Лучшее эфирное время - Джоан Коллинз

Кэлвин вздрогнул, почувствовав, как что-то трется о его ноги – это была белая персидская кошка, спрыгнувшая с кровати хозяйки. Кошка забилась под коврик и выглядывала оттуда. И кошка и хозяйка смотрели на Кэлвина с ужасом.

Розалинд с трудом проглотила слюну. Она вспомнила, что читала в журналах о насильниках – как нужно с ними разговаривать, убеждая не совершать ошибок. Она читала, что надо быть решительной, жесткой, показать, что ты сильнее и что ему с тобой не справиться.

– Убирайся к черту, ты, псих! – закричала она пронзительным голосом, призвав на помощь все свое актерское мастерство. – Как ты осмелился явиться сюда? Ты совершаешь преступление. Я вызову полицию.

Она судорожно стала вспоминать, куда дела кнопку тревоги. Полиция, устанавливая систему охраны от грабителей, строго проинструктировала, что всегда, при входе и выходе из дома, надо включать сигнализацию. Сегодня вечером она не выполнила этого условия, так же как не обратила внимания и на второе предупреждение: «Всегда, находясь в доме, держите кнопку тревоги при себе». При ее нажатии сигнал подавался прямо в полицейский участок, и помощь прибывала в течение восьми минут. Так говорили полицейские. Она-то знала, что пройдет пятнадцать-двадцать минут, прежде чем они приедут; она убедилась в этом, пару раз по ошибке нажав кнопку. Она должна заговорить этого маньяка! «Где, ну где же эта чертова кнопка?» – кричала она про себя.

Одной рукой Розалинд придерживала халат, а другой шарила по простыням, подушкам, журналам, сценариям в поисках злосчастной кнопки.

Она взглянула на столик возле кровати. Розовая мраморная поверхность его была заставлена атрибутами ее постельного отдыха. Недопитый стакан вина, две кофейные чашки с застывшей гущей, надкусанное яблоко, груды писем поклонников, ее фотографии, вазелин, пепельницы, полные окурков, и даже таракан был здесь же.

Не может быть, чтобы это происходило с ней! Внезапно она увидела кнопку тревоги, лежавшую в ворохе писем. Вот теперь можно и поговорить с этим психом – да, он действительно выглядел сумасшедшим: лицо покрыто испариной, глаза блестят.

«Он выглядит еще более испуганным, чем я», – уговаривала она себя, но это не помогало.

Кэлвин облизал губы. Он чувствовал соленый привкус пота. Эта сука разговаривала с ним. В голове у него стучало, и было трудно понять, что же она говорила. Ее губы шевелились, но он ее не слышал. Ее халат все больше распахивался. Мелькнули груди, пупок и то самое, что вызывало у него такое отвращение, но в то же время возбуждало. Рукой она гладила плюшевого медвежонка. Кэлвину хотелось, чтобы эта рука гладила его, но сама мысль об этом казалась дикой. Ее женственность вызывала в нем ненависть. Он ненавидел ее влажный красный рот, высокие, с коричневыми сосками, груди. Пока она говорила, рука ее скользила по столику. Что это она надумала? У нее что-то было в руках, что же это? Радио? Магнитофон? Она продолжала говорить. Улыбаясь, довольная собой. Сука. Корова. Шлюха. Похоже, она испытывала его терпение, сидя на атласных простынях, в распахнутом халате, гладя медвежонка и пытаясь улыбаться.

Внезапно он расслышал ее слова: «Знаешь, а ты довольно симпатичный парень. Как тебя зовут, милый?»

Милый! Она называла его «милый»! Что за мерзкая потаскуха! Мужчина врывается в ее комнату, а она спокойно приглашает его соблазнить ее! Дрянь, шлюха! Отвратительно было и то, что телекомпания посмела сравнить ее с Эмералд, рассматривая их на одну и ту же роль. До чего же она ненавистна, убеждал себя Кэлвин, медленно приближаясь к Розалинд. В голове опять застучало. Он видел перед собой ее соблазнительную улыбку, слышал ее спокойный голос. Когда он подошел совсем близко, улыбка померкла. Розалинд захныкала.

– Только, пожалуйста, не бей по лицу, – сказала она слабым голосом.

– По лицу? – То, что она так волновалась о своем лице, вызвало у него желание разбить его в кровь. – Какое еще лицо? – Он схватил бронзовую статуэтку и со всей силой обрушил ее на обращенное к нему с мольбой лицо Розалинд.

– Нет, пожалуйста, нет! – Кровь хлынула с разбитого лба. – Я все сделаю. Можешь взять меня, делай, что хочешь, только, пожалуйста, пожалуйста, не убивай меня, не убивай, не убивай, умоляю.

– Шлюха! – закричал он, обвивая руками ее белую шею, липкую от крови. – Сука!

Кошка в испуге отпрыгнула, изогнув спину, она жалась к двери, пытаясь вырваться из комнаты, но она была заперта.

Покончив с Розалинд, Кэлвин уставился на ее роскошное обнаженное тело, распластанное на атласном покрывале. Он невольно залюбовался ею и еще больше возненавидел за те чувства, которые она в нем пробуждала. Она лежала в такой эротической позе, что он не мог совладать с собой. Белая кошка съежилась от страха и только выла, пока Кэлвин завершал свое злодейство. Когда он наконец поднялся с неподвижного тела, на улице раздались полицейские сирены.

Когда полиция вошла в дом, Кэлвина уже не было. Лишь белая кошка, забившаяся под диван, была свидетелем случившегося.

Хлоя с ужасом уставилась на газетный заголовок: «Розалинд Ламаз изнасилована и убита». Она отложила газету, не в силах поверить, что Розалинд мертва, зверски убита. Невероятно. Еще более ужасала надпись, сделанная губной помадой на теле Розалинд: «Ты не последняя».

Хлоя содрогнулась, отодвинув яйца и грейпфрутовый сок, которые официант поставил перед ней.

Телевизор был настроен на местную программу новостей. Хлоя переключала каналы, пытаясь узнать как можно больше. После каждой программы шли короткие сводки новостей с подробностями о смерти Розалинд – улики, дополнительная информация, интервью с близкими друзьями, поклонниками.

Хлоя была искренне огорчена. Хотя она и не была хорошо знакома с Розалинд, но эта женщина всего несколько недель назад была гостьей в ее доме. Ей хотелось позвонить Джошу, поговорить с ним. Он всегда был ей лучшим другом. Они вместе смеялись, плакали, обсуждали все на свете… Но Джош остался в прошлом. Хлоя взглянула на часы, лежавшие на смятых простынях. Смятых не от страсти, а от еще одной бессонной ночи в Лас-Вегасе.

Был час дня. Значит, в Лондоне уже девять вечера. Даже если она и позвонит Джошу – что она в любом случае не сделает, ее адвокат запретил это – все равно его не застанет. Наверняка он в одном из своих притонов, каком-нибудь баре в Челси или Сохо, гуляет с дружками, такими же алкоголиками и бабниками. Конечно, он опять вернулся к ним, опять, как до женитьбы на Хлое, угощает их шампанским, напивается, сыплет анекдотами, и ребята слушают его открыв рот. В конце концов, он ведь звезда.

Забудь Джоша, сказала она себе. Зазвонил телефон. Это был Джонни Свэнсон с последней голливудской сплетней. Он хотел поговорить об убийстве Розалинд: