Дубинушка - Иван Дроздов

— Что это у вас?

— Портативный компьютер. Он цветной, и в нём у меня весь храм размещён.

— Как это — храм?

— А так. Хотите, покажу?

Он раскрыл чемоданчик и движением рычага установил над ним экран. Из углубления достал «мышку» и стал елозить ею по скатерти стола. Экран засветился, и на нём засверкал цветными стёклами и золотым куполом храм. Он был невысок, но впечатлял своими размерами и вознёсшимся к небу куполом.

— А разве его кто-нибудь видел?

— Нет, храм разрушен несколько сотен лет назад и его, разумеется, никто не видел. Но я ездил в монастыри и рисовал церкви того времени. И внутренности тоже рисовал и заносил в компьютер. Вот смотрите окна.

И он вывел на экран окна. Их был шесть, и стёкла разного цвета. Потом показал двери — дубовые, массивные, отделанные орнаментами и резьбой. И стены, и потолок, и особенно, алтарь, и даже ниши для икон — всё было размечено, рассчитано и поражало гармонией стиля и формы.

— Кое-что я уже заказал в Ростове на мебельной фабрике, — сказал Вячеслав.

У Маши вырвалось:

— Но деньги! Для этого нужны большие деньги!..

— Да, большие. Это верно. Но у меня были дом в деревне и квартира в городе. Я всё продал и — заказал.

— Продать квартиру? — не понимаю вас. А жить где будете?

— Живу же… в палатке. И зимой буду жить. Утеплю её, сложу кирпичную печку… А не то, так и пустит кто-нибудь. Мир не без добрых людей.

— Да, да, — смешалась Маша, — что это я говорю. Конечно же, найдём, где вам жить. Да хоть и у меня вот. У нас дом большой, четыре комнаты.

Маша сварила кофе, поджарила яичницу, поставила графин с козьим молоком. Они разговорились и болтали о разном, много смеялись. Маша как бы между делом сказала:

— Возьмите и меня в свою бригаду. Я тоже хочу строить храм, и если вы не возражаете, внесу свою посильную денежную лепту.

— Вас-то как раз я бы и не хотел грабить. У вас столько иждивенцев, а и сама вы ещё, насколько я понимаю, не самостоятельная.

Маша обидчиво возразила:

— Напрасно вы меня жалеете. Я два года работала компьютерщицей на рынке, кавказцы мне много платили, а и теперь все счетные и финансовые дела у фермера Дениса Козлова веду — он тоже мне хорошо платит. А недавно подрядилась и к Шомполу. Возьмите у меня деньги. Я очень вас прошу.

— Ну, пожалуйста, я не откажусь, конечно, но только самую малость.

Маша достала из сумки пять упаковок долларов и подала Вячеславу. Тот повертел одну упаковку, другую… двинул деньги назад.

— Что вы? Тут же целое состояние. Как же я возьму такие деньги?

Мария бросила пачки в целлофановую сумку, положила её перед Вячеславом. Тот покраснел, пожимал плечами, не знал, что и говорить.

А Маша продолжала:

— Мы поедем с вами в город и закажем все двери и окна, и пусть они подберут красивые цветные стёкла — и вообще: пусть будет всё так, как они делают для новых русских.

Потом наклонилась к Вячеславу и заговорщически проговорила:

— Только вы о моих деньгах никому ни гу-гу. А то начнут языки чесать: где да чего, да откуда. Женщины у нас языкатые. Лучше всё от них делать втайне.

Вячеслав пожал плечами и пообещал молчать как рыба. Ломаться он больше не стал, а поблагодарил Марию и рассовал деньги по карманам куртки. Уходил он от Маши смущённый и очень обрадованный. Эти деньги, да плюс мешочек с долларами архиепископа, позволяли ускорить все дела на строительной площадке. Расставались они тепло, как старые друзья. И всё было бы хорошо, если бы Вячеславу не кинулись в голову подозрения о нечистом происхождении таких больших денег у Марии. И не то, чтобы он подозревал её в какой-нибудь махинации или воровстве, но, вспоминая её рассказ о работе на рынке, он думал о кавказцах, о том, что зря они большие деньги не дадут, а вот за какие такие доблестные дела она их получила, он об этом думал. И Вячеслав вместе с обидой и досадой за возможные надругательства над таким чистым и юным существом испытывал и щемящее чувство ревности. Впрочем, тут же он и осаживал себя, почти вслух говорил: нет у тебя оснований подозревать Марию! Ты же видишь, как она весела и беспечна. Душа её открыта Богу, и это ты можешь читать у неё в глазах.

Поднимался Вячеслав рано: в седьмом часу был на ногах. Наскоро завтракал, кормил собак и принимался за работу. Сегодня он перетаскивал нарезанные вчера блоки от подъёмного колеса к храму, выкладывал большой штабель на расчищенном полу, на самой средине. Сегодня же он планировал продолжить кладку. Приготовил цементный раствор, натянул нити, по которым они с Борисом Простаковым будут наращивать стены.

В начале девятого пришли Борис, Павел Арканцев и Василёк. И как раз в эту минуту к стройке подкатили три машины, все три дорогие: два «Мерседеса» и «Тойота». Из первой вышел глава администрации района Тихон Щербатый, к нему подошли молодой сутуловатый банкир Дергачевский и неумеренно толстый господин в роговых очках с массивными стёклами. Вячеслав и его товарищи встретили гостей молча, с нескрываемым удивлением смотрели на каждого, ждали развития этого нежданного и неприятного нашествия. Щербатый едва заметно кивнул стоявшим у стены ребятам и стал осматривать площадку и всё, что на ней находилось. Банкир и очкастый, — а это был прокурор района, — на ребят даже не взглянули, и на всё, что находилось у них перед глазами, смотрели равнодушно и без интереса. Прокурор с заметным акцентом восточного человека спросил у Вячеслава:

— Землю откупили? Бумаги есть?

Вячеслав пожал плечами. Он не знал, что ответить. Подошедший к прокурору Павел без особой почтительности сказал:

— Земля принадлежит колхозу «Красный партизан», а колхоз получил земли от станицы Каслинской.

— Колхоза нет, — вступил в разговор Дергачевский, земля Каслинской продана. У неё есть хозяин.

— Мой друг, — фамильярно заговорил с ним прокурор, — у вас есть конкретное поручение от прокурора области, а почему вы находитесь здесь — не понимаю. К тому же, не мешало бы вам знать: никакого храма тут не было, а была татарская мечеть. Татарская диаспора Ростова, а она насчитывает сто двадцать тысяч человек, может опротестовать.

Заговорил Вячеслав:

— Храм тут стоял христианский, православный и назывался он церковью святителя Николая Чудотворца, угодника Божьего, архиепископа Мирликийского. Он защищал славян, и наши прадеды называли его русским Богом. На то у меня есть свидетельства историков, устные показания местных жителей, — наконец, и мраморная доска тут… Вот она, почитайте.

Прокурор выдохнул хриплым голосом:

— Здесь была власть монголов и татар, а ваши басни вы рассказывайте внукам… когда они у вас появятся.