НЕСКАЗАННОЕ - МАРИ ЮНГСТЕДТ

Почувствовав землю под ногами, Кнутас понял, насколько перепугался: ноги едва слушались. Они привязали лодку и поспешили в дом.

— Ну мы и попали в передрягу! — задыхаясь, сказал Кнутас. — Хочется поскорее скинуть одежду и залезть под горячий душ.

— Давай. А я пока огонь разведу.

Вернувшись в комнату, комиссар обнаружил, что у него пропал телефон. Чёрт, наверное, смыло за борт, когда он выходил на палубу. Теперь Карин не сможет до него дозвониться, надо попросить у Лейфа его мобильник. Ещё он хотел позвонить Лине и рассказать об их приключениях. Стационарного телефона, несмотря на все прочие удобства, в доме не было.

Перед ужином они выпили по чашке кофе по-ирландски.

Лейф со знанием дела возился с лососем. Сначала вспорол рыбе живот, выпотрошил её и отделил филе от костей. У Кнутаса прямо слюнки потекли, когда он наблюдал за тем, как Лейф намазывает филе маслом, натирает специями и обваливает в соли крупного помола.

Проголодавшись, они с аппетитом набросились на лосося, запивая его крепким пивом. Обсуждали сегодняшний день. Вот это приключение! А ведь всё могло закончиться плачевно. За окном бушевал ветер, валил снег.

После нескольких стаканчиков виски они прилично захмелели. Послушали музыку, поболтали о том о сём, Кнутас пошёл спать часа в два, Лейф к тому времени уже уснул на диване.

Комиссар рухнул на кровать, думая, что заснёт моментально. Но сон не шёл. Он вспоминал о расследовании, о Кингсли. Подозреваемый в убийстве должен был вернуться завтра. Дело, занимавшее его мысли день и ночь в течение месяца, должно было подойти к концу как раз к сочельнику. Комиссару очень хотелось за рождественским ужином в кругу семьи не думать обо всех этих ужасах. Внезапно он почувствовал, как скучает по Лине и детям. Ему даже захотелось сесть в машину и поехать домой.

Поняв, что заснуть не удастся, Кнутас оделся и тихо спустился по лестнице. Диван в гостиной пустовал, Лейф, наверное, ушёл спать, а он и не услышал.

Комиссар уселся в одно из кожаных кресел и стал набивать трубку. Закурил, глубоко затянулся. Как же хорошо иногда покурить в одиночестве! Вот это настоящее наслаждение!

Его внимание привлекла одна из висящих на стене картин. На ней была изображена женщина, у неё на коленях лежала собака. Женщина была молодая и стройная, в красном платье без рукавов, голова склонилась на плечо, будто у спящей. Губы точно такого же цвета, как платье. Собака смотрела прямо в глаза зрителю. Красивая картина.

Кнутас наклонился поближе, чтобы разглядеть имя художника.

Он встал с кресла и провёл пальцем по позолоченной раме. Посмотрел на обои, бледно-жёлтые, в полоску тоном светлее. Рядом стоял стул с высокой резной спинкой. Внезапно части мозаики сложились в общую картину, и комиссар вдруг вспомнил, где он это видел! Причудливую спинку стула он видел на фотографиях Дальстрёма. Норби интересовался антиквариатом и объяснил всем, что это английское барокко.

Кнутас был ошарашен! Как могло случиться, что Дальстрём сфотографировал Фанни здесь? Неужели он с другом занимался с ней сексом у Лейфа в доме, а тот даже не подозревал об этом? Могло ли это случиться, пока Дальстрём строил Лейфу баню?

В сознании Кнутаса всплывали всё новые части мозаики, и картина получалась чудовищная. Лейф владел одной из лошадей в конюшне, пользовался услугами Дальстрёма. Его внешность соответствовала описанию. На фотографиях с тем же успехом мог оказаться и сам Лейф. Человек, с которым он дружит уже двадцать лет. Леденящее душу озарение ударило его, словно током. Он выронил трубку, табак высыпался на ковёр.

Кнутас снова взглянул на картину, чтобы убедиться, что не ошибся. Нет, нет! Он не мог в это поверить, не хотел! В голове пронеслась мысль: а что, если просто отправиться спать и притвориться, что он ничего не заметил? Сунуть голову в песок, как страус, и сделать вид, что всё в порядке. Где-то глубоко внутри пряталось сожаление, что он вообще обратил внимание на эту картину.

Нет, в это просто невозможно поверить! Он попытался убедить себя в том, что всё совсем иначе. И тут вспомнил, что накануне ночью Лейф был в домике. Чем он там занимался?

