Неоновые боги - Кэти Роберт

сказать, чтобы по-настоящему ее утешить, а потому я решил подарить ей впечатления, которые помогут немного отвлечься от мыслей.

– Почти пришли.

Наконец, она смотрит на меня.

– Ты скажешь мне, где это?

– Нет.

– Вот вредина.

Я сжимаю ее ладонь.

– Может, мне просто нравится выражение твоего лица, когда ты испытываешь что-то впервые.

В сгущающейся темноте трудно понять, но мне кажется, она краснеет.

– А знаешь, если ты хотел меня отвлечь, то секс всегда хороший вариант.

– Приму к сведению. – Я сворачиваю в узкий переулок. Персефона без колебаний идет за мной к большой железной двери в самом его конце. Оглядываюсь на нее.

– Волнуешься?

– Нет, – тут же отвечает она. – Я с тобой, и мы оба знаем, что ты не допустишь, чтобы со мной что-то случилось.

Я моргаю.

– Ты настолько во мне уверена?

Она улыбается, и отчасти беспокойство в ее глазах рассеивается.

– Конечно, уверена. Ты зловещий Аид. Никто с тобой не связывается, а значит, пока ты рядом, со мной тоже никто не станет связываться. – Она наклоняется, прижимаясь грудью к моей руке. – Ведь правда?

– Правда, – еле отвечаю я. Я до того потрясен ее непринужденным замечанием, что даже не могу насладиться тем, как она меня дразнит. Я с тобой, и мы оба знаем, что ты не допустишь, чтобы со мной что-то случилось. Будто все так просто. Будто это правда.

Это правда. Я бы совершил непростительные поступки, чтобы обеспечить Персефоне безопасность.

Но почему-то, когда она произносит это вслух, все становится намного реальнее.

Она доверяет мне.

Я жестом указываю на дверь, просто чтобы чем-то себя отвлечь.

– Пока еще достаточно светло, чтобы рассмотреть колонны, если хочешь.

– Хочу. – Не отпуская мою руку, она рассматривает белые колонны по обеим сторонам двери. Но я смотрю не на них, а на Персефону, прекрасно зная, что она видит. Пир в волшебном лесу, на котором сатиры и нимфы пьют, едят и развлекаются.

Но вот Персефона выпрямляется и с улыбкой смотрит на меня.

– Еще один портал.

– Портал?

– Покажи мне, что за этой дверью, Аид.

Я открываю дверь, и громкий вздох Персефоны почти теряется в царящей по ту сторону суматохе. Она протискивается вперед, но я сжимаю ее ладонь.

– Не стоит спешить.

– Говори за себя. – Она округлившимися глазами рассматривает развернувшееся перед нами зрелище.

Зимой крытый рынок работает почти каждый вечер. Потолок теряется в темноте над нашими головами, а торговая площадь – наполненное эхом пространство (или была бы им, будь она пуста). В это время он полон оживленных покупателей и продавцов. Разборные прилавки расположились рядами. Все они одного размера, но владельцы, каждый по-своему, украсили их яркими навесами и вывесками, предлагающими все от продуктов до мыла, десертов и безделушек. Все они держат магазины в нижнем городе, но хранят образцы своей продукции именно здесь.

Некоторые из этих людей владеют магазинами еще с тех пор, как я был ребенком. А кто-то – уже много поколений. Все торговое пространство наполнено гулом покупателей и продавцов и смесью аппетитных запахов еды.

Я использую шум в качестве предлога, чтобы обнять Персефону за талию и, притянув к себе, прошептать ей на ухо:

– Проголодалась?

– Да. – Она все не сводит глаз с рынка. Сегодня здесь не так людно, как в выходные, но все же в рядах между киосками толпится много людей.

– Аид, что это?

– Зимний рынок. – Я вдыхаю ее напоминающий о лете запах. – В теплое время года вся эта конструкция перемещается в специально предназначенный для этого квартал города. Он открыт каждый вечер, хотя некоторые продавцы сменяют друг друга.

Она оборачивается и смотрит на меня.

– Похоже на тайный мир. Мы можем… можем его исследовать? – Ее любопытство и радость словно бальзам мне на душу, который неведомо для меня самого был мне так нужен.

– Мы здесь именно для этого. – Она опять бросается в толпу, и я тяну ее назад. – Но сначала поедим. Это мое единственное условие.

