Брак по-арабски. Моя невероятная жизнь в Египте - Натали Гагарина

Я разрыдалась и рухнула на диван. Алекс принес мне воды, накапав туда успокоительное. Камис сидел, закрыв глаза, молча, обхватив голову руками.

Прекратив рыдать и вытерев нос платком, я жестко произнесла:

– А ваша Карина будет сидеть в тюрьме! Это я вам обещаю!

– Еще ничего не доказано, – ответил Камис, – не говори таких страшных слов, Сонсон.

– Докажут, – уверенно сказала я, – обязательно докажут. – И, повернувшись к Алексу, добавила: – Это ты виноват во всем, что случилось.

Я ушла в спальню и больше не выходила.

Мужчины сидели вдвоем до утра, вполголоса обсуждая проблемы. Я тоже практически ночь не спала, жалея Эльхам, ее дочерей, ее родителей. Но больше всего мне почему-то было жалко себя.

Я твердо решила наказать мужа и уйти от него.

Что двигало мной в тот момент – злоба, ревность, отчаяние? Гордость? А может, просто эгоизм?

Бегство от мужа

На следующий день – в четверг – я перетрясла все свои кошельки и сумки, собрав в кучу египетские фунты. Денег оказалось чуть больше семи тысяч. Я пересчитала их на доллары: две тысячи сто. Этого вполне хватало на перелет и на первое время жизни в России.

По телефону я заказала билет на самолет до Москвы. Достав чемоданы, я собрала свои и детские вещи.

Ближайший рейс на Москву был в субботу вечером. Я решилась и не хотела откладывать отъезд. Оставался один завтрашний день. Только один – пятница. Билет можно было оплатить прямо в аэропорту Каира в день отлета. Но эта услуга обошлась мне почти в двести долларов сверх цены.

Самым тяжелым испытанием мне казался предстоящий разговор с Алексом. Я знала, что он будет категорически против моего бегства. Я знала также, что без официального разрешения мужа жену и детей не выпустят из страны. Этот Закон действует практически во всех арабских странах. Алекс мог отобрать у меня детей, если я буду настаивать на выезде из страны. Даже если у меня был билет, то был и шанс не улететь по нему. Что бы я ни придумывала, везде натыкалась на преграду. Оставалось одно: разговор с Алексом.

Я решила, что не буду обманывать его, как он обманывал меня. Я поступлю честно. С моей стороны не будет лжи в отношениях. Не я, а он пусть чувствует свою вину. Пусть поживет один. Без детей. Без меня.

Пятница – выходной для всех мусульман.

До этой трагедии мы с мамлюками каждую пятницу ездили с детьми в парк «Монтаза». Иногда мы устраивали пикники под пальмами, иногда сидели на пляже под раскаленным африканским солнцем и плавали в теплом, бирюзовом море.

Но в эту пятницу мы никуда не поехали.

Скорбь полностью парализовала меня. Я не вставала с постели и не готовила завтрак, предоставив все заботы о детях мужу.

Мне нужно было поговорить с Алексом. Я ждала подходящего момента. Это был последний день перед моим бегством. Муж ничего не знал о моем плане.

Алекс был очень заботливым и внимательным. Он с самого утра занимался детьми. Сам приготовил им кашу. Накормил. Сварил кофе для меня и принес в постель завтрак. Я отвернулась от мужа и не притронулась к еде, чувствуя себя обманутой и преданной.

Я лежала и представляла себе, как Алекс целует Карину. Боже мой! Да я же видела, какая она соблазнительная и сексуальная. Разве мужчина устоит, если такая женщина будет просто улыбаться ему? Тем более арабский мужчина!

Я лежала и вспоминала мельчайшие детали, которые раньше казались пустяками.

Вот день нашего приезда в Каир, Карина заглядывает без предупреждения. Как она смотрит на Алекса! Как страстно они разговаривают! А я-то, дурочка, обрадовалась, что у меня появилась такая красивая подруга.

Вот Карина танцует перед Алексом на нашей свадьбе, замещая его жену – а я не просто позволяю ей это, я радуюсь, что подруга выручила меня... Танец любви и верности – что ж, Наташа, ты прокололась.

Вот Карина говорит, что любит мужчину и делает все, чтобы он был с ней. А когда я спросила, любит ли он ее, она ответила: «Да. Но он женат».

Вот Карина говорит, что очень хочет ребенка, но у нее не может быть детей. «У моего любимого жена родила сына, и он скоро будет мой». Я тогда от души смеялась над ее фантазиями. Ну, любит человек. Пусть добивается. Кто хочет, тот всегда... Только трудно быть кузнецом своего счастья в чужой кузнице.

Разве могла я догадаться, что она говорила обо мне? В мою вскруженную любовью голову даже мысли не могло прийти, что Карина уже тогда хотела отбить у меня мужа и забрать моего сына.

«Так вот почему Эльхам произнесла имя Бориса: она знала о коварном плане Карины! Но для этого надо было убить меня. Значит, это действительно Карина была во вторник в парке! Как могла решиться она на убийство? Значит, Карина по-настоящему очень сильно любит Алекса, если ради своей любви готова на все! – подумала я. – Но Эльхам! За что пострадала моя Эльхам? Ее дочери? Ее родители? Кто Карине дал право убивать?!»

Я представила, что Карина могла убить меня. И это я лежала бы там в парке, умирая, а она уносила бы моих детей. Мне стало страшно: «Я должна рассказать о своих предположениях полиции. Если это действительно Карина, она должна быть наказана».

Я резко соскочила с кровати и направилась в кабинет Алекса. Он с детьми играл в ванной комнате. Они плескались вместе в огромной, круглой ванне. Выдувая радужные мыльные пузыри, отец приводил малышей в полный восторг, и они визжали и хохотали.

Настроив компьютер на русский язык, я записала свои мысли. Письмо я направила в российское консульство, а второй экземпляр – в полицию. Распечатав на принтере письма, я поставила свою подпись, указала адрес и телефон. Затем, быстро одевшись, выбежала из дома. Консульство находилось в десяти минутах ходьбы от нашего дома. Оба письма я оставила дежурному для доставки.

Моего отсутствия дома не заметили. Я разделась и снова улеглась в кровать. Борис, привыкший носиться в парке, просился гулять. Но прогулка сегодня отменялась – мне не хотелось, а один Алекс почему-то не мог.

Муж придумал новую игру для малышей. Он встал на четвереньки и бойко «гарцевал» по квартире. Амира и Борис усаживались ему на спину и ездили по комнатам. Когда он спрашивал: «Куда поедем?», они кричали: «К маме!» И скакун вез своих наездников в спальню, останавливался у кровати, где я лежала, и малыши начинали тормошить меня.

Насколько детям было весело, настолько мне было грустно и печально. Глядя на них, я заливалась слезами, жалея себя еще больше.

После обеда Алекс уложил малышей спать, а сам прилег ко мне. Видя, что я ничего не ем и не встаю целый день, он нежно погладил меня по плечам и тихо спросил:

– Сонсон, а ты не хотела бы съездить в Россию? Тебе обязательно надо развеяться, отвлечься от всего этого кошмара. Отдохнуть от детей.