Брак по-арабски. Моя невероятная жизнь в Египте - Натали Гагарина

После обеда Алекс уложил малышей спать, а сам прилег ко мне. Видя, что я ничего не ем и не встаю целый день, он нежно погладил меня по плечам и тихо спросил:

– Сонсон, а ты не хотела бы съездить в Россию? Тебе обязательно надо развеяться, отвлечься от всего этого кошмара. Отдохнуть от детей.

Я молчала, зарывшись в подушку.

– Я виноват перед тобой, детка, – спокойно продолжал Алекс, – и не знаю, сумею ли я искупить свою вину. Ты вправе решать: прощать или нет. Я честно скажу тебе, жена: если бы ты сделала такое, я бы тебя никогда не простил.

– Выгнал бы?

– Нет. Я бы убил тебя.

– Убил? – Я резко оторвала голову от подушки и в ужасе посмотрела в его глаза.

– Да, – твердо, без колебаний ответил Алекс.

– Тебя бы посадили в тюрьму, а дети бы остались сиротами.

– Нет. Мужа не наказывают, если он убьет изменившую ему жену.

Я опять зарылась в подушку и зарыдала.

– Сонсон, я бы никогда не отпустил тебя в Россию без меня. Но сейчас у меня много работы. Я не могу смотреть, как ты страдаешь. Я куплю тебе билет до Москвы и обратно. Слетай на неделю.

– Я без детей не поеду, – пробурчала я.

– Но с ними ты не отдохнешь. Как ты будешь одна с двумя детьми в дороге? Я не могу это разрешить.

– Я обещала маме показать внуков.

– Марго в России сейчас?

– Она будет в Москве на следующей неделе, – соврала я.

– Как это замечательно! Тогда я согласен отпустить детей с тобой на неделю. Я посажу вас на самолет, а мама встретит. Я полностью доверяю Марго. Она – надежный человек.

– Я подумаю, – тихо сказала я, а про себя порадовалась: и победа за мной, и врать не пришлось. – Напиши разрешительное письмо, Алекс.

– Да, конечно. Как-нибудь на неделе.

– Нет. Напиши сейчас. Я тебе не верю.

– Напишу завтра.

– Нет, – настаивала я, – теперь я не верю тебе ни в чем.

Алекс вспылил и быстро удалился в свой кабинет. Через пятнадцать минут он швырнул мне разрешение с печатью.

Он не думал, что у меня могут быть какие-то личные деньги. И тем более он не мог предположить, что я могу сама купить билет на самолет. И уж никак не думал, что я с детьми улетаю завтра, в субботу. Он потерял бдительность, забыв, что я – русская. То, что совершенно невозможно для египетской мусульманки, для русской – обычное дело.

Утром Алекс уехал на работу в клинику. Он был зол на меня и ушел не попрощавшись.

Я действительно позвонила маме, ошарашив ее известием.

– Почему сейчас, доченька? Что-то случилось? Ведь мы решили встретиться осенью, – встревожилась мама.

– Мы вылетаем сегодня ночью, – спокойно говорила я, стараясь не выдать своего волнения, – билеты уже заказаны.

– Почему такая спешка? А как же твой муж? Любимый Алекс?

– Алекс не может поехать с нами. У него много работы.

Стоило мне только подумать о муже, и меня будто прорвало. Слезы потекли по щекам, нос моментально распух, и уже не в силах остановить эмоции, я с надрывом умоляюще спросила:

– Мама, мусик мой родненький, я хочу, чтоб ты прилетела в Калининград. Тебе из Европы лететь несколько часов. Приезжай. Я очень соскучилась по тебе, мамочка!

– Родная моя, я тоже очень соскучилась и очень хочу видеть твоих малышей, моих любимых внуков. Боже ж ты мой! Но именно сейчас это невозможно, Наташенька. Я же сейчас на другом конце земного шара, – заплакала в телефон мама.

