Театр французского классицизма - Пьер Корнель

Тулл

Гораций, говори.

Гораций

Мне не нужна защита!Ведь то, что сделал я, ни от кого не скрыто.И если для царя вопрос уже решен,То слово царское для подданных — закон.Невинный может стать достойным осужденья,Когда властитель наш о нем дурного мненья.И за себя нельзя вступаться никому,Затем, что наша кровь принадлежит ему.А если роковым его решенье будет,Поверить мы должны, что он по праву судит.Достаточно тебе, о царь мой, приказать:Иные любят жизнь, я ж рад ее отдать.Законная нужна Валерию расплата:Он полюбил сестру и обвиняет брата.Мы для Горация взываем об одном:Он смерти требует, и я прошу о том.Одна лишь разница: хочу законной мести,Чтоб ничего моей не запятнало чести,И вот стремимся мы по одному пути,Он — чтоб ее сгубить, я — чтоб ее спасти.Так редко может быть, чтоб сразу проявилаВсе качества свои души высокой сила.Здесь ярче вспыхнуть ей удастся, там — слабей,И судят оттого по-разному о ней.Народу внешние понятней впечатленья,И внешнего ее он жаждет проявленья:Пусть изменить она не думает лицаИ подвиги свои свершает без конца.Плененный доблестным, высоким и нежданным,Он все обычное готов считать обманом:Всегда, везде, герой, ты должен быть велик,Хотя бы подвиг был немыслим в этот миг.Не думает народ, когда не видит чуда:«Здесь той же доблести судьба служила худо».Вчерашних дел твоих уже не помнит он,Уничтожая блеск прославленных имен.И если высшая дана тебе награда,—Чтоб сохранить ее, почить на лаврах надо.Хвалиться, государь, да не осмелюсь я:Все ныне видели мой смертный бой с тремя.Возможно ль, чтоб еще подобное случилось,И новым подвигом свершенное затмилось,И доблесть, гордые творившая дела,Подобный же успех еще стяжать могла?Чтоб доброй памяти себе желать по праву,Я должен умереть, свою спасая славу.И жалко, что не пал, победу завершив.Я осквернил ее, когда остался жив!Тому, кто жил, себя для славы не жалея,Перенести позор — нет ничего страшнее.Спасенье верное мне дал бы верный меч,Но вот — не смеет кровь из жил моих истечь.Над нею властен ты. Я знаю: преступленье —Без царского ее пролить соизволенья.Но, царь мой, храбрыми великий Рим богат:Владычество твое другие укрепят.Меня ж от ратных дел теперь уволить можно;И, если милости достоин я ничтожной,Позволь мне, государь, мечом пронзить себя —Не за сестру казнясь, а только честь любя.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Сабина

Супруга и сестра у ног твоих — Сабина.Двойная, государь, в душе моей кручина.И внять речам моим, о царь, молю тебя,За милого страшась, о родичах скорбя.Стремленья нет во мне слезой своей лукавойВиновного спасти от казни слишком правой.И чем бы он сейчас ни услужил стране,—Карай, но пусть вину он искупит во мне,Но пусть за кровь его прольется кровь Сабины.Свершится та же казнь — мы оба так едины,И ты отнимешь то — не пощадив его,—Что он в самом себе любил сильней всего.Столь тесно связаны мы цепью Гименея,Что он живет во мне и ярче и полнее,И если дней моих сейчас прервется нить,Его ничем иным нельзя верней казнить.Молю и требую смертельного удара:В нем — избавленье мне, ему же — злая кара.Пусть ныне видит царь, как жизнь моя страшнаИ на какой разлад душа обречена!Смогу ли, скорбная сестра, теперь обнять яТого, от чьей руки мои погибли братья?Но и посмею ли кощунственно проклястьТого, кто сохранил твою над Римом власть?Убийцу родичей любить неколебимо!Отвергнуть милого, что дал победу Риму!Мне избавленье — смерть: любя его иль нет —Священный все равно нарушу я завет.Свой смертный приговор услышу торжествуя.Сама свершить могу все то, о чем прошу я.Но сладко было бы, разящий встретив меч,Супруга милого от казни уберечь;Разгневанных его суровостью чрезмерной,Бессмертных утолить вот этой кровью вернойИ жалостную тень сестры его младой,Чтоб до конца служил отечеству герой.

