Ловушка для принцессы - Елена Звездная

– Точно! Снизошла к ней Мать Прародительница и говорит: «Дочь моя, прекрасна ты душой и телом...»

– Телом – это как-то не в духе Матери Прародительницы.

– Ладно, – миролюбиво согласилась я, – «Дочь моя, красота твоя затмевает свет солнца, но истинная красота в доброте твоего сердца, и потому поведаю я о том, как можешь спасти сестру твою, что столь уродлива и жестока».

– Перегибаете палку, – сказал Свейтис.

– А по-моему, вполне правдоподобно, – возразила я, вспомнив, что довелось пережить в Далларии. – И согласилась принцесса, но предупредила ее Мать Прародительница, что путь к спасению долог и опасен. «Пусть, – сказала прекрасная дева, – ради сестры я готова на все!» – Одинокая слезинка скатилась и шмякнулась на лист. Поспешно вытерла и влажную дорожку, и мокрое пятно на бумаге. – «И будешь ты уродлива семь дней и семь ночей, – сказала Мать Прародительница. – И станут люди бояться тебя». – «Я выдержу все! – ответила принцесса». – «И обойдешь ты все храмы и все святилища в молении о спасении сестры твоей, и столкнешься со злом, что поселится в спальне твоей, и будешь отдавать ему кровь свою...» Прекрасной принцессе было страшно, но она любила свою сестру и согласилась на все муки ради ее спасения...

– А как же правда? – хрипло спросил Свейтис.

– А кому она нужна, эта правда? Мне – нет, остальным, я полагаю, также.

Сказку мы втроем дописали. Райхо и Свейтис подправили стиль и размножили... На закате экземпляры были розданы уличным сказителям. И сказка о Красавице, спасшей Чудовище, потекла из уст в уста. На утренней службе в храмах Матери Прародительницы одна из жриц призвала всех молиться за здоровье прекрасной принцессы Лорианы... К обеду площадь у дворца была усеяна цветами, а люди все приходили и приходили. На закате уже во всех храмах молились о здоровье Лоры, и сказания о ее доброте и самопожертвовании находили отклик даже в самом черством сердце. Такого воодушевления народ Оитлона еще не испытывал... уборщики улиц тоже еще так отчаянно не сквернословили, убирая каждое утро засохшие цветы. Только засохшие, остальные король приказал беречь и поливать. И началось настоящее паломничество во дворец. С утра до позднего вечера к Лоре приходили, ее благодарили, ею восхищались. На пятый день сестра смогла встать и выйти на балкон, поприветствовать народ. Площадь, усыпанная цветами, стала для Лорианы потрясением, а потом народ начал восторженно скандировать ее имя...

Я оставалась единственной, кто так и не смог прийти и поздравить Лору с исцелением. Меня сочли неблагодарной! Причем все и сразу. Эта давящая атмосфера откровенно нервировала, и, сбегая по ночам к шенге, я иной раз украдкой тихо плакала, уткнувшись в шкуру. Шенге в итоге не выдержал. Подняв среди ночи, вывел наружу, повел в лес. Утирая горькие слезы, я молча шла следом, пока шенге не остановился и не показал мне цветок. Причем я его никогда раньше не видела, и цвел он ночью. То есть большинство цветов ночью закрываются, а этот расцвел, и над ним кружились светлячки.

– Красиво, – протянула я.

– Это Утыррка, – грозно сказал папа. – Редкий цветок.

– Утыррка не такая, как все? – догадалась я.

– Особенный цветок, – шенге кивнул. – Но глупый! Про лес думать, про цветы думать, о себе забывать!

– Шенге, когда Утыррка о себе думать, плакать хочется! – возразила я.

– Сердце болеть, – сказал папа. – Утыррка его не слушать, оно болеть.

Болеть или не болеть, на рассвете я явилась во дворец и сказала, что пропаду на три дня. Три дня в охт Лесного клана вернули меня к жизни. Мы с орчатами организовали три набега на земляных, потом рыбачили, ну и занятия магией никто не отменял. А вечером второго дня ко мне подошла Тай, жена Рхарге, показала снятую для стирки безрукавку, указала на вышивку и спросила: как? В ту же ночь во дворце была ограблена швейная комната моей матушки, где я оставила только записку, в которой говорилось, что ничего не верну, а утром мы с орчанками приступили к работе. Орчата подумали и решили нам помочь. В результате и обед не приготовлен, и в тиопи не убрано, зато мы расшили все, что только можно было, а малыши – даже широкие мясистые листья деревьев. Вот их-то шалость и стала самым чудесным подарком этого дня: когда солнце было в зените, его прямые лучи устремились к земле, но, преломившись о хрустальные бусинки, превратили все стойбище в сказочное царство бликов. И мы, забыв о вышивке, восторженно любовались красотой...

