в его местных учреждениях подлежали члены «антисоветских партий»: эсеры, меньшевики и анархисты[509]. В периодике шла целенаправленная кампания, направленная на дискредитацию деятельности этих партий, инсинуирующая их связь с любыми антибольшевистскими акциями в России и за ее пределами. Одновременно начали на местах собираться конференции эсеровских и меньшевистских организаций, заявляющих о самороспуске. 18 марта 1923 г. собравшиеся в Москве делегаты-эсеры из 50 городов страны «признали партию с.-р. ликвидированной». Тогда же происходили и самороспуски меньшевистских организаций, изоляция их лидеров[510].

В борьбе за идеологическую монополию руководство РКП(б) беспощадно расправлялось и с религиозными конфессиями, существовавшими в России, прежде всего с самой мощной из них — православной церковью. Декретом Совнаркома 2 февраля 1918 г. церковь была отделена от государства, лишалась собственности и права ее приобретать. Духовенство протестовало, особенно против атеистических действий властей, террора по отношению к священнослужителям. 26 октября 1918 г. патриарх Тихон обратился с призывом к Совнаркому прекратить гражданскую войну[511]. Воззвание последствий не имело. До 1922 г. в Советской России было закрыто более 600 монастырей. Общее число жертв среди духовенства и мирян, стоявших вне гражданской войны, с октября 1917 по конец 1921 г. превысило 10 тыс. человек. Сюда не входят те священники, которые погибли, находясь в рядах белого движения.

Репрессии против духовенства не ослабли и после того, как Тихон опубликовал 25 сентября 1919 г. послание «О прекращении духовенством борьбы с большевиками». Это было, по существу, одностороннее прекращение гражданской войны. Большевики ее продолжали[512].

В 1921 г. началась кампания по изъятию церковных ценностей под предлогом помощи голодающим Поволжья. Добровольные пожертвования священнослужителей не устроили тех, кто рассчитывал на все церковные богатства и их бесконтрольное использование. Протесты верующих приводили к кровавым расправам. Так произошло в Новгороде, где «революционная» толпа, науськанная атеистами, просто оторвала епископу голову, ворвавшись в храм во время богослужения; в Шуе, где красноармейцами было убито 4 и ранено 10 верующих. И все это делалось ради того, по словам Ленина, чтобы «взять в свои руки фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей», воспользовавшись голодом[513].

В 1922–1923 гг. было 1414 столкновений властей с верующими по поводу ограбления религиозных храмов, в результате чего погибли 2691 священник, 1692 монаха и 3447 монахинь. В ряде городов состоялись показательные судебные процессы над священнослужителями: в Петрограде более 80 обвиняемых — 4 смертных приговора, в том числе митрополиту Вениамину; в Москве — 54 обвиняемых — 11 казнено[514].

В 1923 г. был арестован патриарх Тихон. Тогда же 6-й секретный отдел ГПУ, возглавляемый Е. Тучковым, провел с так называемыми «обновленцами» (протоиереи А. Введенский, В. Красницкий и др.) раскол церкви, выделив из нее послушных властям служителей. Гонениям подверглось не только православие, но и мусульманство, иудаизм, буддизм и др. В первые же годы советской власти начали подвергаться разгрому мечети, кирхи, синагоги, молельные дома баптистов и др. Трагедия всех религиозных конфессий в России продолжалась и в последующие годы[515].

Одновременно, с 1918 г., стали преследоваться национальные движения, объявляемые властями сепаратистскими[516]. Политика интернациональной ассимиляции вскоре превратилась правящей элитой в русификацию многонационального населения страны, а правящая партия — в национал-большевистскую[517].

По данным советских историков, с 1913 по 1920 г. численность рабочего класса в стране сократилась более чем вдвое: с 2 млн. 591 тыс. человек до 1 млн. 185 тыс. человек[518]. Большевистское руководство представляло себя истинным защитником и выразителем интересов рабочего класса. Оно надеялось на «революционную сознательность» пролетариата, учитывая неприязнь передового класса к «буржуям», антисемитизм и антиинтеллектуализм («спецеедство»). Советское государство не было рабочим, учитывая незначительный удельный вес пролетариев в органах управления, в Красной Армии: в 1920 г. — 77,4 % крестьян, 14,9 % рабочих, 7 % служащих и учащихся и др.[519]. Более того, жесткая государственная структура не щадила рабочих, пытавшихся бороться за свои права, как-то ограничить власть режима, выступающего от его имени.

