Последний Паладин. Том 7 - Роман Саваровский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но радовалась Октавия недолго. Ведь загадав первое желание, она автоматически заключила с Паладином Смерти контракт. Октавия почувствовала возникшую между ними связь, от которой веяло холодом и смертью.
На вопросы молчаливый Мордин не отвечал и желая узнать хоть что-то об этой странной связи, девушка спросила, как ей уничтожить Клеймор по истечению трех желаний, если она ничего не знает.
Вот тогда Мордин заговорил в четвертый раз и рассказал, что ей ничего делать и не придется. На самом деле желания четыре, где четвертым Октавия автоматически согласилась отдать жизнь Вильгельма Фон Грэйва и всю его накопленную в течение этой жизни силу на уничтожение Клеймора и всех прочих артефактов из останков Паладина Смерти.
Осознав, что хитрый Мордин использовал ее и сохранил жизнь отцу только ради того, чтобы получить свободу, девушка попыталась отказаться, но было уже поздно.
Контракт был заключен.
В итоге отцу Октавия не сказала ни при контракт, ни про голос Паладина Смерти, решив, что так будет лучше. А еще она зареклась использовать желания.
Но в один прекрасный день, завоевания Вильгельма Фон Грэйва привели армию герцогства к древнему сооружению.
От зарытого под землей древнего здания веяло силой и могуществом, но все попытки его открыть заканчивались смертью каждого, кто пытался.
В тот день, в тщетных попытках полегли много сильных одаренных герцогства и один Рыцарь Смерти. Единственный кто выжил при попытке, это сам Вильгельм, но открыть дверь и ему не удалось.
И когда они уже собрались уходить, Мордин заговорил с Октавией пятый раз.
«Я могу открыть», — произнес Паладин Смерти.
Тогда позиция Фон Грэйвов в Западном Королевстве еще не была такой крепкой, а объединенная армия семи герцогств, мечтавших уничтожить набравшего силу выскочку, узнала о неудачах и множествах смертей сильных бойцов Фон Грэйвов и окружили тех со всех сторон.
— Я желаю, чтобы ты мог открыть любую из подобных дверей, — после суток мучительных размышлений, произнесла Октавия.
— Да будет так, — ответил ей Мордин и с тех пор она ни разу не слышала его голос.
Ни разу до сегодняшнего дня.
На ироничный вопрос Октавии голос не ответил, но она чувствовала, что Паладин Смерти ее слушает.
— Теряешь хватку, — покачала головой девушка, вспоминая, что каждый предыдущий раз Мордин появлялся в тот момент, когда она никак не могла ему отказать, — если ты думаешь, что я потрачу свое последнее желание на эту хрень, то у тебя совсем кукуха поехала.
— Оно не последнее, — потусторонним холодом отозвался голос в голове.
— Как это… — сбилась с мысли Октавия, а потом тяжело вздохнула, — хорошая попытка, покойничек ты мой хитрожопый. Четвертое желание все равно мне не принадлежит, так что считай последнее, и ты от меня его не получишь! Понял⁈
Ответа не произошло, но ощущение присутствия еще оставалось.
Октавии было интересно. Никогда раньше Мордин не задерживался так надолго, и чтобы воспользоваться шансом выудить из него что-нибудь полезное бесплатно, нужно как-то продлить беседу.
Тем более, что Клеймор сейчас так фонил стихией смерти, что все мелкие твари разбежались на километр и продолжали убегать дальше, ощутив пробуждение рядом древней силы.
— Ну серьезно, ты правда думал, что я потрачу третье желание на то, чтобы узнать факт, который я и так знаю? — задумчиво покручивая перед собой Клеймор, спросила Октавия, — зовут Маркус, потомок какого-то Паладина. Достаточно способный, чтобы иметь фамильяра и открывать сокровищницы. Достаточно удачливый, чтобы найти в одной из них мощные реликвии, оберегающие его от множества стихий…
— Это не реликвии, — прервал речь девушки потусторонний голос.
— Ну да, ну да, — засмеялась Октавия, — еще скажи, что этот Маркус владеет пятью стихиями сам?
— Узнать ответ это твое желание? — холодно спросил голос.
— НЕТ! — возмущенно топнула ногой девушка.
— В таком случае, когда передумаешь, ты знаешь где меня найти, — без каких-либо эмоций ответил Мордин.
— В каком смысле «когда» передумаю⁈ Харя от самомнения не треснет⁈ — возмутилась такой наглости Октавия, но ощущение присутствия Паладина Смерти уже исчезло.
Тяжело вздохнув, девушка перехватила Клеймор поудобнее и от души треснула им по древней кривой двери, которая торчала из-под толстых корней дерева.
И спустя несколько секунд по лесу эхом разлетелся скрежет движения монолита.
* * *
Камне, мать его, ед, оказался тяжелым.
Впрочем, не то, чтобы это для меня было каким-то сюрпризом.
За сутки в пылу битвы я покрошил и скормил Тьме столько тварей, что сбился со счета. Однако на Змеехвостом Камнееде мой внутренний хомяк застонал.
Его тушка казалась мне не грудой камней, а грудой золота!
Ценной у твари была и шкура, и внутренности, и кожа, и органы, и кровь… Даже в Ордене такую добычу бы с руками оторвали и один экземпляр стоил как остров… нет, как собственный золотой замок на собственном острове с блэкджеком и шл… кхм… ну вы поняли.
Правда, не уверен, что без оборудования этажа исследователей Башни можно реализовать хотя бы десятую частью потенциала органов твари. В мое время она стоила дорого из-за того, что в этих областях исследований существовал серьезный дефицит и тот же Григор готов был купить свежий желудок твари за любую, я не шучу, любую цену.
Но даже так, у меня просто рука не повернулась оставить тушу там.
К моменту убийства Камнееда, я уже устранил все самые крупные угрозы стене, он был последним. А более мелкие твари, лишившись преимущества, отступили назад самостоятельно.
Стене в ближайшее время больше ничего не угрожало, поэтому я взвалил тушу Змеехвостого Камнееда на себя и поплелся назад.
Правда, уже в пути выяснилось, что я слегка переоценил свои нынешние физические возможности. Из-за того, что приток энергии от убиваемых тварей остановился, тело начала накрывать дикая усталость.
Я шел и матерился. Мне казалось, что у проклятого Камнееда камни были снаружи, камни были внутри, и судя по возрастающему с каждым шагом весу, по его каменным венам тоже текли долбаные камни.
На полпути до стены я уже пожалел, что взялся тащить эту хреновину, но я был бы не я, если бы сдался на половине пути.
В итоге, в процессе у меня обострились все полученные повреждения и к концу болело все, что только могло болеть, и по колено в снегу я вышел на пригорок и, наконец, увидел людей.
Они уже не сражались, а сидели, отдыхали, переговаривались.
Я
