Дубинушка - Иван Дроздов

Сергей сгрёб со стола кучу бумаг, подвинул Тихону:

— На, читай!

И, страшно вращая воспалёнными глазами, зашипел:

— Листовочная война начинается. Листовки, словно чайки с неба, полетели.

— Эти, что ли?

— Ах, ты, Боже мой! Вон они, целая кипа перед тобой лежит. Летят по городу, голубки сизые. Читай, читай!.. Мы-то листовку свою в каждом доме установили, да нынче всё меньше верят телевизору. И газеты наши «Аргументы и факты», «Известия»… в киосках лежат. Их теперь и на обёртку не берут. Листовки читают! Каждая по нас бьёт, в нашу сторону летит. Ты ведь тоже в нашей компании. От них-то, этих бумажек, не отвернёшься, голову в песок не спрячешь. Они везде достанут.

Зазвонил телефон. В трубку кричала Мариам:

— Тихон у тебя?.. Дай ему трубку.

Неохотно подавал трубку Тихону; знал о «нежном» отношении супруги к этому мужлану. Теперь они чуть ли не открыто миловались на глазах у Сергея.

Мариам визжала:

— Ты приехал?.. Целую вечность тебя не видала. Закругляйтесь побыстрее и скорее домой приезжайте. Я заказала обед по китайским рецептам. Помнишь, ты просил. Мой повар всё умеет.

Тихон положил трубку и принялся за листовки. Признаться, он никакого значения им не придавал. Были они раньше, и всякие надписи на заборах, и подмётные письма, звонки телефонные. Недовольных теперь много, — обиженные новой властью, безработные. Их число нарастает, а будет и ещё больше. Процесс этот не только у нас в России, но и по всему миру един. Место в жизни теряют слабые, никчёмные — туда им и дорога. И то, что русский люд вымирает, и тут нет ничего худого. Зачем нам китайский муравейник? Они вон миллиард с лишним себе на шею повесили и теперь не знают, что с ним делать. В умных головушках вызрела идея золотого миллиарда — правильная идея! Иначе мы всё небо закоптим, рыбу в реках изведём, а там и за океаны примемся.

Щербатый хотя и сам из простых людей, из того быдла, которое он презирает, но ему удалось сделать деньги, и немалые, и по мере того, как росли вклады в банках, усиливалась и тревога о будущем его богатства. Деток у него было четверо; их он препоручил супруге Карине, младшей сестре Мариам, сырой и малоподвижной, вялой и бесстрастной, как рыба. В детстве их называли Кери и Мари. Деток своих Карина любит до умопомрачения — вот и пусть с ними и забавляется. Сам же Тихон решил жить в своё удовольствие. В прошлом году он ездил на курорт с Сергеем и его супругой Мари, как она себя называла. Там они с Мари близко сдружились, — кажется, она его полюбила. И забросила ему в голову дерзкую мысль о следующих выборах, о том, что его, а не Сергея она намерена двигать на властную вышку. Показывая на спящего на пляже Сергея, брезгливо обронила: «Ты же видишь… Был человек, да весь вышел». Тихон в благодарность за эти слова увлёк её подальше от купающихся, зашёл с ней за камень и там, жарко целуя и крепко обнимая, «благодарил» так, как умел только он один, выросший на Дону и «благодаривший» на лоне волн не одну сластолюбивую казачку.

Сергей во время отпуска пил каждый день; как человек неглупый, он всё видел, всё понимал, но принял единственно правильное в его положении решение: закрыть глаза на пламеневшую всё сильнее любовь его жены к Тихону. Может быть, ещё и от этих дополнительных стрессовых нагрузок, и от массированных возлияний он всё больше терял аппетит, худел; принимал снотворные и спал не только ночью, но и днём на пляже. Ко всему прочему, что-то болело в желудке, — и мужнины свои обязанности уж и выполнять не мог. Тихон же, напротив, здоров, что твой племенной бычок, сбит и крепок, как ядрёный орех, и лицом пригож, на острую шутку горазд, и возраст для мужчины в самый раз — ещё и сорок не исполнилось. А уж как целует жарко, обнимает крепко…

Сухим и мосластым пальцем Сергей тыкал в стопку листовок и трескучим раздражённым голосом повторял:

— Да ты читай, читай… чего они пишут!..

Тихон без особого интереса брал одну за другой листовки, читал:

«Наш Серега — Шариков, он лижет пятки яшкам.

Петька Партизан».

«Вы видели загородный дворец Барана? Там ваши пенсии и зарплаты.

Внук защитника Сталинграда».

«Кто голосовал за Сергея, у того пусть рука отсохнет. Вы же знали: он жил в Ленинграде, помогал там Собчаку разваливать заводы, прикупил за гроши рыбный флот и сдал его в аренду нигерийцам. Эх, вы, идиоты! Не зря вас яшки быдлом называют.

Непокоренный Николай».

«Если ты служишь — не картавь, если картавишь — не служи. Петр Первый».

«Бейся там, где стоишь!

Александр Невский».

«Яшеньки! Вылезайте из телеящика, вы нам надоели, как горькая редька. Мы вам купим билетики — уезжайте с миром. И как можно дальше. И захватите с собой нашего идиота Серегу и его подруженьку Мариам.

Иван, не забывший, что он — русский».

«Русские! За каторжный труд вам платят гроши. Так вам и надо!..

Игорёк, ученик 8-го класса».

«Русичи! Ваши деды не сдали Сталинград, а вы сдали Россию. Мне совестно быть русским!..

Денис Усольцев».

Листовок много. Слова летели с них как снаряды. И Тихону стало жутковато. Отвлекаясь от них, он спросил:

— Кто же их пишет?

— А поди, найди этих писателей. Ещё ни один не попался. Я поднял всю милицию, она сбилась с ног — и ни одного листовочника! Кто-то мне сказал: «Милиция находит, но имён не выдаёт. Милиция-то из русских! Она с ними заодно!

— А кто же должен служить в милиции, эфиопы, что ли?

— А кто угодно, только не русские! Ленин-то не дурак был — у него вся охрана из латышей состояла. Латыши, они как псы борзые: им только покажи на русского — в клочья разорвут. Недаром же убивать царскую семью инородцев заставили. Какой же русский станет стрелять в девочек, в малыша десятилетнего!

— Да где же мы столько нерусских наберём? Россия-то вон какая!

— Китайцев надо звать. А там и негров, эфиопов — любую нерусь, лишь бы они нас не трогали. Им-то наплевать, кто какой дворец построил, а кто в бедности прозябает. Им давай на лапу, а до остального дела нет.

— Ну, ты, Сергей, далеко заходишь. Живём в России, а милицию нерусским отдавать. Да ты представляешь, как мы всех славян озверим. Тогда ты от них и в подвале своего дворца не спрячешься. Вначале милицию отдать иноземцам, а там, ты скажешь, ещё и армию. А потом и во все конторы, и на все посты командные африканцев да азиатов притащить… Они, конечно, тебя, меня и наших помощников поначалу от народа защитят, но потом и мы с тобой на распыл пойдём.

— Наивный ты человек, Тихон. Да конторы-то и всякие другие тёплые места давно нерусским отданы. Ты когда шёл ко мне, то, наверное, видел, какие фамилии у дверей кабинетов пестрят?..