Зеленая - Джей Лейк

— Другой ящик с консервами, другой, дурья башка!

Все равно как сидеть в поместье Управляющего и слушать звуки окружающего мира. Только здесь окружающий мир оказался гораздо, гораздо ближе.

Под вечер второго дня после того, как меня снова оставили одну, внизу вдруг загрохотали шаги. По улице маршировал целый отряд. Кто-то отрывисто выкрикивал непонятные приказы. Потом загрохотала дверь: кто-то вошел в помещение склада. Внизу послышались недовольные крики. Я поняла, что рабочим велели остаться и поработать сверхурочно — причем бесплатно. Рабочие проклинали городские власти и Правителя, желали им сгнить в аду. Повсюду сыпались проклятия. Потом я услышала глухие удары: с недовольными жестоко расправлялись.

Через какое-то время внизу послышался грохот. Я поняла, что рабочие передвигают ящики. Они снова стали ругаться, но уже беззлобно. Я лежала на полу, прижав больное ухо к пыльной щели, и ждала, когда смерть взберется снизу по стене и найдет меня.

И зачем я только потребовала от Федеро и Танцовщицы шелк и колокольчики? Ведь могла сразу пойти им навстречу — и, наверное, мне бы удалось изменить миропорядок. Скоро меня арестуют, а я так и не выучила слова, способные разрушить чары вокруг Правителя.

Если бы я могла не дышать, я бы не дышала. Не для того, чтобы умереть, но чтобы лежать тихо, как доска. Молчание — жизнь. Я не шевелилась весь вечер. Не рисковала ни есть, ни пить, ни пользоваться ночным горшком. Внизу по-прежнему что-то двигали и переставляли. Иногда на склад заходил командир отряда стражников; он каждый раз подзывал к себе человека по имени Маурицио.

Наконец, рабочих распустили по домам. С лязгом захлопнулась большая дверь, и внизу воцарилась блаженная тишина. Никогда в жизни я не испытывала такого облегчения!

Я села. Во рту пересохло, мочевой пузырь, наоборот, переполнился. И вдруг я сообразила: если неведомый мне Маурицио — человек хитрый, он, возможно, оставил на складе часового. Вдруг сейчас кто-то прислонился снизу к моему люку и только и ждет, когда я пошевелюсь, скрипну или вздохну?

Новый страх пригвоздил меня к месту до поздней ночи. Наконец, мочевой пузырь так настоятельно заявил о себе, что я уже не смогла больше терпеть — будь что будет! Я как можно тише прокралась в угол сделать свои дела. Мне казалось, что извергаемая из меня вода хлещет со страшным шумом, но поделать я ничего не могла. Потом я снова затаилась и стала ждать, когда минует опасность.

Вскоре я поняла, что опасность не минует никогда.

Мне снилось, что я плыву по бурному океану в утлой лодчонке, спасаясь от погони. По ногам ударило что-то жесткое. Я отчаянно озиралась по сторонам в поисках какого-нибудь оружия и замахнулась куском сыра, но вдруг сообразила: это Федеро поднял крышку люка. Одного взгляда на круглое оконце хватило, чтобы понять: на улице еще ночь.

— Неужели сыр с плесенью так опасен? — улыбнулся Федеро. — В следующий раз, как пойду за провизией, постараюсь достать тебе что-нибудь не такое… смертоносное.

Невольно хихикнув, я села на пол.

— Я думала, там, внизу, прячется часовой; он схватит меня, если я пошевелюсь.

— Часовой? — забеспокоился Федеро. — Подожди, пожалуйста. — Он ненадолго скрылся в люке, но скоро вернулся и втащил на чердак два туго набитых холщовых мешка. Закрыв за собой крышку, он сел и попросил подробно рассказать, что я имею в виду.

Я рассказала, что слышала днем, и упомянула имя Маурицио. Мне показалось, что Федеро встревожился.

— Управляющий подозревает, что ты скрываешься в складском квартале. Что, впрочем, и неудивительно. Они искали весь вечер, а потом ушли?

— Они обшарили все. По улице шел целый полк; видимо, они ворвались на все склады.

Федеро хмыкнул, снял плоскую кожаную шапочку, какую носят рабочие, и задумчиво погладил себе затылок.

— Постараюсь что-нибудь выяснить. Правда, я не могу проявлять слишком уж большое любопытство. Меня и так подозревают, потому что мы с тобой были хорошо знакомы… Вскоре они сообразят, что Танцовщица уделяла тебе особое внимание.

— Она уделяла мне внимания больше, чем другим кандидаткам? — спросила я.

— Конечно. — Федеро потянулся к мешку. — Я принес тебе новости и кое-что получше.

Он извлек из мешка штуку тонкого шелка, чесучового плетения, шириной в сорок два дюйма. Развернутый шелк занимал семь ярдов в длину. И какой же он был красивый! Я посветила на него лампой. При тусклом освещении мне показалось, что материя зеленого цвета — не слишком яркая, правда.

— Очень красиво, — тихо сказала я.

— Рад, что хоть чем-то сумел тебе угодить… На Гранатовом дворе тебя научили неплохо разбираться в тканях.

Затем Федеро показал мне колокольчики — самого разного вида.

— Я не мог купить в одном месте слишком много одинаковых серебряных колокольчиков, — объяснил он, как бы извиняясь. — Так что среди них есть и железные, и медные, а некоторые больше, чем мне бы хотелось.

И все же он добыл мне колокольчики. Настоящие колокольчики! Колокольчики, которые я пришивала к шелку на родине, были крошечными, жестяными и держались на булавках. Они не звенели по-настоящему, а лишь тихо звякали. Некоторые из тех колокольчиков, что принес мне Федеро, подошли бы для хора, который исполняет молитвы.

— Когда я надену на себя шелковое одеяние, расшитое колокольчиками, звон будет окружать меня, как тульпу, — сказала я. При виде многочисленных крошечных колокольчиков я испытала умиротворение.

Федеро достал бархатный сверточек, внутри которого лежали иголки.

— Я купил несколько иголок — на случай, если какая-нибудь погнется или затупится.

Кроме того, Федеро принес мне несколько катушек ниток, насаженных на палочки.

Я выбрала себе иголку и взяла один из самых крошечных колокольчиков. Он напоминал маленькое серебряное гранатовое зернышко и тихонько звякнул, когда я покачала его, зажав между пальцами. Мысленно поблагодарив бабушку, я взяла свой кусок шелка за уголок и пришила колокольчик. Шелк растекся у меня на коленях зеленой рекой.

Федеро, сидевший на пятках, некоторое время наблюдал, как я шью. Потом спросил:

— Я могу тебе помочь или ты должна пришивать колокольчики только сама?

Я задумалась, так как не знала ответа на его вопрос. Мне всегда казалось, что женщины расшивают свой шелк колокольчиками сами. Конечно, когда я была совсем маленькой, то еще не умела шить. Кроме того, в моем случае ни о каких традициях не могло быть и речи: все традиции давно нарушили и сломали.

Оставалось решить, что сейчас важнее.

Внезапно меня озарило, и я выпалила: