Таня Гроттер и перстень с жемчужиной - Дмитрий Емец

Освободившись от необходимости держать стол, Ягун незаметно подлил воду из Чаши в бокал с шампанским и отправился к Семь-Пень-Дыру, который по ряду причин совсем не стремился к искренности.

Таня и Ванька увидели, что Семь Пней машинально взял у внука Ягге бокал, долго держал его, беседуя с Ягуном, и лишь много позже, задумавшись о чем-то, отхлебнул. Ягун тотчас утянул его в уголок и принялся расспрашивать. Семь-Пень-Дыра несло. Он то с радостными воплями размахивал руками, то озабоченно затихал и начинал раскачиваться.

– Как-то нехорошо Ягун поступает… – сказал Ванька задумчиво.

Дракон высунул из рюкзака морду, осмотрелся и, без большой меткости обстреляв расфуфыренную Пипу, вновь скрылся.

– Смотри, как Семь-Пень-Дыр ржет! В сущности, Ягун выбрал наибезобломнейший способ узнать правду! – сказала Таня.

Наконец играющий комментатор отошел от Семь-Пень-Дыра и вернулся к Тане и Ягуну. Оставленный без присмотра, Семь Пней полез целоваться к Ритке Шито-Крыто, смотревшей на него с вежливым зоологическим интересом.

– В общем, тут такое дело… На Пенька мы напрасно катили бочку. Он, конечно, не паинька, Пенек-то наш, но с Зербаганом никак не связан, – сказал Ягун.

– А кто подослал к нему наляпов?

– Пень этого не знает. Хотя говорит, что сам напросился.

– Напросился? – не понял Ванька.

– Пень перебежал дорогу целой толпе темных магов. Причем «магов» это еще широко сказано. Среди них есть и упыри, и парочка вампиров, и оборотни. Послав наляпов, эта разномастная команда намекнула Дыру, что с ним будет, если он не перестанет совать ложку в чужое мороженое.

– А чем занимались эти темные маги? – спросила Таня.

Ягун улыбнулся.

– Махинациями. Лотереи… спортлото… игровые автоматы… рулетка… Ну, знаешь, все эти лопухоидные забавы, где нужно угадать несколько чисел подряд или заставить шарик остановиться в нужном месте… Именно в это Пень и влез, – сказал он.

– Простейшее заклинание Начихалус. Из списка ста запрещенных! – напомнила Таня.

Ягун подышал на кольцо и потер его о рукав.

– Ага. Но Начихалусом Дыр не ограничился. Ему надоело возиться с игровыми автоматами и отмечать крестики на лотереях. Он раздобыл еще артефакт, какую-то глиняшку, которая стала вмешиваться и изменять котировки акций на бирже. Его богатство росло как снежный ком. Он не сумел вовремя остановиться.

– Это похоже на Пня, – сказал Ванька, вспоминая, как однажды полгода проходил в должниках у Семь-Пень-Дыра, заняв у него десять дырок от бублика на подарок Тане.

– В общем, с каждым месяцем Пень становился все богаче. На него стали обращать внимание опытные игроки на бирже. Еще год, и Пень вошел бы в десятку самых состоятельных людей планеты, – серьезно заметил Ягун.

Ванька недоверчиво фыркнул.

– Наш Пень? Самый состоятельный лопухоид планеты? Чушь какая!

– Напрасно смеешься, маечник. Почему бы и нет? Но тут уже темные маги – те самые, что промышляли Начихалусом, забили тревогу. Одно дело – понемногу дурачить игровые автоматы и совсем другое – наглеть. Ты еще не забыл первое правило поведения мага в лопухоидном мире?

– Не светиться, – сказал Ванька.

– Точно. Не светиться. А Пень светился. В общем, кто-то из шишек, прикрывавших темных магов, подослал к нему наляпов, чтобы они вправили ему мозги и забрали глиняшку. А под раздачу, естественно, попал я, – заявил Ягун.

Он хотел добавить еще что-то о себе дорогом и любимом, но не успел. Неожиданно Пупсикова оглушительно взвизгнула и попятилась. Дело в том, что Ленка Свеколт, стоявшая с ней рядом, побледнела, покачнулась и стала падать вперед. Не успей Шурасик подхватить ее, она разбила бы лицо. Спустя несколько секунд она очнулась и сделала судорожный вдох. А еще спустя мгновение Жанна Аббатикова закашлялась и тяжело опустилась на пол, закрывая ладонью нос. Из носа у нее шла кровь.

Все растерянно сгрудились вокруг. Никто ничего не понимал. Вездесущая Верка Попугаева, разумеется, оказалась в первых рядах.

– Что случилось? Они не подрались? – спрашивала она у всех, приседая от любопытства.

– Нет, – отвечали ей.

– И сглаза не было? И запука?

– Нет.

– Обе влюбились в Шурасика? Тоже нет? А в кого? – спрашивала Верка, поспешно намечая направления для будущих сплетен.

– Попугаиха, да замолчи ты!.. Ягун… зови Ягге! – крикнул Шурасик, вскакивая и порываясь бежать.

