Алена и Аспирин - Марина и Сергей Дяченко

Алена прошлась по скрипке смычком, легонько подстроила струну «ми».

— Ты мне ответишь или нет?!

— Успокойся, — она посмотрела на него поверх смычка, как недавно на докторшу. — Никому ты, в самом деле, не нужен, никто тебя не похитит, не посадит, не обидит… А себя я сумею защитить. Не трясись.

И она заиграла гамму.

— Да нет же! — рявкнул он, перекрикивая скрипку. — Ничего ты не сумеешь! Звони своему гуру… своей крыше… этому босому хмырю. Иначе они возьмут тебя, когда ты будешь спать, или на улице, или в музыкальной школе… Вколют снотворное и увезут, и я ничего не смогу поделать!

Алена играла, не обращая на него внимания. Аспирин, как побитая собака, поплелся к себе, и просидел в Интернете до самого вечера, заливая мутным потоком информации и злость, и растерянность, и страх.

А вечером, не в силах ничего с собой поделать, спустился этажом ниже и позвонил в соседскую дверь.

День за днем валил снег.

Их квартиры, расположенные одна над другой, были когда-то близнецами. За десять с лишним лет каждая изменилась в соответствии со вкусами хозяина. Теперь Аспирину казалось, что он существует в двух параллельных реальностях, и дорога между ними — два лестничных пролета; возвращаясь к себе, он вздыхал с облегчением и грустью.

Машины увязали в сугробах, коммунальные службы увязали в проблемах, город мучился непроходимостью. Дети вопили от счастья, барахтаясь в снегу и швыряясь снежками. Алена, поскрипывая сапожками, ходила в музыкальную школу, из-за плеча у нее выглядывала припорошенная снегом плюшевая голова.

Первые дни Аспирин страшно нервничал. Он боялся, что Алена вдруг возьмет и не вернется. Но она возвращалась, как ни в чем не бывало, ужинала и бралась за скрипку, и на вопросы Аспирина отвечала односложно: нет. Ничего особенного. Никто не подходил, ни о чем не спрашивал. Все по-старому.

Ожидание краха затягивалось. Аспирину казалось, что он застыл в падении, как снежинка-мутант, что он парит в невесомости, и от того желудок подкатывает к горлу.

Форточки Ирины на четвертом этаже были приоткрыты. Оттуда вытекал, струясь на морозе, теплый домашний воздух. Аспирин принимался лихорадочно что-то решать, но время уходило, приходилось собираться либо в клуб, либо в редакцию, либо еще куда-то, куда никак нельзя было не пойти. И он выходил из дома и удирал в иную реальность, где было шумно, весело, где его, Аспирина, надрывно любили. Он снова становился самим собой, легким, ироничным, равнодушным. И верил, что это уже навсегда.

А в полночь зажигался свет у нее в спальне, тусклый зеленоватый свет за плотно задернутыми шторами, и Аспирин, возвращаясь из клуба, будто с Марса, глядел на это окно и летел на огонь, как счастливая бабочка.

И никто, разумеется, не знал, сколько будет продолжаться этот странный и снежный роман — пока он не кончился одним махом в первый день календарной зимы. Аспирин задержался в клубе. Возвращаясь домой в пятом часу утра, он поднял глаза — и увидел, что все окна Ирины на четвертом этаже темные, и нигде-нигде не горит огонь.

Он долго стоял под падающим снегом и смотрел на дом, но ни одно окно не светилось. В ту ночь крепко спали младенцы и больные, никто не поднимался выпить водички и никто не сочинял стихи. Пустовала скамейка у подъезда. Аспирин стоял, чувствуя, как выветривается алкоголь, ни о чем не думая и ни о чем в тот момент не сожалея. Снег шел все реже и наконец перестал. Тучи как-то очень быстро, суетливо раздвинулись, и на зимнем небе проступили звезды.

— Милые мои, вот и зима пришла! То есть мы все заметили ее раньше, когда трудились с лопатками и совочками, извлекая машины из сугробов… А теперь она пришла уже конкретно, под предлогом календаря, а это уже не шутки! Скоро вьюга завоет — у-у-у! Страшно, да? А не бойтесь! Помните — с вами «Лапа-радио», мягкая лапа, способная защитить от мороза! Оставайтесь с нами! Звоните нам, пишите эс-эм-эски, а мы поставим для вас самую теплую зимнюю музыку, музыку, которую вы заслужили!

Ирина так и не позвонила. И Аспирин не звонил ей. Они, слава Богу, не подростки, чтобы докапываться, кто кого бросил.

— У нас есть звонок от Виты… Здравствуйте, Вита! Кого будем радовать? Кому сегодня будем передавать привет?

Вчера Алена все-таки играла на городском отчетном концерте. Аспирин подвез ее в центр, к старому дому культуры, где плоская сцена жила воспоминаниями о былых президиумах. Зал был почти полон — в основном учителями и родственниками выступавших. Когда девочка лет шестнадцати объявила, что сейчас первоклассница Алена Гримальская сыграет «Мелодию» Глюка из балета «Орфей и Эвридика», по рядам пробежал еле слышный ропот: зрители удивлялись.

Вышла Алена в черной юбке и белой рубашке, купленных накануне, без выбора и почти без примерки. Прищурившись, посмотрела в зал; Аспирина вдруг прошиб озноб. Он вообразил, что девчонка успела поменять струны и вместо «Мелодии» заведет сейчас песню, поднимающую мертвых.

Обошлось. Алена, оказывается, высматривала его, Аспирина, а высмотрев, успокоилась. Подняла скрипку. Заиграла.

Зал обмер.

Алена играла, как другие рассказывают о пережитых прекрасных днях. Не себе — слушателям; ни тени самодовольства, ни намека на замкнутость, ни скованности, ни спеси. Всем, кто сидел в зале, в этот момент было ясно, что если бывают на свете счастливые и свободные люди — они выглядят именно так, как вот эта девочка в слишком длинной юбке и чуть мятой белой рубашке. И когда она закончила — зал еще минуту сидел в потрясении, пока не взорвался наконец гулом голосов, хлопками, кто-то из школьников даже свистнул, но его призвали к порядку.

Алена поклонилась — без похвальбы и без смущения, и, не оглядываясь, ушла за кулисы.

В течении концерта произошел сбой — люди никак не могли успокоиться. Кто-то поднимался с мест, кто-то кого-то одергивал, толстый мальчик в блестящей блузе почему-то ревел в три ручья. Девочка-ведущая никак не могла объявить следующий номер. За кулисами собралась толпа.

Алена стояла, не выпуская из рук скрипку. Над ней нависала уже знакомая Аспирину учительница, Светлана Николаевна, она только что не руки расставила, защищая свое сокровище, а с трех сторон подбирались, как акулы, лысоватый дядечка и две тетки, постарше и помоложе.

— А я вам в пятый раз объясняю, что она не собирается менять педагога!

— Зачем эти эксцессы? Поговорить…

— Какой первый класс, кого вы хотите обмануть? Девочка, сколько лет ты занимаешься музыкой?

— Прежде всего с родителями…

— Тише, пожалуйста! Ребенок выступает!

На сцене и вправду кто-то скрипел, тщетно пытаясь заглушить шум в зале.