Тайна семи - Линдси Фэй

– Тогда я займусь проверкой нескольких своих догадок.

– Каких именно?

– Над которыми стоит поразмыслить в укромном местечке.

Раздраженный и взволнованный, я вышел из гостиницы, сощурившись от яркого солнца, затем отскочил на самый край тротуара – пропустить группу джентльменов в богатых бобровых шапках и дам в роскошных мехах, которые проследовали к входу.

– Я должен снова напоминать тебе, чтобы ты был осторожен?

– Нет. Я только что показал фигу Шелковой Марш, главному спонсору демократов, а также настоящей или бывшей любовнице каждого партийного босса на Манхэттене. И излишняя осторожность к цели не приведет. Надобно разобраться с этим делом как можно быстрей, иначе дорого обойдется.

Вал прикоснулся к полям шляпы и двинулся по тротуару, размахивая тросточкой, как какой-нибудь денди, ищущий развлечений. Конечно же, он был прав. Время сейчас – это главное. Я тоже торопливо зашагал по улице, перебирая в уме имена.

Райт или Адамс, думал я, приближаясь к дому Джулиуса. Накануне вечером, прежде чем договориться о встрече с членами комитета, я успел перемолвиться с ним словечком. Убийство Люси не будет раскрыто до тех пор, пока мы не узнаем, какую же из этих двух фамилий она носила. И я твердо вознамерился это выяснить, вспоминая, каким тяжелым казалось ее почти остывшее тело, вспоминая низкие переливчатые нотки ее чудесного голоса. Я узнаю настоящее ее имя, и оно, как ключ, поможет отпереть любую дверь, за которой кроется ответ. И упаси меня боже оставить эту тайну неразгаданной или сейф не вскрытым. Узнавать тайны самых разных людей – вот в чем мое истинное предназначение.

Глава 13

На протяжении многих лет ни одному судебному заседанию не хватило мужества или добродетели выдвинуть обвинительное заключение против похитителя людей, и это несмотря на прямые и неоспоримые доказательства его вины.

– Послушай, Джордж, если ты немедленно не сядешь и не переведешь дух, это может повредить твоему здоровью, – заметил Джулиус со своего места за письменным столом.

Джулиус и Хиггинс внимательно выслушали мой рассказ – о том, что их друзья провели две ночи у Вала; о том, что Люси нашли задушенной в проулке у реки; о том, что другие члены семьи бесследно исчезли. А также о том, что Чарльз Адамс, судя по всему, персонаж вымышленный. Выслушали со сдержанной скорбью людей, привыкших, что им постоянно приносят только плохие или даже трагичные новости. Да, на глазах Хиггинса выступили слезы, но он тут же торопливо сморгнул их. И да, Джулиус так крепко стиснул челюсти, что я испугался за его зубы. Но им обоим было хорошо известно, что такое жестокость и варварство. Казалось, я вижу борозду, пробитую в черепе Хиггинса бесконечными проявлениями человеческой жестокости. Он наматывал по комнате круги, словно это помогало вычеркнуть из сознания сам факт смерти Люси, и даже заставил меня приподняться из кожаного кресла Джулиуса. И еще было заметно, что моя интерпретация этих печальных событий его не устраивает. Преподобный Браун отсутствовал – его позвали причащать умирающего, – иначе он постарался бы хоть как-то охладить горячий темперамент Хиггинса. Побрызгал бы водичкой на эти раскаленные угли.

Чтобы не разглядывать его так уж пристально, я изучал жилище Джулиуса. Он жил на Вашингтон-стрит, в пансионе для холостых чернокожих. Проживать в пансионе практично и удобно. Помещение наполнял приятный аромат тушеной баранины, попахивало также бриолином для волос и дешевыми сигарами. Мы находились на третьем этаже, из окон виднелась бухта и дюжины мачт, хотя здесь их было гораздо меньше, чем в восточных доках, и куда как меньше, чем в хорошую погоду. Мачты напоминали наконечники копий – грозные и воинственные.

Думаю, если б Джордж Хиггинс мог отломить хотя бы один такой наконечник, он бы непременно и без промедления бросился с ним в бой.

– Это послание, Джулиус, – выпалил он. – Послание нам, от Варкера и Коулза. И оно означает, что мы должны срочно вмешаться, иначе наших друзей линчуют, а не просто продадут где-нибудь на берегах Миссисипи.

– Наверное, вы правы, – заметил я. – Мне это в голову не приходило.

– Да в вашу голову вообще ничего не приходило, – и Хиггинс резко взмахнул кулаком, словно собирался врезать мне в ухо, но вовремя спохватился. – Вам не приходило в голову, что поиски Делии и Джонаса следовало бы начать днем раньше, если б вы оказали нам такую любезность и сообщили, что Люси мертва. Видно, решили, что нам плевать на тот факт, что она оставила этот мир.

