Красный и белый террор в России. 1918–1922 гг. - Алексей Литвин

В ходе следствия в 1918 и 1922 годах искали организаторов преступления среди правых эсеров и представителей Антанты. Доказать связь Каплан с ними не удалось, согласиться с тем, что покушение совершил террорист-одиночка, — трудно. Поэтому ныне отдельные исследователи в качестве рабочей гипотезы выдвинули другую, противоположную первой, версию: покушение стало возможным вследствие «кремлевского заговора», в котором были замешаны председатель ВЦИК Я. М. Свердлов и в какой-то мере Ф. Э. Дзержинский. Наиболее полно эта версия представлена в работах Ю. Г. Фельштинского[450].

Россиянам многие годы внушали идею о монолитности большевистского руководства, хотя репрессии против многих его представителей, особенно в 1930–1940-х годах, сильно поколебали эту веру. В 1960–1980-х гг. ряд политиков и историков выступили с разъяснениями о делении советской истории на «хорошую» при Ленине и «плохую» при Сталине и что монолит большевизма был неколебим при первом вожде. В девяностых годах историки поняли, что поделить историю страны даже оценочно нельзя, она едина. Борьба в стране за власть велась различными группировками всегда: и при большевиках, и сейчас, в постсоветское время.

Политическое основание для кремлевского заговора в конце лета 1918 г. имелось. Положение правящей партии к тому времени становилось критическим: численность РКП(б) уменьшилась до 150 тыс. человек, крестьянские мятежи, рабочие забастовки и военные неудачи свидетельствовали о возможности потери власти. Выборы в местные Советы в июне — августе уменьшили число большевиков в них по сравнению с мартом 1918 г. с 66 % до 44,8 %[451]. Подобная ситуация вызвала у большевистской элиты стремление любыми способами укрепить свое пошатнувшееся положение. Настроение того времени охарактеризовал Троцкий в разговоре с германским послом В. Мирбахом: «Собственно, мы уже мертвы, но еще нет никого, кто мог бы нас похоронить»[452].

О кризисе в большевистской властной структуре лета 1918 г. известно намного меньше, чем о таковом во время подписания Брестского мирного договора, но сам факт убийства Урицкого и покушения на Ленина — в известном смысле свидетельство этого.

Во время заключения Брестского мирного договора с Германией (март 1918 г.) все лидеры большевизма, в том числе и Ленин, исповедовали идею мировой революции. Но для Ленина тогда было важнее сохранить власть большевиков в стране, поэтому ради этого он был готов заключить мир — на унизительных условиях, с оставлением больших территорий, выплатой контрибуций и т. д. В данном случае прагматическое решение взяло верх над идеологией. Среди противников подписания Брестского договора были те, кто мыслил категориями мировой революции (Н. И. Бухарин, Ф. Э. Дзержинский и др.), те, кто полагал, что следует затянуть подписание мира, надеясь тем самым на скорые революции в европейских странах, особенно в Германии (Л. Д. Троцкий и др.). Обстановка была настолько серьезной и критической, что в качестве последнего аргумента в случае отказа от подписания мирного договора Ленин пригрозил собственной отставкой. Справедливости ради отметим, что тогда Ленина поддержал Свердлов, но голосование в ЦК РСДРП(б) он выиграл одним голосом Троцкого.

По наблюдениям Ю. Фельштинского, с конца лета 1918 г. на фоне кризиса советских властных структур и роста недоверия к ним со стороны населения начинает усиливаться влияние Свердлова с одновременным падением авторитета Ленина[453]. Именно в это время большевики начинают ликвидировать оппозицию: в июне — запрет на участие в работе Советов меньшевикам и правым эсерам, в июле — разгром и изгнание с правящих должностей левых эсеров. В стране стала устанавливаться однопартийная система. Тогда же активно стала подвергаться критике позиция Ленина на сохранение перемирия с Германией. Достаточно вспомнить убийство германского посла В. Мирбаха (июль 1918 г.) в Москве и растущие антигерманские настроения. Ранение Ленина на какое-то время отстраняло его от власти и поставило перед ним вопрос о почетном уходе из жизни смертью Марата.

