Последняя Утренняя Звезда - Оливер Джонсон

Бронзовый Воин тяжело шагал позади, каждый шаг покрывал пятнадцать футов, каждый удар сотрясал землю и заставлял снег бурлить вокруг его ног, как если бы он был жидким, а не кристаллическим. Но, несмотря на гигантские шаги, Воин постепенно отставал. Тем не менее Гарадас не стал сдерживать собак, и, постепенно, гигантская фигура сзади становилась все меньше и меньше.

Пришел поздний полдень: они ехали без остановки все утро, собаки устали и их надо было покормить; время для остановки. Солнце был только на полпути вниз, но теперь, когда они поехали медленнее, всем как-то сразу стало холодно, и веселые шутки прекратились. Казалось, что уже наступил вечер. Небо из голубого стало синевато-оранжевым, по снегу побежали тени, серые тени. Гарадас негромко выругался и опустил вниз свой деревянный руль, который, одновременно, был и тормозом. Руль вонзился в снег. Сани описали полукруг и встали. Остальные погонщики немедленно стали повторять его маневр, пока линия саней не выстроилась полукругом, слегка похожим на знак вопроса, обращенным выпуклой стороной к уже невидимому Лесу Лорн и Бронзовому Воину.

Все спустились с саней и, как по команде, принялись топать ногами, пытаясь разогнать по жилам кровь, почти замерзшую за несколько последних часов, когда они сидели без движения. С плащей летел намерзший на них лед. Горцы достали немного еды из своих скудных запасов: сушеное мясо для собак, которые хорошо поработали сегодня, и немного яблочного бренди для людей, чтобы прогнать из костей смертельный холод.

Сзади к ним медленно подошел Бронзовый Воин, на его броне играл слабый оранжевый свет послеполуденного солнца. Собаки яростно залаяли, пытаясь вырваться из своей упряжи, но когда он подошел поближе и на них легла его тень, они завыли и низко присели на задние лапы. Талос остановился, по-видимому не сознавая, что люди и собаки находятся далеко под ним. Рубиновые глаза остановились на линии холмов, черневшей впереди. После нескольких минут размышления, он поднял серебряный молот, зажатый в правом кулаке, и указал им на окружающие равнины.

— Пять тысяч лет я не был в этих холмах, но мне кажется, что я ушел отсюда только вчера. Здесь я был похоронен. Последний бой турнира: небо полно ревущих драконов, на которых сидят боги, с нетерпением ждущие финальный поединок. Там! — Он указал на одинокую каменную скалу, стоявшую на замерзшей равнине. — Там был павильон Ре, а вон там, — продолжал он, указывая на запад, — в темноте наступившего вечера прятался невидимый Исс. Турнир Черных Копей. Тогда боги думали, что спорт поможет им избавиться от взаимной ненависти. Спорт не помог ничему. Но я сражался, пока воин Исса не затащил меня под землю, и там я лежал, похороненный, тысячи лет, пока не пришел Маризиан и не поднял меня оттуда. — Он тяжело вздохнул; раздался звук, как будто ветер пронесся по огромным кузнечным мехам.

— Где дорога через холмы? — спросила Таласса.

Бронзовый Воин слегка повернул голову. — Там, — ответил он, — путь, по которому пришел Маризиан, пять тысяч лет назад. — Он указал на север, на нишу между вершинами двух черных холмов. — Древние называли эти холмы Каменным Черепом и Малигаром. Когда-то по равнине бежала серебряная дорога, но когда огни последней битвы выжгли все дотла, она расплавилась и стала рекой из кипящего металла. И вернулась в землю, из которой вышла. Пускай это будет уроком для всех смертных, съедаемых тщеславием: то, что мы берем из земли, все равно вернется в нее, как и те, кто живет на ней.

— Когда-то под этими холмами работали люди, которые доставляли металл на поверхность; они построили величайшие башни и огромные города на Сияющей Равнине: Ролан Бер, Тан Гаррек, Иллинтагель. Но их жизнь была тяжелой даже в тот век, который вы называете «золотым». Нищета и рабство: золото служило для того, чтобы покупать человеческую кровь. Тысячи умирали от непосильной работы. То ли магия Богов не могла спасти их, то ли боги и не думали спасать их. Я не знаю почему, потому что, хотя я и служил им, никогда не видел их лица: Ре всегда сидел в своем сияющем павильоне, а Исса, создание из земли и тени, вообще невозможно увидеть человеческими глазами. Но в их сердцах так же мало сострадания, как и в этом, — сказал он, с такой силой ударяя по своей кирасе в том месте, где должно было быть сердце, что, казалось, эхо от его удара вернулось обратно от линии далеких холмов.

— Я отчетливо помню, что когда мы вышли на турнирное поле, небо было заполнено черным дымом из копей. Даже оттуда я чувствовал страдания человеческих рабов, которых боги заставляли исполнять их малейшие желания. Теперь эти рабы лежат похороненные в тех самых шахтах, которые сами вырыли. И хотя они потеряли все, даже жизнь, они оставили проклятие, которое падает на всех, кто идет этим путем.

Гигант не отрываясь глядел на холмы. — Я прожил десять тысяч лет. Быть может вы думаете, что видели зло в этом мире, что страдали и мучались. Но хотя во мне бьется сердце из металла, а из глаз льются не соленые слезы, но машинное масло, я видел вещи в тысячи раз хуже, да и сам лежал, похороненный под землей и всеми забытый, пять тысяч долгих лет. Что за пытка, когда твой ум работает, но ты не можешь шевельнуть ни руками, ни ногами!

Никто из них не решился ответить. Некоторые горцы даже закрыли лицо руками, напуганные этим созданием из прошлого, и, возможно, подумав о своих предках, которые тысячи лет назад служили безжалостным богам.

Один Уртред не отвел глаз: он чувствовал правоту слов Воина. Когда-то он был жрецом, но теперь, хотя его по-прежнему так называли, думал и чувствовал иначе. В могиле Маризиана он видел Книги Червя и Света, превратившиеся в прах. Единственное письменное свидетельство того, что боги были. Но что это за создания, которым поклоняются люди? Что лежит за тщеславием, которое едва не уничтожило мир в одной битве десять тысяч лет назад?

Тем не менее в священных текстах были семена правды: разве в них не говорилось о Светоносице? Разве она не богиня, как они предсказывали? Разве сам Бронзовый Воин не пришел ей на помощь? А что касается того, что происходило в эпоху богов, рассказов о чудесах, которые они делали, остается только верить — все равно нет никаких доказательств.

Так что не имеет значения, верит ли Уртред священным книгам, или даже тому, что солнце нечто большее, чем источник света и тепла. Достаточно того, что он верит в Талассу. Она — часть пророчества, часть скрытого знания, которое боги укрыли на звездах и которое определяет судьбы людей. Теперь это знание зашифровано в загадочных словах давно уничтоженных манускриптов и в облаках дыма и пыли на Сверкающей Равнине.