Зов издалека - Оке Эдвардсон

Но что они найдут вне всяких сомнений, так это невинные пальчики сотрудников почты и Почтового банка.

— У нас опять происшествие с байкерами, — сказал Рингмар.

— Что-то они зашевелились.

— Интересно почему… Мы-то считали, что там тишь да гладь…

— Мы поверили молодым мотоциклистам…

— Большинство из них старше, чем… тебя.

— Чем ты.

— Что?

— Надо говорить «старше, чем ты», а не «старше, чем тебя».

— Пошел ты… Я хотел сказать «старше тебя».

— Тогда не надо «чем».

Рингмар опять почесал нос. Что у него там, в носу?

— Кто-то мутит воду…

— Можно и так сформулировать… — насмешливо протянул Винтер, и Рингмар понял, что он имеет в виду перестрелку на Ворведерсторгет.

— Там пока не все ясно.

— По-моему, все.

— Да… только виновника нет. А так-то, конечно… дело можно закрывать.

— Остался стандартный вопрос — причина.

— «Ангелы» не первый раз палят друг в друга в общественных местах. Спускаются на землю и палят. Это, можно сказать, часть их программы.

— Ты имеешь в виду…

— Я имею в виду террор. Их программа — террор. Главное — чтобы их боялись. Это для них хорошо.

— Очень… Но не для тех, кого подстрелили.

— Йон, слава Богу, выкарабкивается.

— Посмотрим, удастся ли накрыть Буландера. Не надо было его отпускать.

— Он ушел в подполье.

— Подпольный «ангел»… подземный. То есть дьявол. Ангел, падший в подполье.

— Что касается остального — курда депортировали домой. Мы, так сказать, воплотили в жизнь мудрое и гуманное решение нашего государства.

— Это точно.

— Бедняга… Думаешь, он надеялся, что его отдадут под суд?

— Незаконная угроза? Не знаю… Теперь на эту удочку никто не ловится. Если бы он довел дело до конца — тогда другое дело.

— Тогда они, может, приняли бы все всерьез…

Или если бы у него был ловкий адвокат, сыгравший на психическом нездоровье. Но о каком нездоровье может идти речь? Парень вел себя совершенно нормально… чуточку экстравагантно, конечно. Но может быть, тому были причины, которые им понять не дано.

— Все будет хорошо, — неожиданно сказал Рингмар.

Анета Джанали чувствовала себя неуверенно, словно бы снова училась ходить. Видимо, отвыкла носить оружие и никак не могла сбалансировать походку.

— У тебе головка кружит? — спросил Хальдерс. — Ты идти косовато.

Они только что припарковали машину. Им предстояла беседа с одним из многочисленных владельцев «фордов-эскортов» с номерами, начинающимися на «Н».

— Что?

— У тебе головка кружит?

— «У тебе»? «Кружит»? Что это с тобой?

— Я думал, так будет похоже на твой родной диалект. Чтобы ты быстрее реабилитировалась. Близкие воспоминания… и все такое.

— Ага… наверное, Эрик это и имел в виду, когда поставил тебя в пару со мной.

— Нет, такого задания я не получал — насчет реабилитации. Но раз уж так сложилось, пытаюсь наилучшим образом использовать ситуацию.

— Лучше бы ты помолчал.

— Как твоя пожелает.

— Собственно, этот маленький опрос я могла бы провести и без тебя.

— Тебе, как новорожденной, нужна поддержка. Хотя бы в первые часы.

— Может, и нужна, только не твоя.

— Мы у дверей, — сказал Хальдерс. — Итак, внимание… Смотри, как это делается: сначала я нажимаю кнопку.

Винтер терпеливо рассматривал рисунок за рисунком. Зазвонил телефон. Он взял трубку, продолжая держать в левой руке очередное творение Йенни: справа редкий лес, слева — голубое небо.

— Ты теперь вообще никогда не бываешь дома?

— Привет, Лотта.

— У тебя на работе и кровать есть?

— До этого дело еще не дошло.

— Можешь освободить несколько часов в субботу?

— В субботу?

— В следующую субботу. Восьмого.

— И что будет?

— Вечеринка. Мне кажется, я уже говорила. Мне исполняется определенное количество лет. Число круглое, хотя и чересчур большое.

— Ты же хотела ехать в Марбеллу?

— А… ты, как я вижу, говорил с мамой.

— Скорее, наоборот. Она со мной.

— Я поеду позже. Так что скажешь?

— А где ты празднуешь?

— Дома. Какая тебе разница? В субботу вечером. Часов в шесть — и вперед. Никаких формальностей: стакан шипучки — и к столу. Карточек, кто где и с кем сидит, не предусмотрено. Если хочешь, могу посадить тебя в кухне.

