Перелетные свиньи. Рад служить. Беззаконие в Бландинге. Полная луна. Как стать хорошим дельцом - Пэлем Грэнвилл Вудхауз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда он уже размахивал ножом, как Артур — Эскалибуром, странная пустота в желудке подсказала ему, что он не завтракал. Несмотря на рассеянность, он догадался, что тут поможет кухня. Теперь он редко там бывал, но в детстве вечно бегал туда, за пирогом, и оттуда, от кухарки. Легко отыскав дорогу, он открыл знакомую дверь, зная, что при всех своих особенностях воду вскипятить сумеет, — и неприятно удивился, ибо в кухне был Джордж.
— Дед! — сказал Джордж не совсем отчетливо, так как жевал.
— Джордж! — сказал лорд Эмсворт, тоже не слишком отчетливо, но по другим причинам. — Как ты рано встал!
Джордж сообщил, что любит вставать рано, можно два раза позавтракать, и спросил, почему встал в этот час его дедушка.
— Я… э… а… — ответил тот. — Бессонница.
— Яичницу зажарить?
— Спасибо, нет. Пойду пройдусь. Воздух очень хороший. До свиданья, Джордж.
— Пока, дед.
— Пройдусь, — повторил лорд Эмсворт и ушел в большой растерянности.
2
Сага о подрезанных веревках достигла замка незадолго до завтрака, когда юный христианин, изможденный дурной ночью, пришел к заднему крыльцу и спросил Биджа. Ему он все и поведал. Бидж велел одному из своих подчиненных отыскать для страдальцев новые веревки и сообщил все леди Констанс, та — герцогу, тот — племяннику, а уж тот — лорду Икенхему, который сказал: «Ай-яй-яй, подумать только!»
— Международная банда, не иначе, — прибавил он, на что Арчи ответил, что злоумышленник, несомненно, не любит юных христиан, и лорд Икенхем с этим согласился.
Вообще-то в такой час он должен был идти к гамаку, но пошел к Эмсворту, чтобы его поздравить. Он знал, что победитель сидит в библиотеке, читая трактаты о свиньях, как всегда после завтрака.
В библиотеке лорд Эмсворт сидел, но не читал, а глядел куда-то. Нельзя сказать, что его терзали угрызения; он чувствовал примерно то, что чувствует чикагский бизнесмен старой школы, удачно взорвавший соперника. Вроде бы все в порядке, а все-таки страшновато.
— А, Икенхем… — сказал он. — Доброе утро.
— Для вас, дорогой мой Эмсворт, прекрасное. Только что слышал новости.
— Да?..
— Замок звенит вашей славой.
— Да?..
— Ну, ну, — укоризненно сказал лорд Икенхем, — со мной не стесняйтесь. Вы обрушили меч Гидеона[47] на этих подлецов. Как тут не гордиться!
Лорд Эмсворт не столько гордился, сколько трепетал, глядя сквозь пенсне на стену, словно хотел разглядеть, где же у нее уши.
— Пожалуйста, Икенхем, не говорите так громко!
— Хорошо, буду шептать.
— Да, прошу вас.
Лорд Икенхем сел и понизил голос:
— Ну, рассказывайте.
— А… э…
— Понимаю. Вы — человек действия. Молчаливый. Как Билл Бейли.
— Билл Бейли?
— Один мой знакомый.
— Была такая песенка, правда? «Вернись домой, Билл Бейли». Я ее когда-то пел.
— Жаль, что не слышал вас. Но теперь расскажите лучше о своем подвиге.
— Я очень боялся.
— Чепуха. Вы себя не знаете.
— Боялся, Икенхем. Я думал, что скажет Констанс.
— Она не узнает.
— Вы уверены?
— Как ей узнать?
— Она все узнаёт.
— Но не это. Мы с вами породили одну из великих тайн истории, вроде Железной Маски[48] или «Марии-Целесты»[49].
— Вы ее видели?
— Кого?
— Констанс.
— Мельком.
— Она… э… расстроена?
— Скажем, в ярости.
— Этого я и боялся.
— Совершенно зря. Ваше имя и не всплывало. Подозрения пали на мальчика, который чистит ножи. Вы с ним знакомы?
— Нет, мы не встречались.
— Зовут его Перси. Видимо, достойная личность. В очень плохих отношениях с этими христианами. Чутко ощущая социальные различия, он смотрел свысока на тех, кто не живет в замке, и это их обижало. Заподозрили его сразу, но он стоял насмерть, пришлось отпустить. Улик совершенно нет.
— Это хорошо.
— Да, конечно.
— Но вот Констанс…
— Не боитесь же вы ее!
— Боюсь. Вы не представляете, какая она въедливая. Помню, я проглотил запонку и прикрепил манишку такой медной штукой для бумаг. Что было!..
— Понимаю. Но сейчас вам бояться нечего. Как ей вас заподозрить?
— Она знает, что я не люблю этих мальчиков. Они сбили с меня цилиндр, а главное — дразнили Императрицу. Догадается…
— Исключено, — заверил его лорд Икенхем. — Вы — вне опасности. А если что, берите пример с Перси, стойте насмерть. Доказательств нет. Ну, мне пора. Меня ждет гамак.
Оставшись один, лорд Эмсворт, утешенный этими словами, все же не мог приняться за книгу о свинье и глядел куда-то, когда раздался стук в дверь и он задрожал.
— Войдите, — пролепетал он, хотя разум подсказывал, что это не Констанс, та не стучится.
Это была Лаванда, заметно приосанившаяся, ибо вечером герцог вручил ей чек и она собиралась в Лондон, развлечься. Нельзя сказать, что она скакала, как холмы, но была к этому ближе, чем обычно. Подходя к библиотеке, она напевала какую-то авангардистскую музыку, размышляя при этом о машинописном бюро.
Все шло у нее прекрасно. Она могла назвать с ходу десяток поэтов и эссеистов, которые вечно что-то пишут. Назначить поначалу не очень высокую цену, и все эти Обри, Лайонелы и Люцианы ринутся к ней, а там разнесется слава, и пойдут клиенты попроще. Она знала, что каждый приличный мужчина, не говоря уж о женщине, пишет роман, а значит — ему нужны как минимум три экземпляра.
По этим причинам она почти весело обратилась к хозяину.
— Простите, лорд Эмсворт, — сказала она, — леди Констанс отпустила меня до завтра в Лондон. Вам ничего не привезти?
Узнав, что привезти ничего не нужно, она ушла, а он остался наедине со своими мыслями. Им он и предавался, когда снова услышал стук в дверь. На сей раз это был новый гость, друг Икенхема из Бразилии.
— Можно с вами поговорить? — спросил он.
3
Допросив и отпустив Лаванду, леди Констанс ушла к себе, просмотреть утреннюю почту. Одно письмо было из Нью-Йорка, от Джеймса Скунмейкера, и она читала его с обычным удовольствием, когда дверь распахнулась. Не успела она проговорить: «Кларенс!», ставя его на место, как увидела его лицо, и уже говорить не могла.
Он был сиреневый, а глаза, в обычных случаях — кроткие, дико сверкали сквозь пенсне. Такие приступы случались раза по два в год и усмиряли даже ее, ибо безответный брат, которому достаточно сказать: «Кларенс!», превращался в ураган канзасского типа. Ярость угнетенных страшна; вспомним Французскую революцию.
— Где эта гадина? — крикнул он, словно никогда не сворачивался в шарик под взглядом секретарши. — Ты ее видела? Ищу, ищу!..
— Я отпустила ее в Лондон, —
