Паломничество в Святую Землю Египетскую - Томаш Миркович

– Не особо много. На турецких галерах служили тысячи поляков, но домой вернулась только горстка. Некоторые из них больше тридцати лет провели прикованными к веслам. Из числа проданных в Египет – пленных часто продавали затем, чтобы не возвращать их на родину при подписании очередного польско-турецкого договора, – в историю вошел Марек Якимовский, галерник на одном из кораблей губернатора Дамьетты и Розетты. Он поднял бунт, завладел кораблем; несмотря на погоню, сумел доплыть до Неаполя и освободил двести двадцать христиан. Его мужеством восхищалась вся Европа. Другим галерникам везло меньше… Но, конечно же, не все пленники попадали на галеры. Войцеха Бобровского татары захватили около 1625 года еще мальчиком и продали на султанский двор. Там он принял ислам, а двадцать лет спустя, причем как раз в Египте, получил свободу – в награду за выдающиеся научные достижения. Он владел восемнадцатью языками, переводил произведения выдающихся европейских ученых на турецкий язык, а турецкие книги – на европейские языки. Составил турецко-латинский словарь, перевел на турецкий Библию и, вероятно, был первым европейцем, посетившим Мекку. У него была обширная переписка с английскими учеными, поскольку те – протестанты – терпимее относились к тому, что он стал исповедовать Аллаха. Есть вероятность, что другие поляки тоже принимали ислам, получали свободу и со временем достигали в Египте больших или меньших должностей, но они не оставили о себе никаких свидетельств и не общались со своими семьями на родине. Этому трудно удивляться, ведь такой «отуречившийся» мог ожидать от фанатически настроенных соотечественников только глубочайшего презрения. А может, они сообщали своим близким, что здоровы и живут хорошо, но те жгли письма, а их содержанием ни с кем не делились? Этого, к сожалению, мы никогда не узнаем.

«Так что есть все же шанс, что Абадия Моисей Сецех в самом деле существовал, – подумала Алиса, – а дядя нашел где-то сообщение о его судьбе!» И если даже он не сыграл в истории Польши такой выдающейся роли, которая, по мнению дяди, была ему суждена, может, в действительности он оказался в неволе и был продан в Египет, где со временем получил свободу и достиг высоких чинов? Но если – как утверждал дядя – такое множество ее предков контактировали с Египтом, старику должно было попасться хотя бы упоминание о роде Сецехов. Она решила спросить его об этом прямо.

– Это все очень увлекательно, – сказала она. – А вы когда-нибудь слышали о связях с Египтом моей семьи – Сецехов? Хоть что-нибудь?

Меленьский надолго задумался.

– Нет, – сказал он наконец. – Хотя…

– Да? – откликнулась Алиса с надеждой.

– Вы читали роман Юлиана Урсына Немцевича «Два пана Сецеха»?

– Нет, – ответила она с удивлением. – Даже не слышала о такой книге.

– Она представляет собой выдержки из дневников, которые вели со столетним промежутком два шляхтича с одной и той же фамилией – Сецех. Автор якобы нашел их в старом поместье, О Египте там нет ни слова, но мне думается, что кузен второго из авторов дневника, некто Эдмунд Сецех, который офранцузился и очень слабо говорит по-польски, ~ это фигура, образцом для которой послужил граф Ян Потоцкий, автор «Рукописи, найденной в Сарагосе». Хотя после возвращения на родину Эдмунд Сецех нанимает учителя родной речи и даже делает успехи, Немцевич с сожалением замечает: «Но вечно будет пробиваться иностранщина, никогда уж ему не бывать ни хорошим оратором в Сейме, ни писателем с чистым слогом!» Это явный намек на Потоцкого, который – получив образование за границей, – несмотря на свой патриотизм и все добрые намерения, именно из-за слабого владения польским языком не сыграл сколько-нибудь значительной роли в качестве депутата в Четырехлетнем Сейме. И писал он тоже по-французски, а не по-польски. Так что можно сказать, что Эдмунд Сецех и Ян Потоцкий – в известном смысле одно и то же лицо. А Потоцкий был в Египте в 1784 году и оставил путевые заметки в виде писем, адресованных матери; они были изданы в Париже в 1788 году под названием «Voyage en Turquie et en Egypte».[26] Немцевич не только знал Потоцкого, но и анонимно перевел его заметки; перевод вышел в Варшаве спустя всего год после парижского издания. Хотя я сомневаюсь, чтобы вас интересовали подобные связи с Египтом. А что вам самой известно об этом?

Алиса немного поколебалась, но наконец решила, что терять ей нечего, и вкратце пересказала то, что о связях ее рода с Египтом написал дядя.