В июне 1918 г. в Москве и Петрограде происходили рабочие митинги, на которых большевистское руководство обвинялось в ухудшении положения пролетариата. Это выразилось в отказе участвовать в выборах местных Советов или в выдвижении в них меньшевиков и эсеров. Тогда ЧК провела серию арестов рабочих, одновременно ВЦИК принял решение о недопуске социалистов в Советы. Тогда Петроградское бюро совета уполномоченных решило созвать всероссийскую рабочую конференцию. Вскоре Совет уполномоченных был властями распущен. Аресты рабочих и социалистов вылились в призыв 22 июня рабочих Обуховского завода к вооруженному выступлению. К ним согласились присоединиться матросы минной дивизии, расквартированной неподалеку. Однако введение отрядов кронштадтских матросов в район готовящегося выступления предотвратило его[520].

Провозглашение большевиками классового государства рабочих и крестьян не исключало репрессий против последних, если они в чем-либо посягали на властные функции правящей партии. 6–21 июля 1918 г. советская власть была свергнута в Ярославле. Город оборонялся от многих большевистских отрядов 16 дней: советские историки квалифицировали выступление ярославцев белогвардейским, подчеркивая руководство их действиями «Союзом защиты родины и свободы», организацией Б. В. Савинкова. Они отмечали, что в Ярославле было расстреляно несколько комиссаров и узники, пытавшиеся бежать с «баржи смерти»[521]. Расправа над побежденными в Ярославле была не менее устрашающей. По представлению ЧК было расстреляно 350 человек. По данным лейтенанта Балка, председателя комиссии по делам немецких военнопленных в Ярославской губернии, сразу же были расстреляны 429 человек, а всего с марта по ноябрь 1918 г. им была составлена картотека на 50 247 человек, расстрелянных органами советской власти в этой губернии[522]. Подобное повторилось после прихода красных в Ижевск 11 ноября 1918 г., когда в течение дня было расстреляно около 800 человек, многие из которых были рабочие, чьи родственники ушли с народной армией Комуча к Колчаку[523].

С. П. Мельгунов назвал цифру в 4 тыс. рабочих, расстрелянных чекистами и красноармейцами в марте 1919 г. при подавлении забастовки в Астрахани. Он понимал, что возможны преувеличения, когда писал: «Допустим, что легко можно подвергнуть критике сообщение хотя бы с.-р. печати о том, что во время астраханской бойни 1919 года погибло до 4000 рабочих. Кто может дать точную цифру?.. Пусть даже она уменьшится вдвое. Но неужели от этого изменится хоть на йоту самая сущность?»[524] Сущность была ясна — террор против рабочих, озабоченных своим тяжелым экономическим положением.

10 апреля 1919 г. в письме Ленину из Тулы представители советской власти сообщали о рабочей забастовке, вызванной нехваткой продовольствия, антисанитарными условиями труда, а главное — эсеро-меньшевистской агитацией. Выход из обстановки предлагался простой — усилить репрессии против эсеров и меньшевиков, недовольных рабочих[525]. Антирабочая практика вызвала к концу гражданской войны появление «рабочей оппозиции» в РКП(б)[526]. Власти не доверяли никому, полагая, что «присматривать» нужно за всеми. 30 апреля 1921 г. Менжинский и Самсонов телеграфировали во все губЧК о том, что следует «принять меры к насаждению осведомления на фабриках, заводах, центрах губернии, совхозах, кооперативах, лесозаготовительных отрядах, деревне. К работе о постановке осведомления отнестись возможно внимательней, соблюдая все принципы конспирации». Для формирования корпуса осведомителей предполагалось использовать демобилизованных чекистов и красноармейцев, служивших во внутренних войсках[527]. Так проводился в жизнь тотальный политический сыск, обосновывая нужность тотального террора, невзирая на классовое происхождение…