Персефона расплывается в улыбке.

– Да, господин. – Она встает на носочки и целует меня в щеку. – Отведи меня в свою любимую забегаловку.

Опять возникает то самое чувство от того, что я делюсь с ней какими-то частями себя, которые не знакомы больше никому. Оттого, что она ценит и радуется тем моим чертам, которые не соответствуют образу сурового Аида, правителя нижнего города, призрачному члену Тринадцати. В такие моменты кажется, будто она видит меня настоящего, и это безгранично пьянящее чувство.

Мы останавливаемся возле киоска с гирос[3], и я киваю стоящему за прилавком Дамьену. Он улыбается мне.

– Сколько лет, сколько зим.

– Привет. – Я подталкиваю Персефону ближе к киоску. – Дамьен, это Персефона. Персефона, это Дамьен. Его семья продает гирос в Олимпе уже сколько? Три поколения?

– Пять, – смеется он. – Хотя, если спросите моего дядю, то счет подойдет уже к десяти, а кроме того, можно проследить, как наш род корнями уходит в Грецию к какому-нибудь повару, который готовил для самого Цезаря.

– Верю. – Смеюсь, чего он и добивался. Мы уже множество раз вели этот диалог, но ему это нравится, а потому я рад угодить. – Нам две как обычно.

– Сейчас все будет. – В считанные мгновения он собирает гирос, а я с наслаждением наблюдаю, как в его отлаженных движениях читается многолетний опыт. Я до сих пор помню, как приходил сюда подростком и смотрел, как отец Дамьена учил сына принимать заказы и готовить гирос, наблюдая за ним с терпением и любовью, которым я всегда завидовал. У них хорошие отношения, которые и мне хотелось бы прочувствовать, особенно в тревожные подростковые годы. Дамьен протягивает нам гирос. – За счет заведения.

– Сам знаешь. – Достав из кармана деньги, я кладу их на прилавок, не обращая внимания на нерешительные возражения Дамьена. Это тоже происходит почти каждый раз, когда я сюда прихожу. Забираю гирос и отдаю один Персефоне. – Нам сюда. – Я веду ее по краю торговой площади, где вдоль стены расставлены столы со стульями. Такие зоны расположены по всему пространству, поэтому, где бы посетитель ни купил еду, ему не придется идти через весь рынок, чтобы присесть и поесть.

Бросив взгляд на Персефону, я замечаю, что она странно смотрит на меня, и хмурюсь.

– Что?

– Как часто ты сюда приходишь?

Кожу покалывает, и возникает неловкое подозрение, что я краснею.

– Обычно хотя бы раз в неделю. – Она продолжает молча смотреть на меня, и я борюсь с желанием переступить с ноги на ногу. – Хаос меня успокаивает.

– Это не единственная причина.

И снова она оказывается слишком проницательна. А я, как ни странно, не прочь объяснить подробнее.

– Здесь лишь небольшая часть населения нижнего города, но мне нравится наблюдать, как люди занимаются своими делами. Это нормально.

– Потому что они в безопасности.

– Да.

– Потому что ты обеспечиваешь им безопасность. – Но не успеваю я ответить, как она откусывает кусочек и издает откровенно сексуальный стон. – О боги, Аид. Это потрясающе.

Мы молча едим, и обыденность этого момента ударяет меня прямо в грудь. Какое-то время мы с Персефоной можем побыть двумя нормальными людьми, которые бродят по миру, не боясь, что весь Олимп рухнет, стоит нам сделать один неверный шаг. Это может быть наше первое свидание, а может третье или еще одно, состоявшееся через десять лет. Я закрываю глаза и гоню эту мысль прочь. Мы не нормальные люди, это не свидание, и, когда наше время закончится, Персефона покинет Олимп. Быть может, через десять лет я буду сидеть на этом самом месте и наслаждаться гирос в одиночестве, как делал бесчисленное количество раз в прошлом, а она где-то далеко будет жить той жизнью, какой всегда хотела.

Жизнью в лучах солнца.

Персефона с громким шуршанием сминает пустую обертку в руках. Затем наклоняется ко мне с настойчивым выражением лица.

– Покажи мне все.

– У нас не получится осмотреть все за этот вечер. – И пока она не успела расстроиться, я продолжаю: – Но ты