Старый Гораций

С Валерием, увы, мои согласны дети,И отповедь в моем получит он ответе.Стараются они, безумцы, об одном:Пусть обескровленный совсем угаснет дом!

(Сабине.)

О ты, которую неправая обидаЗа братьями влечет к обителям Аида![62]Их тени славные тебе дадут совет:Кто пал за родину — для тех обиды нет.Богами приговор назначен их отчизне;Но если чувства есть не только в этой жизни,Победу римскую им легче перенесть,Когда своя родня стяжала эту честь.Твое жестокое они осудят горе,И вздохи тяжкие и скорбь во влажном взоре,И ненависть к тому, кто славно кончил бой.Сабина, будь же им достойною сестрой.

(Туллу.)

Пускай Валерия остынет пыл напрасный:Не преступление — порыв слепой и страстный;И если правый гнев его одушевлял,Не кары этот пыл достоин, а похвал.Врагов родной страны любить до исступленья,Отечество хулить за их уничтоженье,Кощунственно ему сулить лихой удел —Вот грех, которого Гораций не стерпел.Когда бы родину любил он с меньшей силой,Его деяния ничто б не омрачило.А если бы вина уж так была тяжка,Его настигла бы отцовская рука.Я совершил бы суд. Моя душа готоваРодительскую власть использовать сурово.Я честью, государь, безмерно дорожу:Коль сын мой виноват, его не пощажу.Свидетелем беру Валерия: он видел,Как страстно я дитя свое возненавидел,Когда уверен был, что бой пришел к концуИ бегством он нанес бесчестие отцу.Но не чрезмерно ли Валерия вниманьеК моей семье? Зачем он просит воздаяньяЗа гибель дочери, когда такой конецЗаслуженным готов считать ее отец?Он говорит — мой сын для всех угрозой станет.Но нашей гордости чужой позор не ранит,И, как бы низменно ни поступал другой,Мы не должны краснеть: ведь он для нас — чужой.

(Валерию.)

Рыдай, Валерий, плачь: пусть жалобы греховныВ глазах Горация, но ты ему не кровный.Не близких, не своих — и вопль и гневный взглядЕго бессмертного венца не оскорбят.О лавры славные, сомнут ли вас бесчестно?Вы голову его от молнии небеснойОберегать могли.[63] Ужель склониться ейПод оскверняющим железом палачей?И это, римляне, ваш дар непобедимым?Ведь Рим, не будь его, уже бы не был Римом.Как может римлянин хулить и гнать того,Кто всех прославил нас и дал нам торжество?Скажи, Валерий, ты, который жаждешь мести,Казнить Горация в каком прикажешь месте?В стенах ли города, где пламенно живаТысячеустая о подвиге молва?Иль за воротами, на славной той равнине,Где трех альбанцев кровь земля впитала ныне,Где их могильные насыпаны холмы,Где победил герой и ликовали мы?В стенах, за стенами — где б ни вершить расправу,Защитницей его мы встретим эту славу.Твоя неправая осуждена любовь,Что хочет в этот день пролить такую кровь.Ведь это зрелище и Альбе нестерпимо,И не смириться с ним взволнованному Риму.Но рассуди же сам, о государь, — странаТого, что нужно ей, лишаться не должна:Все то, что он свершил, вторично сделать можетИ новую опять угрозу уничтожит.Не сжалиться прошу над слабым стариком:Я четырех детей счастливым был отцом;Во славу родины погибли нынче трое.Но сохрани же ей четвертого — героя,Чтоб стены римские еще он мог стеречь.А я, воззвав к нему, свою закончу речь.Не у толпы, мой сын, искать опоры надо;Ее хвалебный гул — непрочная награда.Мы часто слушаем весь этот шум и крик,Но затихает он внезапно, как возник,И слава громкая, которой столь горды мы,Пройдет, как легкие, рассеиваясь, дымы.Лишь верный суд царя, вождя иль мудрецаИ в мелочах ценить умеет храбреца.От них мы подлинной украсимся хвалою,И память вечную они дают герою.Живи, как должен жить Гораций: никогдаНе отгремит она, блистательна, горда,Хотя бы жалкого, ничтожного невеждыИ были в некий миг обмануты надежды.Не требуй же конца, но, мужеством горя,Ты для меня живи, для Рима, для царя.Прости, о царь, меня, прости за многословье,Но это Рим вещал отеческой любовью.

Валерий