— В таком случае…

— Вот и хорошо. Записываю твое имя, чтобы не забыть: Эрик Винтер. В скобках: брат.

— А народу много?

— Двести человек ближайших друзей… шучу. Человек тридцать, все очень приятные.

— Не знаю, Лотта…

— Понятно. А я-то уже поверила…

— Все дело в работе. Лотта… если смогу, обязательно приду, но это будет нелегко. Если вообще возможно.

— Ты же не можешь заниматься своим следствием круглые сутки с перерывом на сон? Да и во сне тоже, я тебя знаю… хотя начинаю подзабывать.

— Сделаю все, чтобы прийти. В следующую субботу. В шесть часов.

— Можешь и позже.

— О’кей.

— Приглашение подразумевает и Ангелу, естественно.

— Ангелу… — повторил Винтер.

— Твою девушку или даму… не знаю, как назвать. Ты ведь ее помнишь?

37

Бейер вернулся из Сундсваля с румянцем на щеках. Винтер зашел к нему и сел напротив.

— Там уже снегом пахнет, — сообщил Бейер.

— Это же все-таки не Кируна.

— Север есть север. Там они за этим следят.

— А со Стуре ты уже говорил?

— Я только что с самолета, ты же знаешь. Если Стуре захочет, мы можем поболтать о нашем норрландском прошлом.

— Он наверняка будет чего-то недоговаривать.

— А разве не все мы так поступаем? Мы же тоже недоговариваем.

— Ты напомнил мне, зачем я пришел, — сказал Винтер.

— Ты скор на руку… У вас, сыщиков, всегда один вопрос: хоть что-то мы ведь уже должны были найти? Я еще даже не успел пообщаться с командой…

— Зайти попозже?

— У тебя же наверняка есть чем заняться.

— Когда?

— Дай мне час.

Не успел Винтер выйти из кабинета Бейера, как в кармане у него зазвонил телефон.

— Винтер.

— Приве-е-ет, Эрик!

— Добрый день, мама.

— Мы читали в «ГП», что какой-то сумасшедший открыл стрельбу на площади в Хисингене.

— Это было давно.

— Мы с друзьями ездили в Португалию, а когда вернулись, просмотрели газеты… и я сразу позвонила. Узнать, как ты… замешан ли в этом деле. В газете ничего не написано.

— В стрельбе я никоим образом не замешан.

— Слава Богу!

Винтер спустился по лестнице и у лифта на четвертом этаже наткнулся на Велльмана. Тот кивнул ему и вошел в лифт.

— Ты здесь, Эрик? — неуверенно спросила мать.

— Я здесь.

— Где ты?

— Здесь.

— Да, но…

— Я здесь, в управлении. Иду в свой служебный кабинет.

— Ужасно с этой убитой женщиной…

— Да.

— Вы так и не знаете ее имени?

— Нет.

— Ужасно… Лотта отменила поездку, — сказала мать.

— Я слышал.

— Ты говорил с ней?

— Да. Только что.

— Вы встречались?

— Нет, говорили по телефону.

— Она мечтает, чтобы ты заходил почаще. Но я с этим тебе все уши прожужжала.

— Да…

— Ей нелегко…

— Я знаю.

— По крайней мере у нее будет праздник. Это большая дата… Ты же придешь?

— Да.

— Обещаешь? Ты ей сейчас очень нужен.

— Я знаю. Мы здесь окружаем друг друга теплом и заботой, пока вы так заняты в ином месте.

— Не язви, Эрик. Мы уже об этом говорили. Папа пытался…

Винтер наконец дошел до своего кабинета. Посмотрел на верный «Панасоник» и кипу рисунков на столе.

— Извини, мама. Мне звонят по служебному телефону.

— Я не слышу звонка…

— Это такой телефон. Он не звонит, а мигает. Чтобы не мешать думать. Целую, мама.

Он нажал кнопку отбоя. Подошел к окну, нашел нужный диск и сунул в проигрыватель.

Анета Джанали позвонила, но никто не открыл. Она позвонила еще раз.

— У нас есть и другие машины и имена, — сказал Хальдерс.

— Это у черта на куличках, — возразила Анета, проглядывая список.

— Королевство платит.

— Я думаю про общество. Если нам придется опять выезжать парой…

— Это замечательно, что ты вернулась, Анета.

— Смотри, и машины нет. Значит, он точно не дома.

— Можем прогуляться и подождать. Золотая осень… красиво.

— Это будет вроде отпуска.

Они обошли дом, и им открылся луг, освещенный послеполуденным солнцем. Чуть поодаль паслись две лошади. Одна из них подняла голову, покосилась на гостей черным горячим глазом, всхрапнула и тут же успокоилась.

— Вот как надо жить… — сказал Хальдерс.