Хамелеон 4 (СИ) - Буланов Константин Николаевич

— Воздух! — неожиданно громко разнеслось над зажатой с обеих сторон древесными исполинами лесной дорогой, и на шедшей впереди установке ПВО мгновенно пришли в движение спаренные 14,5-мм пулеметы. А сам Геркан, не будь дураком, тут же нырнул обратно, под защиту толстой брони, не забыв при этом задраить за собой люк. Ведь полюбопытствовать он мог бы и потом, а подставлять свою голову под какую-нибудь шальную пулю или же осколок бомбы, не собирался совершенно.

— Дых-дых-дых-дых-дых-дых, — глухо, из-за гасящей внешние звуки толстой брони, послышался говорок ЗПУ-2[2], захлебывающейся в лае своих двух стволов.

Увы, пока такого вооружения поступило в войска преступно мало. Хоть как-то обеспечить подобным зенитным прикрытием смогли лишь батальоны танковых дивизий. Да и то еще не все и не в полной мере. У многих в полковых пулеметных ротах ПВО вместо полудюжины таких спарок имелись на вооружении лишь установки М-4, представлявшие собой счетверенные Максимы на зенитном станке, которые уж точно не являлись должной заменой ЗПУ-2. Но ничего другого просто не существовало. Промышленность банально не поспевала закрывать все нужды разросшейся аж до 4 миллионов человек Красной армии. Да и флот их требовал себе в огромных количествах для вооружения вообще всех кораблей, начиная от небольших торпедных катеров и заканчивая линейными кораблями.

— Бум! Бум! Бум! — долетели спустя полминуты три опять же приглушенных звука взрывов авиационных бомб.

Пусть финские войска на Карельском перешейке в основной своей массе и отступили от государственной границы вплоть до начала их главной оборонительной линии, что разведывательно-диверсионные подразделения, что авиация, нет-нет, да беспокоили ближние тылы советских войск, нанося быстрые, точечные и неприятные удары. Остановить советскую военную машину они, конечно, не могли. Но неприятности разной степени тяжести, естественно, доставляли.

— Похоже, кого-то сбили, товарищ генерал-майор танковых войск! — оторвавшись от собственных наблюдательных приборов, обратился к Александру командир машины. — Вон как зенитчики руками машут, и шапки вверх подкидывают. И это на таком-то холоде! Нет! Точно сбили!

— Сбили, товарищи? — вновь высунувшись из теплого нутра своего бронированного транспорта, криком поинтересовался Александр, обращаясь к находящимся метрах в десяти впереди зенитчикам. Те тормознули первыми, и потому дольше продолжавший движение вперед танк наблюдения приблизился к их полугусеничному транспортеру непозволительно близко. Зато именно это позволило краскому задать интересовавший его вопрос.

— Сбили! Не мы! Истребители! — указывая руками в небо куда-то за спиной Геркана, пояснили вразнобой все три участвовавшие в работе зенитки бойца. И точно! Стоило только Александру развернуться на 180 градусов, как он разглядел средь редких белых облаков хорошо заметный тянущийся к земле дымный след. А после где-то за ближайшим облаком внезапно ярко сверкнула вспышка взрыва, и вниз посыпались еще чьи-то чадящие обломки.

Как много позже выяснилось, это отличился старший лейтенант Александр Иванович Покрышкин, командир эскадрильи, которой назначили прикрывать сверху продвижение одного из батальонов тяжелых танков и заодно одного неугомонного инспектора автобронетанковых сил РККА. А сбил он в тот погожий морозный денек два палубных пикирующих бомбардировщика Брюстер SBN. И еще одного записал себе в победы его ведомый.

США в середине 1942-го года без каких-либо сожалений продали финнам все 30 построенных машин этого типа, что устарели, еще только находясь в цехах сборочного завода. А вместе с ними сбагрили из наличия флота и 151 также устаревший палубный истребитель Брюстер F2А — свой аналог некогда заказанных финнами Брюстер B-239. Вот их, наряду с английскими Харрикейнами, в основном и записывали на свой счет пилоты советских Як-1, И-21 и ЛаГГ-5 на протяжении всей не сильно затянувшейся войны. Впрочем, делали они это отнюдь не легко и совсем не просто. Те тоже больно огрызались, записывая себе одну победу за другой над «красными». Сказалась порочная практика с «приписыванием» летных часов. И потому даже много лучшие по своим техническим характеристикам советские машины отнюдь не гарантировали своему не сильно опытному пилоту победу в воздушном бою.

