Великая Отечественная – известная и неизвестная: историческая память и современность - Коллектив авторов

Крупнейшие специалисты-историки отправлялись на фронт для чтения лекций по исторической тематике, вели занятия в тылу, писали историко-патриотические книги и статьи. Работа была трудной. Приходилось читать лекции на разные темы, причем нередко по несколько за день. Например, историк Виктор Иванович Шунков, лектор политотдела 40-й армии 2-го Украинского фронта, писал в своем письме с фронта: «Сам я последнее время много читал: на партийных собраниях и активах о годовщине со дня смерти Владимира Ильича, о X сессии Верховного совета, о 26-й годовщине Кр[асной] армии, о приказе т. Сталина № 16; на офицерских собраниях о Суворове, Кутузове, Хмельницком. Сегодня закончил статью о Хмельницком. Последние полтора месяца целиком выполнял лекторскую работу и был все время в разъездах»[422].

Не менее напряженным был график Милицы Васильевны Нечкиной. Вот только некоторые темы ее выступлений: «Разгром Наполеона», «Разгром Наполеона и Михаил Кутузов», «Отечественная война», «1812 год», «Крах замыслов мирового господства в истории человечества», «Дмитрий Донской и Куликовская битва», «Минин и Пожарский» и др.[423] Лекций читались и на фронте, и в госпиталях, и на пограничных заставах, на флоте, в детских лагерях, на курсах подготовки секретарей, даже в прачечной. По ее воспоминаниям: «В годы войны огромный интерес вызывала военно-патриотическая тематика. Читались лекции и о знаменитых битвах в давние эпохи – Ледовом побоище, Куликовской битве, Бородинском сражении, и о великих полководцах – Суворове, Кутузове, и на обобщающие темы, например “Мужественный образ наших великих предков”. Привлекала большое внимание и лекция “Крах замыслов мирового господства в истории человечества”. Я часто ее читала»[424]. Всего, по ее собственным приблизительным подсчетам, она прочитала солдатам Красной армии свыше 300 докладов и лекций[425]. Находясь в эвакуации, Милица Васильевна вынашивала планы написания монографии «Русский солдат в художественной литературе»[426]. Спустя много лет академик Нечкина подчеркивала: «Лекции тоже воюют»[427].

Академик Евгений Викторович Тарле, всемирно известный историк и великолепный оратор, даже получил специальный поезд-вагон для поездки по разным районам СССР. Историк читал лекции в самых разных аудиториях: перед агитаторами, нефтяниками, металлургами, учеными и др.[428]

Выступал Е. В. Тарле и в роли научного консультанта советского правительства по вопросам внешней политики и культуры. Так, известна его записка «О “завещании” Петра I», подготовленная в декабре 1941 г. в ответ на запрос вице-президента АН СССР О. Ю. Шмидта. В записке показывается, что данный документ является пропагандистской фальшивкой[429]. Историк был членом Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников и Комиссии по вопросам мирных договоров и послевоенного устройства при Наркомате иностранных дел СССР, возглавляемой М. М. Литвиновым. Аналитические записки историка, посвященные послевоенному устройству мира, обосновывали укрепление статуса СССР как ведущей мировой державы[430].

Не забывалась и советская история. Тем более, что образцы для подражания были многим хорошо известны, в том числе и по причине их небольшой временной отдаленности, и пользовались огромной популярностью. Активно обращались к фигуре Василия Чапаева, чему немало способствовал фильм режиссеров братьев Васильевых. В интервью, взятых у бойцов в Сталинграде, имя легендарного командира упоминается неоднократно[431]. Среди своих героев Чапаева называл и ас А. И. Покрышкин[432].

Во время Сталинградских боев особое значение имела аллюзия обороны Сталинграда с обороной Царицына от белой армии в 1918 г. Причем советская пропаганда была построена таким образом, что возникало ощущение, что вместо белых армий город в 1918 г. пытались взять немцы. Самое активное участие в обороне 1918 г. принимал Сталин, что значительно усиливало символический эффект, поскольку город оказался неразрывно связан с именем генералиссимуса. Связь времен всячески подчеркивалась пропагандой. В октябре 1942 г. было опубликовано письмо защитников Царицына к бойцам, воевавшим в Сталинграде теперь[433].