Потом с охоты вернулись мужчины, я решила, что королевская шея страдать не должна и сбежала в Оитлон. Зря! Самое удивительное ожидало меня именно в родном королевском дворце.

– Айсира Катриона, – придворные дамы склонились перед принцессой в меховых штанах и с колтуном на голове – из украшенных цветами волос. Это маленькие орчанки решили сделать меня красивой.

Несколько удивленно взглянув на восторженно взирающих собственно на меня же дам, я кивком ответила на приветствие и поторопилась к себе. А дальше было веселее:

– Ваше высочество, наконец вы вернулись! – служанки едва ли не попадали в стремлении выразить уважение своим реверансом.

Мне это уже не особо понравилось. Явно произошло какое-то событие, о котором я не ведала. Эти подозрения подтвердило и приглашение прибыть на королевский обед.

– А позовите-ка ко мне Райхо и Свейтиса, – скомандовала я.

Секретари, правда, были отпущены на несколько дней в качестве моральной компенсации за работу в сверхнапряженном режиме, но, надеюсь, им известно больше, чем мне.

А в спальне меня ожидало расстеленное на кровати платье... не в оитлонском стиле. Бордово-красное, расшитое серебром и золотом. Рядом с ним находился футляр, украшенный далларийской надписью, и надпись гласила: «Катриона». В футляре красовался роскошный даже по королевским меркам ювелирный гарнитур, причем он сильно превышал рамки допустимого: серьги, кольцо, колье, браслет и даже пояс. Все выполнено так, словно повторяло рисунок той самой оставленной Динаром аравири. Алые, словно огонь, рубины были центральными в этой композиции. Самый большой красовался в колье, чуть поменьше – на браслете, зато наиболее яркий украшал кольцо. Его я и надела первым, не задумываясь. Надела и поняла – мое. Даже если придется вспомнить о правилах приличия и вернуть весь гарнитур, кольцо не отдам. И только налюбовавшись кольцом, которое идеально подходило к моей руке, я заметила оставленную записку. В ней, опять же на далларийском, было написано:

«Кат, ты меня очень порадуешь, если это наденешь!»

Я подумала и решила порадовать рыжего.

– Ее королевское высочество наследная принцесса Катриона Ринавиэль Уитримана, – возвестил герольд, и я вошла в большой обеденный зал.

Так как я позволила себе задержаться, все уже сидели за столом. Мужчинам пришлось встать и стоять аккурат до того момента, пока я соизволю пройти к родителям и занять полагающееся мне место между отцом и... Динаром. Что там делал айсир Грахсовен, я так и не поняла, ему полагалось сидеть со стороны королевы и Лорианы.

Присаживаясь на отведенное мне место, я дождалась момента, пока все прекратят на меня взирать и уделят должное внимание блюдам, после чего обратилась сначала к Динару:

– Спасибо.

– За что?

Рыжий, судя по всему, был настроен миролюбиво.

– Удивительное кольцо, – призналась я, – это первый перстень, который мне снимать не хочется.

Добрая улыбка Динара заставила, забыв об остальных, уставиться на далларийца.

– Кат, на нас смотрят, – шепотом напомнил он.

Я вздрогнула, кажется, даже покраснела и решила побеседовать с отцом.

– По какому поводу собрание? – спрашивала шепотом.

Король Оитлона чуть наклонился ко мне и недовольно произнес:

– Где ты пропадала?

– У папы, – да, я злая, – который меньше ругает, но значительно больше внимания уделяет моим заслугам.

Зеленые глаза Ароиля Астаримана едва ли не прожигали меня насквозь, но его величество был королем, соответственно умел держать себя в руках.

– Сегодня указом кесаря во всей Прайде объявлен день Матери Прародительницы.

– Ого, – не удержалась я. – В честь чего наш великий решил чествовать храм, коего избегает?

– Произошло великое чудо, – сообщил отец. – Дух Матери Прародительницы покарал влюбленных, дозволявших себе вольности до брачного обряда. Илери женился, кстати.

Вот теперь все стало понятно.

– И кесарь решил его простить, раз Мать Прародительница связала любящее сердце лорийца с любовницей кесаря?

– Откуда ты знаешь, что с любовницей?

– Просто предположила, – у меня был донельзя невинный вид. – И что, кесарь его простил?

– Да, как это не удивительно.

– Это не только удивительно, это еще и паршиво, – была вынуждена признать я.

И тут в разговор вступил Динар:

– Мать Прародительница явила чудо и спасла айсира Илери с возлюбленной, перенеся их из горящего дома.