Лже-Нерон. Иеффай и его дочь - Лион Фейхтвангер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не через две недели, а уже на третий день капитан Требоний явился к царю Филиппу. Губернатор Цейоний прислал ему точные инструкции. Инструкция поясняла: при всех условиях следует поддержать фиктивную версию, будто царь Коммагенский уполномочен только на полицейские меры. Рим не хочет давать парфянам повода для каких-либо обвинений: если дело дойдет до конфликта, он, губернатор Цейоний, хочет иметь возможность доказать, что царь Филипп превысил полномочия и действовал самовольно. Стало быть, Требонию надлежит побудить царя Филиппа обрушиться самым беспощадным образом на Эдессу, но при этом устроить все так, чтобы, в случае надобности, всю ответственность можно было свалить на царя. Длинное послание, в котором Цейоний излагал свой коварный план, Требоний принес с собой. Он не показал его царю, но несколько раз вытаскивал, читал про себя, усмехался, приводил из него отдельные фразы, давая возможность царю Филиппу ясно уловить двусмысленность письма. Царь никогда не считал, что политика римлян отличается высокой нравственностью, но он обрадовался вероломству Цейония: оно служило лишним оправданием задуманного дела.
Поговорили о том о сем. Неожиданно капитан Требоний подошел, тяжело ступая, к царю Филиппу, дернул его за полу и чистосердечно проквакал, заглядывая ему прямо в глаза:
– А теперь, молодой царь, давайте поговорим начистоту, как мужчина с мужчиной. Скажите мне по секрету: этот человек в Эдессе – действительно великий, щедрый, милостивый император Нерон? Так это или не так?
Царь Филипп, не шелохнувшись, стерпел неприятную близость дышавшего ему прямо в лицо капитана, открыто взглянул карими глазами в его серо-голубые глаза и сказал с веселым спокойствием:
– Мое чутье и свидетельство Варрона говорят за то, что это так.
Требоний отступил на шаг и, как в свое время Фронтон, заявил с достоинством:
– Я всего лишь простой капитан. В таком темном деле царь и сенатор разбираются, несомненно, лучше, чем скромный офицер. – Но тут же перешел на фамильярный тон, стал широко улыбаться, наконец шумно расхохотался, хлопнул себя по ляжкам, заорал: – Вот это потеха так потеха! С нашим Нероном мы так прижмем этого Дергунчика – просто любо-дорого.
Он снова перешел на официальный тон.
– Итак, молодой царь, приказание генерал-губернатора будет, разумеется, выполнено и мной и вами. Карательная экспедиция в Эдессу состоится. Надеюсь, что боевые силы будут достаточно внушительны. Со своей стороны, предоставляю вам для моральной поддержки триста человек солдат. Остальное – дело ваше. Ответственность несете вы.
Он сощурил светлые, почти лишенные ресниц глаза.
Между тем Варрон содержался под почетным арестом, а царю Маллуку было отправлено послание, в котором Филипп Коммагенский вежливо, но недвусмысленно требовал выдачи человека, называвшего себя Нероном. В серьезных выражениях советовал он другу своему и брату Маллуку подчиниться, пока не поздно, справедливому требованию римского губернатора. Кончалось письмо ультиматумом: если в течение двух недель не последует выдача этого человека, Филипп вынужден будет, к своему сожалению, поддержать, согласно договору с римским императором, требование губернатора посылкой войск в Эдессу.
Копия этого письма отправлена была в Антиохию. В приписке значилось, что сенатор Варрон находится уже в руках царя Коммагенского. Последний надеется заполучить в скором времени и второго преступника. Как только это произойдет, он тотчас же доставит обоих губернатору, согласно его, губернатора, желанию.
Само письмо царь Филипп, чтобы придать ему больший вес, отправил в Эдессу со своим двоюродным братом, молодым принцем Селевком. Принц этот имел с царем Маллуком и верховным жрецом Шарбилем продолжительную беседу, в которой устно комментировал содержание письма. Беседа велась так, как подобает беседовать восточным князьям, – под плеск фонтана, достойно и доверительно. Принц рассказывал, как почетен арест, под которым царь Филипп содержит сенатора Варрона. Какие интересные беседы царь Филипп ежедневно ведет с Варроном. Как мало римлян примет участие в предполагаемой экспедиции против Эдессы – всего только триста человек. Принц не скрывал своих опасений насчет туземных войск: жители Коммагены, приученные к тому, что большую часть военных тягот берут на себя римляне, вряд ли будут с большим воодушевлением драться против Эдессы и против императора Нерона. Сам принц придерживался взгляда, что, если эти войска, перейдя Евфрат, встретят, скажем, у девятого столба, где отходит дорога на Батны, сильного и боеспособного неприятеля, – они, скорее всего, повернут назад и предоставят трем сотням римлян самим заканчивать битву. Между прочим, сказал принц, сам капитан Требоний не очень твердо уверен в том, что человек, который выдает себя за императора, – мошенник; и если император докажет императорскими наградами, что он действительно цезарь Нерон, то вряд ли Требоний останется глух к такого рода доказательствам. Царь Коммагены приветствует своего противника и друга, царя Эдесского, и вызывает его, если тот действительно не желает подчиниться требованию римского губернатора, на честный бой.
Несколько дней спустя у девятого столба на дороге из Самосаты в Эдессу, там, где отходит дорога на Батны, встретились персидские купцы с купцами арабскими. Как персидские, так и арабские купцы поразительно хорошо разбирались в военных вопросах. Они долго обсуждали, что было бы, если бы на этом участке разыгралось сражение между войском коммагенским и войском эдесским. Они подробно рассматривали, что может случиться на той или другой стадии сражения, и пришли к выводу, что битва окончилась бы поражением Коммагены.
Эти понимающие дело купцы оказались хорошими пророками. Когда спустя три недели произошло сражение, которого они опасались, оно действительно окончилось поражением коммагенцев.
Триста римлян, участвовавших в этом сражении, сначала вообще не могли понять, что, собственно, происходит. Капитан Требоний был того мнения, что солдат при всех обстоятельствах должен уметь с достоинством умереть за своего начальника, и считал поэтому правильным ни о чем больше солдат не осведомлять. Таким образом, римские солдаты никак не могли постигнуть, почему их коммагенские собратья делают столь странные маневры; римляне никогда не видывали таких несуразных битв и потеряли около сотни человек, прежде чем