Важнейшую роль в трансляции героических образов прошлого сыграли сотрудники политотделов советской армии, отвечавшие за партийно-пропагандистскую работу. РККА являлась первой в мире «политической» армией[434]. Политическое воспитание рассматривалось как элемент подготовки солдат и командиров не менее важный, чем собственно военное обучение. Опубликованные стенограммы Комиссии по истории Великой Отечественной войны под руководством И. И. Минца дают наглядный пример того, как политруки настойчиво вовлекали бойцов в процесс политического воспитания, формируя из них «правильно мыслящих советских солдат».

Так, стенограммы бесед с воинами 9-й гвардейской истребительной авиационной дивизии, где воевал А. И. Покрышкин, показывают, как легендарный ас, поначалу прохладно относившийся к политзанятиям, постепенно начинает принимать в них самое активное участие, читать рекомендуемую ему политическую, историческую и художественную литературу[435]. Перед нами пример настойчивого целенаправленного формирования партийного мышления, воспитания советского героя, не имеющего себе равных не только в бою, но и на трибуне.

Неслучайно, что именно в военные годы резко увеличивается количество вступивших в партию. Таким образом, можно отметить, что во время войны проходил очередной, один из самых обширных и эффективных, виток формирования партийного мышления и советизации жителей СССР.

В распространении исторической пропаганды, несомненно, сыграли роль выпускники исторических факультетов, которых часто использовали именно как лекторов или политработников. Академик М. В. Нечкина вспоминала, что защитники Сталинграда использовали лозунги из ее брошюры «Исторические традиции русского военного героизма» и вывешивали их в землянках[436]. Ясно, что такую работу сделали работники политорганов, среди которых было немало бывших историков и преподавателей вузов. Они выполняли функцию своеобразного передаточного звена между пропагандой, шедшей от маститых ученых, и доводили ее до простых солдат, в том числе и в виде лозунгов.

В годы войны усилиями историков-профессионалов были мобилизованы многие образы героического прошлого. Одной из самых популярных исторических тем в антифашистской пропаганде стала история войны 1812 г. и борьба с Наполеоном. Пропагандистов привлекало в этом историческом сюжете всенародное единение перед захватчиками, жертвенность, наличие ярких личностей, наконец, масштабность событий, приведших к победе над величайшей на тот момент военной машиной. Все это должно было вдохновить советских солдат, потомков героев Бородинской битвы.

Немаловажным было и то, что образ войны 1812 г. был хорошо знаком за границей, во многом благодаря роману Л. Н. Толстого «Война и мир». Поэтому сравнивая войну с Германией с наполеоновским нашествием, советская пропаганда давала понять зарубежным врагам и союзникам, что советский народ един перед лицом захватчиков и готов на любые жертвы ради победы.

Возникает естественный вопрос: насколько пропаганда оказалась эффективной в актуализации образов прошлого. Ответ на этот вопрос дают материалы, собранные Комиссией по истории Великой Отечественной войны. Материалы Комиссии на личностном уровне позволяют увидеть это явление. Так, среди самых читаемых книг, как командующим составом, так и рядовыми бойцами, неизменно оказывалась «Война и мир» Л. Н. Толстого. В интервью, данных членам Комиссии защитниками Сталинграда, роман упоминают генерал А. И. Родимцев[437], знаменитый снайпер В. Г. Зайцев[438], наконец, капитан П. А. Зайончковский. О последнем следует рассказать подробнее, поскольку в его судьбе отразились индивидуальные особенности «присвоения» (можно даже сказать, «переживания») исторических образов в годы войны.

Жизненный путь Петра Андреевича Зайончковского (1904–1983) простым назвать нельзя[439]. Родился он в городе Уральске в семье военного врача, дворянского происхождения. Среди его предков был адмирал П. С. Нахимов, прадед имел Георгиевский крест за Бородино. Мальчиком Зайончковский обучался в кадетском корпусе. Революция не позволила молодому человеку продолжить военную карьеру или получить высшее образование. По свидетельству, данному в 1943 г., его отец придерживался «кадетско-октябристских» взглядов[440]. Особое значение для семьи имел радикальный разрыв большевиков с дореволюционными военными традициями: «Традиции, честь русской армии, честь русского офицера оставили у меня большой след… Я считал, что если бы большевики оставили погоны, то можно было с ними помириться. Причем я помню, когда в ноябре однажды отец ругался, сказал, что нужно снять погоны, я заплакал, и мой маленький брат 11 лет тоже заплакал»[441]. Ясно, что новую власть в семье встретили негативно. Тем интереснее была дальнейшая адаптация будущего историка в советском обществе.