Да, война с Финляндией таки началась. И началась вновь зимой. Только на сей раз в конце ноября 1942 года — то есть на 3 года позже. Почти пять лет переговоров между Москвой и Хельсинки, сперва о военной взаимопомощи в случае нападения третьей стороны, а после об обмене территориями, оказались потрачены впустую. А потому, раз уж дипломатия оказалась совершенно бессильна, настал черед заговорить пушкам. При том, что так-то пожелания правительства СССР, если смотреть беспристрастно, являлись очень скромными. Даже не умеренными, а именно что скромными.

Никто не требовал, к примеру, вернуть в состав РСФСР все те территории, что некогда Финляндии не принадлежали вовсе, а были к ней присоединены уже в рамках Российской империи. И на которые, говоря по чести, у Финляндии, именно как у независимого государства, вовсе не имелось никаких исторических прав. Впрочем, население там преобладало карело-финской группы народов, что, по всей видимости, и заставляло совсем недавно получивших независимость финнов полагать данные земли исконно своими. Но правительству Советского Союза в первую очередь требовалось проявлять заботу о безопасности Ленинграда — колыбели революции и одного из крупнейших промышленных центров страны. Уж больно близко к нему находилась граница. Практически на расстоянии вытянутой руки. Во всяком случае, современные орудия корпусной артиллерии уже вполне могли бы добить до окраин бывшей царской столицы, стреляя с сопредельной территории.

В общем, как это случалось всегда и всюду, у каждой из сторон имелась своя правда, и потому никто не желал уступать. Плюс очень уж сильно на финнов давили из Лондона и Вашингтона в плане необходимости развязывания войны с Советским Союзом. Видать, полагали, что немцы не преминут возможности вмешаться в конфликт на стороне скандинавов. Но просчитались. Немцы, по завершении польской компании, передохнули всего-то два месяца, да ринулись ранней осенью захватывать тех соседей, что были помельче: Голландию, Бельгию, Данию, Норвегию. И потому им стало, мягко говоря, вовсе не до событий на востоке своих новых границ. Каковой ситуацией и воспользовались в Кремле. Тем более, что «вездесущий Харон» подкинул в конце лета примерные данные по вооруженным силам и ряду укреплений финнов.

Ух, как тогда забегали в генштабе РККА, чьи первоначальные данные о численности финской армии оказались занижены аж вчетверо от того, что предоставили им с самого верха, как достоверную разведывательную информацию. Ведь совершенно внезапно выяснилось, что силами одного лишь Ленинградского военного округа с таким противником не сладить. Более того, даже можно проиграть!

А уж как взвыли, когда прочитали в том же донесении, что враг собирается действовать исключительно партизанскими методами, громя на многочисленных лесных дорогах запертые с помощью завалов и минных постановок колонны советских войск. Ведь собственное, советское, «партизанское дело» оказалось полностью выкорчевано и уничтожено еще в 1936–1938 годах, вместе с большей частью имевшихся специалистов. Специалистов, как по осуществлению подобных операций, так и по противодействию им. Да, верхушка СССР ну очень сильно опасалась, что кто-то примется активно партизанить внутри страны, отчего и пустила под нож тех, кого сама же до того растила аж целое десятилетие.

Плюс, нагрянувшие в дивизии срочные проверки выявили катастрофическую нехватку зимнего обмундирования. Некоторые части были обеспечены им лишь на 15% от нормы. А специальной зимней оружейной смазки не оказалось практически ни у кого. Разве что с продовольствием всё было приемлемо. Вот только воевать зимой, имея в достатке лишь одну еду, уж точно не представлялось возможным. И полетели донесения в Москву, порою вместе с головами всех виновных. Да и невиновных тоже! Так сказать, до кучи!