Свеколт удержала его за руку.

– Не надо Ягге! Не сюда! – выговорила она с усилием.

– А куда? Что с вами?

Ленка с трудом села, набираясь сил.

– С нами – ничего. Глеб… Что-то произошло с ним, – произнесла она.

– С Бейбарсовым? – удивленно переспросил Шурасик.

– Да. С Глебом.

– Но почему тогда вы?.. – начал Шурасик.

– Мы с ним в связке… Общий дар, общая защита… Если умрет один из нас, умрут все трое, – спокойно, без малейшего сомнения в голосе сказала Свеколт.

Она нашла глазами Жанну Аббатикову и взглядом, казалось, передала ей часть своих сил. «Они как сообщающиеся сосуды… Общая энергетическая система!» – подумала Таня.

Она задыхалась от чувства вины. Если бы не ее просьба, Глеб не стал бы следить за Зербаганом. А тут еще, растолкав всех, из толпы вынырнула Лиза Зализина. Ягун досадливо поморщился.

– Я знаю: это все она – Татиана Гроттер! Где кровь, где смерть, где измена – везде она! – голосом трагической актрисы из погорелого театра вскричала Зализина.

Она шагнула к Тане, точно собираясь выцарапать ей глаза, но, так и не дотянувшись до глаз, рухнула в обморок.

– Пол холодный. Лизон, не лежи на животе: дети отморозками вырастут, – спокойно посоветовала Шито-Крыто, хотя Лизон лежала вовсе не на животе, а на спине.

Зализина гневно дернула ногой и демонстративно повернулась именно на живот. Ритка удовлетворенно усмехнулась. Такие психологические штучки были в ее вкусе.

Свеколт поднялась и, опираясь на руку Шурасика, пошла по лабиринту коридоров, безошибочно выбирая путь. Остальные следовали за ней. Ленка долго двигалась по прямой галерее, а затем вдруг свернула в проход, ветвящийся к одной из башен.

– Башня Привидений? Ого! Что Бейсусликов, интересно, тут забыл? – удивленно спросила Гробыня.

Ей никто не ответил. Таня, Ягун и Ванька переглянулись, разом подумав, что именно в Башне Привидений они встретили недавно Зербагана. Еще с полсотни ступеней, и они увидели Недолеченную Даму, которая, заламывая руки, парила над небольшой площадкой.

К Недолеченной Даме ринулись с вопросами, но она, обычно словоохотливая, отшатнулась и исчезла с коротким возгласом. Ванька догадался направить луч перстня на пол. И сразу все увидели тело. Глеб лежал на каменных плитах лицом вниз. Рядом, в полушаге, валялась бамбуковая трость. Ее конец выглядел оплавленным, точно Бейбарсов ворошил им угли.

Не задумываясь, Таня метнулась к Глебу, но кто-то твердо удержал ее за локоть. Она сердито рванулась, удвоив свой рывок заклинанием, способным согнуть фонарный столб, однако не сдвинулась и на сантиметр. Ее локоть точно вмуровали в стену. Уверенная, что только Гломов может обладать такой нечеловеческой силой, Таня крикнула: «Отпусти, Глом!» – и была крайне удивлена, услышав Гунино «Чё?» совсем с другой стороны.

Повернувшись, Таня увидела ласковое и спокойное лицо Жанны Аббатиковой.

– Не нао… не нао… Успоойся, Тая, не тогай ео!.. Нельзя тоать! – заговорила Жанна, глотая согласные. Она всегда говорила так, когда волновалась.

– Почему?

– На Гебе поклятье. Ели ы коешься Геба, поклятье пеекиется на тея и ты урешь.

– Не важно! Я должна помочь! – упрямо сказала Таня, продолжая напрасно вырывать локоть, который Аббатикова держала безо всякого внешнего усилия. Это было вполне в духе Тани. Жертвенность пересиливала в ней здравый смысл.

– Геб ив, поому что мы с Еной ывы. Поклятье не согло уить его и осталось. Посотри на каень! – успокаивающе повторила Аббатикова, показывая на ступени, по которым шла легкая рябь.

Творя на ходу защитную магию, к Глебу осторожно приблизилась Ленка Свеколт и, не касаясь, осторожно стала водить над его телом руками, точно снимала невидимую паутину. После двух-трех движений в одном направлении она сворачивала что-то пальцами – что-то липкое и неприятное – и отбрасывала. Луч Ванькиного перстня случайно упал на руки Ленки. Таня увидела, что ногти у Свеколт стали почти фиолетовыми, а на пальцах вздулись волдыри, точно от ожога.

«Это же чудовищно больно!» – подумала Таня, пораженная, как Свеколт терпит эту боль. Лицо Ленки почти не изменилось, лишь стало как будто бледнее. Движения, которыми она собирала проклятье, по-прежнему оставались неторопливыми и просчитанными.

– Почему она может, а я не могу? – почти шепотом, удивленная, что произнесла это вслух, спросила Таня.

Ответа она не ожидала и была удивлена, услышав его от Аббатиковой.