Надо пойти туда и узнать. Он быстро надел ботинки и куртку и, стараясь не шуметь, вышел за дверь. Прошёл через тёмный двор, в голове, как в калейдоскопе, мелькали картинки: Лейф в сауне, Лейф в роли Санта-Клауса у них дома, Лейф играет в футбол на пляже, стоит с молотком в руке в лаборатории Дальстрёма, накрывает собой худенькое тело Фанни Янсон на фотографиях. Он завернул за угол, и вдруг из темноты перед ним возникла фигура. Кнутас оказался лицом к лицу с Лейфом. Тот держал руки за спиной, словно пряча что-то. Что именно — комиссар увидеть не успел.

Воскресенье, 23 декабря

Рано утром Карин позвонила взволнованная Лине:

— Андерс не объявлялся со вчерашнего утра. Он тебе не звонил?

— Нет, у него мобильный отключён. Сама несколько раз пыталась до него дозвониться.

— Лейф тоже не подходит к телефону, я только что с Ингрид говорила. Карин, я волнуюсь! Они же собирались в море, а вчера был такой шторм! Только бы с ними ничего не случилось!

— Да ты не переживай, — успокоила её Карин. — Андерс обещал вернуться сегодня днём. Наверное, у него телефон разрядился. Там же стационарного нет?

— Нет. Я уж думаю, может, поехать туда, проверить, всё ли в порядке? Неприятное ощущение, на Андерса это не похоже, он всегда звонит.

Карин взглянула на часы: без четверти одиннадцать. Кингсли прилетит ближе к вечеру.

— Слушай, давай я съезжу. Могу прямо сейчас выехать.

— Точно? Тебе не сложно?

— Да нет, я буду там через полчаса. Позвоню, как только доеду.

— Спасибо тебе огромное!

Карин уже сто раз успела позвонить Кнутасу и сама начала волноваться. По дороге в Гнисверд она позвонила в службу спасения на море. Нет, насколько им известно, всё в порядке. То же самое ей сказали в службе береговой охраны.

На дороге была гололедица: температура за ночь упала, слякоть подмёрзла — и дорога превратилась в настоящий каток. Карин старалась держать дистанцию от впереди идущих машин и радовалась, что шоссе относительно свободно.

Она свернула в сторону Гнисверда и поехала по узкой дороге, которая вела в старый рыбацкий посёлок. Летний дом Альмлёвов находился в километре от дороги, на самом берегу. Она один раз была у них в гостях, на празднике раков[4]. Дом был расположен в красивом месте, рядом свой причал.

Машина стояла перед домом, у причала покачивался катер. Значит, они где-то рядом.

Было уже полдвенадцатого. Дом казался вымершим. Ни дыма из трубы, ни света в окнах. Конечно, на дворе день, но довольно сумрачно.

Она постучалась в дверь. Ни звука. Постучала посильнее. Никакой реакции.

Вокруг никаких признаков присутствия человека, кроме цепочки следов на снегу, которая вела от дома к мосткам. Может, они пошли прогуляться?

«Вот бы иметь такой дом! — с завистью подумала Карин. — Тихое, спокойное место». Она взглянула на море. Внизу, у воды, рядом с мостками, находилась баня. Та самая, которую нелегально построил Дальстрём. Карин пошла по двору в сторону причала. Она не заметила, как за её спиной появился человек.

С тихим стуком её тело упало на землю.

Накануне сочельника состоялся разговор, которого он так боялся. Её слова напоминали гранаты, осколки которых попадали ему в самое сердце, сражая его наповал:

— Так больше не может продолжаться. Я так не могу. Я должна сделать выбор. Ты мне далеко не безразличен, Юхан, но я не готова оставить семью.

— Понятно, — мрачно ответил он.

— Пойми меня, я просто не могу! — настаивала она. — Я делаю это ради детей, они ещё совсем маленькие. Да и у нас с Улле не так уж всё и плохо. Не то чтобы это была какая-то потрясающая любовь, но мы можем жить вместе.

— Прекрасно.

— Юхан, перестань! Я понимаю, что ты расстроен, но мне тоже тяжело. Не надо всё ещё больше усложнять.

— Нет-нет, ну что ты.

— Ну не надо так! — закричала она. — Не заставляй меня чувствовать себя ещё более виноватой!

— Ах вот как это называется! Ты звонишь, чтобы сообщить, что бросаешь меня, а до этого сотню раз повторила мне, что любишь меня, что ты «никогда не испытывала таких чувств ни к кому другому»! — злобно передразнил он её фальцетом. — Потом ты меньше чем за минуту сообщаешь мне, что я должен тебя понять, что я не должен всё усложнять, что я не должен заставлять тебя чувствовать себя виноватой! Спасибо, очень мило с твоей стороны! Думаешь, можешь просто взять и отмахнуться от меня как от мухи, какие проблемы! Сначала ты бросаешься в мои объятия и говоришь, что это лучшее, что с тобой когда-либо случалось, ну, кроме детей, которыми ты всё время прикрываешься, а потом звонишь себе спокойненько и сообщаешь, что решила бросить меня!