– А ты где? – уже не сдерживая слез, всхлипывала я. – Мы так давно не разговаривали с тобой. Я думала, что после смерти Берга ты переехала из Голландии в Швецию и сейчас живешь там. – Мы обе плакали и не стеснялись этого.

– Наташенька, твоя сумасшедшая мать круто изменила свою жизнь и сейчас живет в Аргентине.

– В Южной Америке? Ты вышла замуж?

От неожиданной новости я потеряла нить разговора и, не находя нужных слов, замолчала.

– Да, малышка. Я вышла замуж. Мне очень интересно и комфортно с этим мужчиной. Любовь ли это? Не знаю. Скорее, это бегство от самой себя. Я не могу жить в Голландии, где все напоминает мне о погибшем муже. И в Швеции жить я тоже не могу: всех европейцев я невольно сравниваю с Бергом. Поэтому я решила поменять не только мужчину, но и страну, культуру и даже континент.

– Так вот откуда у меня эта решительность и непреодолимое желание постоянно менять что-то в своей жизни. Бегством от мужа и бегством из страны, видимо, руководят твои гены, мусик, – проговорила я после длинной паузы.

– Что значит, бегство от мужа, Наташенька? – будто очнулась мама. – Ты собираешься бросить Алекса?

– Не бросить, а наказать его. Я, как ты, круто меняю свою жизнь.

– Наташа! – начала отчитывать меня мама хорошо поставленным голосом. – Это разные вещи. Я – свободный, одинокий человек. У меня критический возраст. Я должна, понимаешь, должна позаботиться о себе сама. Пенсия не за горами. А в России на эти унизительные гроши прожить невозможно. Если бы твой папа был жив, наверное, все было бы по-другому. А ты еще такая молодая, доченька. Твой Алекс – замечательный человек! И самое главное – у вас двое детей. Не дури, Наташа! Может, ты просто устала, девочка моя, и тебе необходимо сменить обстановку. Это другое дело. Слетай с детьми в Россию. Отдохни от африканской жары пару месяцев.

Мама еще долго говорила, наставляя меня на путь истинный, но я уже не слышала ее. «Конечно, она не понимает моего состояния. Да и как она может понять? Она не только не знает, но даже не догадывается, что произошло со мной и Алексом в последнее время». Рассказывать я не стала и, сославшись на срочные дела, нежно попрощалась с мамой и отключила телефон.

Не дожидаясь прихода Алекса, я вызвала такси к дому и, погрузив чемоданы и детей, уехала в аэропорт Каира.

Арабы очень добрые и предупредительные люди, поэтому в аэропорту мне не пришлось мучиться с багажом и детьми. Документы у меня были в порядке. Багаж погрузили на транспортер и оформили без вопросов. Детей я посадила на специальную коляску, которую везла прямо до борта самолета.

Всю ночь перелета и дети, и я спали.

Снова в России

Утром при посадке в Москве расплакалась Амира, а следом за ней Борис. Пассажиры тщетно пытались успокоить их. Амира просто заходилась в истеричном крике, а Борис подвывал от страха. Чужая обстановка и тревога сестры пугали его. Дети впервые летели в самолете и впервые видели вокруг себя так много чужих, странно одетых людей.

Нам дали «зеленый свет» на прохождение паспортного контроля и таможни. Однако при получении багажа я обнаружила, что оба моих чемодана вскрывали. Ручки были оторваны, так что взяться было не за что. С тележкой мне тоже никто не помог. Я сразу почувствовала всю прелесть родных пенатов.

Плачущую Амиру я посадила в рюкзак-кенгуру. Бориса держала за руку. Тележку с двумя чемоданами с трудом катила перед собой. Наконец один из московских «рвачей» заискивающе предложил мне такси за сто долларов. Грабеж, конечно, но у меня не было выбора. Я сама катила тележку до машины, а он, здоровый мужик, шел рядом. «Сто долларов за проезд из Шереметьево-2 в Шереметьево-1! Наглые московские таксисты! Из Александрии до аэропорта Каира за три с половиной часа езды я заплатила всего пятьдесят долларов, и водитель долго благодарил меня за щедрость!»