К лету 1918 г. в руках Свердлова была вся партийная и советская власть. Он был председателем ВЦИК и секретарем ЦК РКП(б), именно он рекомендовал и утверждал ведущие партийно-советские кадры и относился, по характеристике Троцкого, к тем властным людям, которые всегда знают, чего хотят, и добиваются реализации своих решений. По словам Троцкого, Свердлов пытался придать президиуму ВЦИК политическое значение, и на этой почве у него возникали трения с Совнаркомом и отчасти с Политбюро. Он же отмечал, что в решении политических вопросов Свердлов предпочитал обращаться за советом к Ленину, в решении практических вопросов — Сталину. Это он открывал Учредительное собрание и руководил его разгоном, предлагал при помощи оружия отбирать хлеб у крестьян (май 1918 г.) и был за резкое усиление красного террора, мало чем в этом отношении отличаясь от Ленина. Он занимался и подбором чекистских кадров. Это по его настоянию 19 мая было заслушано сообщение Дзержинского «о необходимости дать в Чрезвычайную комиссию ответственных товарищей, могущих заменить его». И опять-таки Свердлову было поручено поговорить о переходе на работу в ВЧК с Лацисом, Яковлевой и Стуковым[454]. В августе 1918 г. стал вопрос о возвращении Дзержинского на пост председателя ВЧК, с которого он ушел после участия чекистов в левоэсеровском выступлении (начало июля 1918 г.). Дзержинский был вместе с Бухариным при обсуждении мирного договора с Германией, позже вместе со Сталиным против ленинской позиции о Грузии. Вполне вероятно его объединение со Свердловым в перераспределении власти, наметившемся летом 1918 г. Большевистская элита вкусила власти за примерно годичное правление и брала пример со своих лидеров, не стеснявших себя никакими ограничениями, дабы ее не потерять.

О признаках кризиса власти в Москве сообщали тогда и германские дипломаты. После убийства левыми эсерами германского посла в Москве графа Мирбаха его сменил Карл Гельферих. В течение недели придя к заключению о том, что положение большевиков безнадежно, он покинул Россию, посоветовав германскому правительству искать других союзников. Тогда вновь в головах германских генералов возникла идея об интервенции и захвате Петрограда. В Москве осталось генеральное консульство, которое занималось эвакуацией немецких подданных и военнопленных. Возглавлявший консульство Герберт Гаушильд (1880–1928) писал 16 сентября 1918 г. германскому канцлеру о разгуле террора в Советской России и о расколе московского правительства. На панические настроения в Москве в начале августа 1918 г. указывал Альфонс Пакет, оставивший записи о своем пятимесячном пребывании в столице.

Винфрид Баумгарт, посвятивший свои работы исследованию немецкой восточной политики в 1918 г. и отдельно миссии графа Мирбаха, на основе документов германского МИДа написал о переводе в августе 1918 г. «значительных денежных средств» из Советской России в швейцарские банки, о том, что многие большевистские руководители просили тогда для своих семей дипломатические паспорта (14 августа 1918 г.). По его мнению, в июле — августе 1918 г. «воздух Москвы был пропитан покушением как никогда».

Специалисты по истории эсеровского террора в России полагают, что не только кадровый состав, но и сама технология покушения на Ленина с точки зрения предшествующего опыта боевой эсеровской организации не выдерживают критики. Руководители эсеровских боевых организаций с начала XX в. предпочитали пистолетным выстрелам бомбометание в субъект покушения. Они полагали, что осуществить такое покушение в 1918 г. было неизмеримо проще и легче, чем до революции, так как намного снизилась квалификация сыскных и филерских кадров; охраны у Ленина почти не было (он приехал на завод Михельсона только с шофером Гилем), определить машину Ленина было несложно, как и маршрут передвижения. Если бы ЦК ПСР решил осуществить убийство Ленина, то при помощи двух-трех метальщиков бомб это было бы сделано с первой попытки. Но они понимали, что только удачное покушение посеяло бы панику среди правящей большевистской элиты, а сорвавшаяся попытка или ранение Ленина создали бы для большевиков повод для ужесточения карательной политики и ослабления позиции эсеров, что и произошло на самом деле[455]. Если покушение организовали не эсеры, то кто?

Заметим, что из шести известных протоколов допроса Каплан ею подписано только два. Из протоколов явствует, что покушение осуществила она одна, действуя из идейных побуждений: «Существование» Ленина «подрывало веру в социализм». Множество пробелов в ведении следствия в 1918 г., отсутствие конкретных данных о завершении следствия в 1996 г. оставляют надежду на открытый суд по этому делу, где свои сомнения и версии могли бы высказать юристы и историки и было бы принято взвешенное решение по вопросу, до сих пор волнующему общественное мнение.