Лучшее эфирное время - Джоан Коллинз

Она отобрала пару вешалок с короткими экстравагантными вечерними туалетами – платьями и костюмами, в которых она могла появиться после концерта за ужином в ресторане или пройтись по казино Лас-Вегаса. Три костюма от Сен-Лорана, три Брюса Олдфилда, два-три Каверис, один Донны Каран и ее любимое платье – черное кружевное, фасон которого придумала она сама, а исполнил Фредди Лэнглан. Хватит ли этих туалетов на две недели? Бог не простит, если она появится вечером после концерта в том же платье, что и накануне. А вдруг Синатра будет выступать в это же время в «Цезаре»? Тогда и Барбара обязательно будет там. Лас-Вегас небольшой городок, наверняка каждый вечер они все будут встречаться на одних и тех же приемах. Надо быть готовой к этому. Поэтому лучше перестараться с гардеробом.

Хлоя достала еще два коротких платья – от Карла Лагерфельда и Энтони Прайса и попросила Мануэлу упаковать аксессуары, которые были подобраны в отдельных коробках, стоявших под каждым платьем. Хлоя была на редкость аккуратна в одежде. Каждый туалет она рассматривала как вложение капитала и очень заботливо относилась к вещам.

Она вытащила целый ворох свитеров, рубашек и юбок, разложила их на кровати и приступила к осмотру своих бесчисленных ящичков с драгоценностями, которые тоже были подобраны к каждому костюму. Хлою никогда не прельщала перспектива жить в постоянном волнении за судьбу своих украшений, поэтому ее единственными настоящими драгоценностями были кольцо с сапфиром и бриллиантом и бриллиантовые часики «Бушерон», все остальное было подделкой. Но тем не менее коллекция была подобрана с большим вкусом, стоила немалых денег, и Хлоя ее очень любила.

Мануэла уже упаковала сценические платья и аксессуары в пластиковые мешки и теперь укладывала остальные вещи в чемоданы.

Утром звонил Джонни, пробурчал что-то насчет того, что у него назначена встреча в спортзале с Ричардом Харрелом, а обедать будет с ребятами в «Ма Мэзон».

Хлоя причесалась, быстро нанесла макияж и попыталась связаться с Джонни в спортзале. Его там не было. В «Ма Мэзон» его ждали лишь в половине второго. Хлоя оставила записку у его секретаря.

– Куда ты едешь? – В дверях возникла Салли.

Она вошла, как всегда, без стука. Ее новая прическа в стиле «панк» как нельзя лучше сочеталась с наглой манерой держаться.

– Что ты здесь делаешь? – спросила Хлоя как можно спокойнее.

– Мне нужно забрать кое-что из моих вещей. Отец купил мне квартиру в Уилшир Тауэрс. Я ее сама украшаю. – При этом Салли как бы между прочим ткнула пальцем в одну из галльских ваз Хлои.

– Разумеется, все будет в современном стиле. Шедевр высокой технологии.

– Как мило, – учтиво сказала Хлоя, желая только одного – чтобы девочка перестала трогать ее вещи и ушла.

Волосы Салли были выбриты над ушами, а то, что все-таки оставалось на голове, было выкрашено в черно-серебристую полоску и так залито лаком, что над головой взметались семи-восьмидюймовые стрелы, которые торчали в разные стороны. Помада на губах была фиолетового цвета, так же были накрашены и глаза. Ее туалет был совершенно невообразимым – фиолетовая юбка из винила, едва прикрывающая самые интимные места, серебристые гетры, натянутые на вышитые серебром колготы, безразмерный бледно-лиловый мохеровый свитер почти полностью прикрывал юбку. На шее болталась тусклая серебряная цепь, к которой была подвешена пятидюймовая статуэтка распятого Христа. Из одного уха свисала черная резиновая змея – подобие того, что продают в магазинах игрушек по пятьдесят центов, в другом ухе сверкала одна из самых дорогих сережек Хлои от Диора. Салли, казалось, уже была навеселе – то ли выпила, то ли приняла наркотик, хотя еще не было и одиннадцати.

– Ну, и куда ты отбываешь? – спросила Салли, открывая и закрывая бельевые ящики в спальне Хлои, вытаскивая оттуда самые интимные предметы туалета.

– В Лас-Вегас. – Хлоя стиснула зубы, стараясь держать себя в руках и не отвечать на вызов Салли.

– Гастроли?

– Да, две недели в «Эмпайр» в Лас-Вегасе. – Хлоя сделала вид, что занялась прической, и краем глаза наблюдала, как Салли, открыв ванную, деловито изучает там содержимое шкафчиков.

Хлоя кипела от негодования, но не могла же она вышвырнуть нахалку на улицу.

– О да, я думаю, тебе лучше оставаться певицей, – с усмешкой сказала Салли. – Похоже, у тебя нет шансов получить роль, не так ли?

– Почему ты так думаешь, Салли? – Хлоя отреагировала спокойно: она не позволит этой мерзкой девчонке вывести ее из себя.

– Так пишут в газетах, ты еще не читала?

– Нет. Так скажи мне, что там пишут, милая, а то я опаздываю на самолет.

– Это в колонке Арми – он говорит, что самые верные шансы у Розалинд Ламаз. – Салли вышла из комнаты и вернулась с газетой. – Вот, посмотри.

Хлоя пробежала глазами заметку, сердце сжалось.

– Это всего лишь домыслы, – коротко бросила она, проверив еще раз, положила ли в сумку свои талисманы.

– Конечно, – ухмыльнулась Салли, обнажая в улыбке маленький бриллиант, вставленный в передний зуб. – Ну что ж, удачи тебе в Лас-Вегасе, Хлоя. Пока.

Хлоя заметила, что, уходя, Салли прихватила с собой пузырек валиума, сиреневый шифоновый шарф и четыре серебряных браслета.

– Машина уже внизу, мисс Кэррьер, – позвонила Мануэла. – Шофер готов взять багаж.

– Пошли его наверх, – ответила Хлоя. – Я готова. – Глубоко вздохнув, она быстро спустилась по лестнице.

Розалинд прочитала заметку и улыбнулась. Ее новый агент по связям с прессой все-таки доказал, на что способен.

Она согласилась подписать с его фирмой контракт на три тысячи долларов в месяц при условии, что они в течение недели протолкнут ее имя в колонку Арми Арчерда. Ну что ж, им это удалось. Это стоило трех тысяч. Она позвонила своему менеджеру и попросила выслать чек.

Она взглянула на пустующую половину постели. Анжелика уехала на уик-энд в Мехико навестить больную мать. У меня есть еще три дня, чтобы заняться загаром, думала Розалинд, нежась на мятых цветастых простынях. И, кто знает, может быть, ей удастся получить роль. Видит Бог, она пошла даже на исповедь, признавшись в давно забытых грехах, поставила тридцать свечей Деве Марии и младенцу Иисусу в прошлое воскресенье. С Божьей помощью Розалинд надеялась получить Миранду.

Кэлвин снова и снова перечитывал заметку в газете. Холодная ярость охватила его. Что за идиоты в этом Голливуде! Они что, не могут отличить настоящую звезду? Как могут они пройти мимо самой красивой в мире, самой талантливой актрисы? Как могут они всерьез рассматривать эту испанскую проститутку Розалинд? Это было чудовищное оскорбление, пощечина Эмералд.