– Ну, почему же, это не так, – миролюбиво заметил Джулиус.

– А ему приходило в голову, что к этому времени Делия с Джонасом уже могли оказаться на рынке рабов?

Тут голос у него предательски дрогнул. И я догадался. Мужчины по-особому произносят имя любимой женщины. В его жизни Делия наверняка занимала то же место, что в моей Мерси Андерхилл.

Но Хиггинс, видно, еще не до конца со мной разобрался.

– Речь идет о ребенке шести лет и о женщине, которую едва не изнасиловал Варкер. Ты говорил мне, Джулиус, что этот полицейский твой друг. Что он вчера спас тебе жизнь. Прекрасно. Но как тогда объяснить, что он…

– Люси Адамс не была задушена в проулке у реки. – Я содрогнулся, произнося эту фразу, просто другого выхода у меня сейчас не было. – Она была убита в спальне моего брата Валентайна. Вал этого не делал. Он просто не способен поднять руку на женщину, и алиби у него имеется – той ночью он был со своим другом. Кто-то хочет погубить нас всех. Я не могу заставить вас доверять мне, но говорю истинную правду.

Помню, я не услышал грохота взрыва, изуродовавшего меня прошлым июлем. Наверное, находился в состоянии столь глубокого шока, что все звуки и краски мира померкли. Примерно такое же воздействие произвели эти мои слова.

В комнате повисла мертвая тишина. Джулиус ухватился за край письменного стола. На нем были только брюки с подтяжками и белая рубашка с короткими рукавами. Хотя с виду он казался вполне здоровым, пиджак наверняка носить неудобно, когда спина твоя походит на свежевспаханное поле.

– И ты перенес ее в другое место, – тихо сказал он.

– Спрятал ее в шалаше, который построили мальчишки, продавцы газет. Завернул в одеяло. Мне страшно жаль…

Джордж Хиггинс быстро шагнул ко мне, затем резко остановился. Видно, засомневался, будет ли это в его стиле – прикончить на месте нью-йоркского полицейского.

– Думаете, мне это легко далось? Не знаю, сколько у вас людей, но у меня только один. Мой брат, – сказал я ему.

Признание такого рода было почти предрешено, когда я шел на встречу с Джулиусом и его людьми рассказать им об убийстве. Но второе признание носило чисто личностный и спонтанный характер, и я сам до конца не понимал, что подвигло меня сделать его. И тут я вдруг увидел, что выражение ненависти в глазах Хиггинса сменилось изумлением.

– И что же… мы должны просто поверить вам на слово? – с оттенком недоверия выпалил он. – Что ваш брат невиновен? Этот модник и хлыщ, этот извращенец, сидящий на морфине, который ломал пальцы Варкеру, и я видел, как это ему нравится?

– Помните, как вы назвали меня тупым? Считаете, что правы?

– Да, совершенно прав.

– Вы обозвали моего брата всеми этими словами, и в них есть доля истины. Но я хочу раскрыть это преступление. И ответственно заявляю: Вал тут ни при чем.

Хиггинс обернулся к Джулиусу, хоть и обращался ко мне, с трудом подавляя желание врезать по физиономии мне, представителю закона, да так, что мало не покажется.

– Так вы что же, прикажете принимать на веру это проявление вашей белой аболиционистской морали во всем ее великолепии…

– Моя мораль проистекает из бедности, а не богатства.

– Прямо-таки библейский подход. В таком случае, придет день, и вы, несомненно, унаследуете всю землю. Хотя нет, ваша раса уже…

– Прекрати, – резко оборвал его Джулиус. – Речь не о нас с тобой идет.

Он произнес это со всей решимостью. Мы с Хиггинсом обменялись полными ненависти взглядами, затем отвернулись, потом разозлились на самих себя за то, что отвернулись, и сердито уставились на Джулиуса. Словно в шуточном народном танце на тему легенды о Робин Гуде.

– Валентайн Уайлд никогда не нападал на людей, которые не могут ответить, – добавил Джулиус и потер пальцами компресс на предплечье, наложенный поверх ожога от сигары. Нет, он вовсе не хотел привлечь к нему наше внимание. Я вспомнил, как Карпентер очищал устрицы от раковин, работал неистово и самозабвенно. Его руки привыкли быть в движении, быть чем-то занятыми, находили в этом радость. – Схватиться с мужчиной? Да, это пожалуйста. Но трогать детей и женщин… нет, это ниже его достоинства, Джордж, пусть даже парень он задиристый и испытывает слабость к наркотикам.