Когда она закончила, старше улыбнулся:

– Совершенно не хочу вас обидеть, но эта история больше всего напоминает мне всевозможные бредни, которые сочиняют, с одной стороны, масоны, а с другой – их неутомимые гонители. Та же смесь фактов и выдумки, тот же ненаучный способ мышления, позволяющий выводить неправдоподобные заключения из крайне ненадежных посылок. У меня тут где-то есть одно такое издание, его мне вскоре после убийства Кеннеди прислал знакомый, наш соотечественник, живущий во Флориде. Это сочинение какого-то польского эмигранта. То ли он действует от своего имени, то ли представляет какую-то организацию польской диаспоры – догадаться трудно, ведь брошюра, как и большинство подобных глупостей, издана анонимно. Но она должна вас заинтересовать, поскольку речь в ней идет как раз о связях между Польшей и Египтом. Я не упоминал о ней раньше, потому что не думал, что вас могут занимать такие фантазии.

Он снял с полки толстую брошюру в изящном картонном переплете. Заглавие гласило: «Вся правда о происках мирового масонства».

– Можете ее мне не возвращать, – заявил старик, вручая брошюру Алисе. – Вы найдете тут кое-что о Потоцком и других поляках, которые бывали в Египте, таких, как Юзеф Сулковский или генерал Генрик Дембиньский, но лишь малая часть изложенных там фактов правдива. Например, Мухаммед-Али действительно испугался, что Дембиньский собирает на Ниле польских офицеров для того, чтобы при их помощи овладеть Египтом. Но скорее всего это намерение было не более чем сплетней, которую распускала российская агентура. Не верьте ничему, что тут написано. Это сплошная коллекция маразмов.

По дороге на станцию Алиса размышляла о том, что узнала от Меленьского. Как понимать, что литературный персонаж из романа Немцевича, изданного в начале девятнадцатого века – персонаж, прототипом которому послужил Потоцкий, – носит фамилию Сецех? Ведь даже если принять – вопреки словам старика, – что сведения из дядиного письма не выдумка, то какую цель мог ставить перед собой Немцевич, называя Потоцкого Сецехом? А может, часть Сецехов в какой-то момент изменила фамилию и стала Потоцкими? Быть может, этот славный и богатый род – тоже ее предки?

Ей хотелось еще поговорить с соотечественником, но надо было возвращаться в Каир, если в два она хотела ехать с Фрэком в Исмаилию. Перед самым выходом она попросила Mеленьского рассказать ей еще что-нибудь о романе Немцевича – и услышала: хотя книга была написана раньше, опубликовали ее только в 1815 году, как раз перед самоубийством Потоцкого.

– Только вы уж, пожалуйста, не связывайте между собой эти два факта! Это было бы рассуждение в стиле автора брошюры, которую я вам дал. Потоцкий уже давно страдал депрессией; у нас нет никаких оснований полагать, что расстаться с жизнью его побудил именно роман Немцевича.

А если, книга просто подтолкнула его к этому шагу? Если Потоцкий ездил в Египет потому, что был в родстве с Сецехами, но не хотел, чтобы кто-нибудь знал об этом? А Немцевич проник в эту тайну и решил ее обнародовать под видом невинного романа?

«Нет, это все же невозможно; скорее мне просто передается дядин образ мышления», – решила она, садясь в поезд, Место она заняла у окна. Поглядев на обвешанных корзинами и узлами людей на перроне, она вынула из сумки брошюру и раскрыла ее. На первой странице не было ни фамилии автора, ни названия издательства, ни даже места и года издания; повторялся тот же титул, что и на обложке, а ниже – гравюра: молодая женщина держит в высоко поднятой руке бородатую мужскую голову. Алиса вздрогнула, но сразу же перевернула страницу и углубилась в чтение.[27]

Поезд еще не доехал до Каира, а она уже прочитала брошюру до конца – и глубоко задумалась. Брошюра представляла собой как бы дядино письмо, отраженное в кривом зеркале; ее автор, строя свою шизофреническую версию судеб мира, тоже возводил все важнейшие события в истории Польши к действиям пришельцев с берегов Нила и их потомков. Однако, по его мнению, они не только не помогали своей новой родине, но постоянно ей вредили, без зазрения совести используя польских королей и магнатов для реализации своей безумной политики, целью которой было оторвать Египет от Турции и возродить в нем культ Изиды. Кто был прав? А может, и письмо, и брошюра – в равной степени бред сумасшедшего? Ведь автор брошюры утверждал, что связанные с масонами поклонники египетской богини влияли на судьбы не только Польши, но и Европы и мира, а особенно выдающуюся роль сыграли в возникновении Соединенных Штатов. Алиса решила расспросить Фрэнка, что тот о них слышал. Хотелось спросить и о том, действительно ли Джордж Вашингтон был масоном, поскольку одна из иллюстраций в брошюре изображала первого президента США в масонской одежде; если это окажется неправдой, подумала она, значит, лживо и все остальное.