Романы. Рассказы - Варткес Тевекелян

— Значит, ты недоволен, что нашлись люди, которые, рискуя своей свободой, отчитали твоих обидчиков?

— Есть чему радоваться! Вот выбросили меня на улицу — ты будешь кормить меня или твои товарищи?

— Если будет нужно, то накормлю, да ты и сам тоже не калека. Лучше толком расскажи: в чем дело?

— Что туг рассказывать! Все очень просто. Вызвали меня к Крокодилу. «Идите в контору и получайте расчет», — говорит. Я его спрашиваю: «За что?» — «Мы не держим рабочих, которые связываются со всякой шантрапой. Здесь благородное учебное заведение, и нам нужны благоразумные рабочие», — отвечает он. Напрасно я ему доказывал, что ничего не знаю и ни с кем не связывался, — он твердит свое: «Получайте расчет и немедленно уходите из колледжа».

По совету Левона я пошел к директору-американцу искать защиты. Как только я зашел к нему, американец вскочил с кресла как ужаленный, ткнул меня в грудь и спрашивает: «Футболист?» Я кивнул головой: да, мол. Он просто выгнал меня. Да, могу еще добавить: в приемной я встретил Смпада; оказывается, его приняли в колледж.

— Черт с ним, со Смпадом! Я одного не понимаю: чего ты так отчаиваешься? Подумаешь, трона лишили! Поступишь в другое место — вот и все.

— Тебе легко говорить: имеешь профессию, прилично зарабатываешь, — а я что? Где еще найду я такую работу — тринадцать лир в месяц и на всем готовом? — Ашот грустно посмотрел на свои большие, сильные руки. — Или ты забыл, как мы с тобой, босые, оборванные, бегали, как ишаки, по всему Стамбулу в поисках заработка и голодными ложились спать?

— Этого больше не случится, не беспокойся. Поживи у меня до тех пор, пока найдешь себе приличное место. Моего заработка вполне хватит на двоих.

— Сидеть на твоей шее, как нищий… Нет, спасибо! — Ашот ударил кулаком по столу и крикнул: — Погоди, я им горло перегрызу!

Но тут же он снова сел, опустил голову на руки, и вдруг плечи его начали вздрагивать — Ашот плакал.

Мурад растерялся. Ему приходилось быть со своим товарищем в самых трудных обстоятельствах, но никогда еще он не видел его плачущим, и Мурад понял, что с Ашотом случилось что-то более серьезное, чем потеря работы.

Глава пятая

Крушение

Жара спала. С моря доносилась приятная прохлада, ярко-зеленые листья на деревьях вдоль набережной уже тронула желтизна. Наступала осень.

Ашот был мрачен и молчалив. Он целыми днями ходил взад и вперед по узкой комнате, мурлыча себе под нос какую-то тоскливую песню. На все вопросы Мурада он отвечал односложно: «да», «нет», — и на этом разговор обрывался.

В те краткие часы, когда Мурад бывал дома, он всячески старался расшевелить Ашота, рассказывал ему о жизни типографии, о городских новостях, но напрасно — Ашот ко всему был безучастен. Даже книги, которые Мурад приносил из библиотеки, оставались нераскрытыми.

— Где только я не побывал в эти дни — нигде для меня нет работы, все хозяева отворачиваются, словно сговорились между собой, — как-то сказал он Мураду.

— А ты не торопись, хомут на шею рано или поздно найдется.

— И все время жить на твоем иждивении? Спасибо! Благодетель какой нашелся!

— Вот это ты уже зря! — обиделся Мурад. — Мы с тобой близкие товарищи, больше даже — братья. Какие же могут быть расчеты между близкими? Ты сам знаешь, заработок у меня приличный, скоро будет еще больше: Мисак научил составлять пригласительные билеты, визитные карточки. Хоть дело это канительное, но доходное. Я так насобачился, что достаточно взглянуть на заказчика, узнать его профессию, чтобы безошибочно ему угодить. Например, для вновь начинающего врача визитные карточки нужно сделать непременно с золотым обрезом, фамилию набрать как можно крупнее, но не грубо, а, скажем, пригласительный билет по случаю бракосочетания дочери лавочника следует составлять из высокопарных фраз и сверху напечатать ангелов с венками в руках.

— Что ж, желаю тебе всяческих успехов, — равнодушно сказал Ашот и опять заходил по комнате.

Мурад ко всем поступкам Ашота старался относиться как можно снисходительнее. Он понимал, что Ашоту тяжело и в таком состоянии, в каком он находится, его легко обидеть. Мурад не удивился и тому, что Ашот вдруг стал поздно возвращаться домой, а раза два пришел даже навеселе. Чтобы не огорчать его своими расспросами, Мурад сделал вид, что не обращает внимания на его поведение. Как-то Ашот протянул Мураду деньги.

— Возьми, Мурад, на общие расходы, — сказал он, смущаясь.

— Откуда у тебя деньги?

— Продал кое-что.

— Знаешь, это уж не дело! Ты сыт, деньги на карманные расходы у тебя есть, зачем тебе понадобилось продавать одежду?

— Если не возьмешь, то завтра же уйду от тебя! — мрачно пробурчал Ашот.

Еще через несколько дней Ашот явился домой вдрызг пьяным, в испачканной одежде, без шляпы, бледный как мертвец. Мурад твердо решил утром поговорить серьезно, а если разговор не поможет и Ашот будет продолжать пить, то, может быть, им придется и расстаться. Ашот некоторое время сидел на кровати, подперев голову руками, потом повернулся к Мураду и пробормотал:

— Ты отворачиваешься от меня, презираешь меня. Я потерянный человек, пьяница…

— Ладно, Ашот, давай спать, уже поздно, поговорим утром.

— Как я могу молчать? Кому скажу о том, что жжет у меня вот здесь? — Ашот ударил себя в грудь. — Ты знаешь, я сегодня видел ее в компании студентов… И Смпад с ними. Наверное, возвращались с теннисной площадки. Увидев меня, она что-то сказала своим спутникам, а те громко захохотали… Ты понимаешь, что это такое?

Он долго плакал пьяными слезами.

Наутро они поговорили по-хорошему, и Ашот дал слово больше не пить, но вечером он не возвратился домой. Его не было и на следующий день. Мурад обеспокоился и пошел искать его. После долгих поисков он нашел Ашота в портовом кабаке. Там за мраморным столиком Ашот, грязный, с опухшими глазами, пил в компании матросов. Мурад, спрятавшись за дверью, стал наблюдать.

— Эй, Ашот! Иди к нам! Выпьем с тобой стаканчик-другой! — закричал на весь зал грузчик из-за другого столика.

— И с нами! И с нами! — раздались голоса из других компаний.

— Черт возьми! Три гола — вот это по-нашему! — не унимался грузчик.

Ашот поднялся и, шатаясь, направился к столу, за которым сидел грузчик. Мурад преградил ему дорогу и тихо сказал:

— Хватит на сегодня, Ашот. Пошли домой!

Ашот колебался. Заметив это, Мурад схватил его за руку и почти силой потащил за собой.

Они молча шли по пустынным улицам Стамбула. В этот поздний час лишь дребезжащая музыка джазов доносилась из баров и многочисленных ресторанов да бездомные собаки лаяли на прохожих.

После этого вечера Ашот перестал пить. Но он даже на улицу выходил редко и постоянно был в каком-то подавленном состоянии. От его прежней жизнерадостности не осталось и следа. Мурад понимал, что Ашот болен, но чем — не знал. Не знал он, как помочь Ашоту, и это сильно мучило его, словно он сам был виноват. Так продолжалось больше месяца. Думая, что, может быть, Ашоту принесет облегчение вино, как-то вечером Мурад купил бутылку водки.

Но Ашот категорически отказался от выпивки.

— Когда я пью, на меня нападает еще большая тоска, и тогда мне совсем жить не хочется. Нет, я не стану пить.

Пришлось спрятать бутылку в шкаф. В то время, когда Мурад мучился в догадках, чем же помочь Ашоту, неожиданно вернулся Качаз. Он изменился, возмужал, даже смуглое лицо как будто посветлело.

При виде старого товарища на лице Ашота на миг блеснула улыбка, но сразу же погасла, оно приняло обычное сосредоточенное выражение.

— Насилу вас нашел. Вот уже второй день ищу. Хорошо, что детдом по прежнему на старом месте и Мушег растолковал ваш адрес, — радостно говорил Качаз. — После нашей лачужки тут у вас неплохо. Расскажите же, как живете. Так, так. Значит, ты, Мурад, по-настоящему и всерьез пополнил ряды великой армии пролетариата? Что ж, это хорошо, — пошутил Качаз после рассказа Мурада. — А Ашота, говоришь, уволили, то есть попросту выгнали… Ну, это тоже ничего, так ему и надо! Захотелось в знаменитости? Нечего, брат, приобщаться к лику святых, там все места заняты, и для таких, как мы, вакансий нет.

— Брось ты, Качаз, шутить, лучше расскажи о себе, — остановил его Мурад, боясь, чтобы Качаз не наговорил лишнего и не расстроил Ашота.

— Что же мне рассказывать? Все было так, как должно быть… Воевали. Турки старались как можно больше перебить наших, а мы — их. Сначала мы оттеснили турок, потом они нас. Крови пролилось достаточно. Дело кончилось тем, что турки прижали нас к морю. На этот раз они защищали свою родину, свой очаг, тут сам народ поднялся…

Когда игра оказалась проигранной, нас выбросили как ненужный хлам, выдав каждому по двенадцать лир за полтора года службы. Впрочем, я не совсем точно выразился: хотели завербовать для работы не то в Африке, не то в Австралии, обещали золотые горы, но я не поехал. Прежде всего очень соскучился по вас и хотел узнать, что с вами. За это время я многое понял. Теперь, брат, я уже не тот Качаз, меня больше не обманешь, хватит. Что же ты такой кислый сидишь, Ашот? Разве ты не рад моему возвращению? — вдруг обратился Качаз к Ашоту, безучастно слушавшему его.