«Крестоносцы» войны - Стефан Гейм

— Спросите, что ему нужно! — сказал Уиллоуби шепотом, хотя никто, кроме князя, не мог его услышать.

— А о чем вы хотели бы со мной побеседовать?… Говорит, что не может объяснить по телефону, но дело важное.

— Нет, это просто невозможно! — Уиллоуби пытался скрыть свое отчаяние. Как знать, чего Иетсу нужно от Березкина? Но все равно, нельзя допустить, чтобы о таком деликатном эпизоде, как визит Уиллоуби к Делакруа и К°, стали болтать в отделе, что, конечно, привело бы к расспросам со стороны Девитта и Крерара. — Скажите ему, князь, что вы не можете его принять.

— Но он офицер американской армии! — князь явно колебался.

— Будь он хоть адмиралом швейцарского флота! Я беру это на себя. Скажите, что вы заняты.

Князь пожал плечами.

— Хорошо, на вашу ответственность. — И сказал в трубку: — Очень сожалею, сэр, но я до крайности занят… Нет, завтра тоже не могу. Я уже связан с представителями армии Соединенных Штатов. С вами мне решительно нечего обсуждать… Благодарю вас. До свиданья.

Он положил трубку.

— Скажите, майор, что нужно от меня вашему настойчивому лейтенанту Иетсу? И почему вы так противитесь нашей встрече?

Уиллоуби понял: Березкин решил использовать этот инцидент, чтобы оттянуть время и укрепить свои позиции для дальнейших переговоров. Он улыбнулся:

— Дорогой князь, я не обсуждал моих предложений с вашим швейцаром. Я пришел к вам. Так не лучше ли и вам беседовать не с моим лейтенантом, а непосредственно со мной?

— Разумеется.

— Тогда продолжим наш разговор. Как я уже сказал, вам нечего опасаться помехи со стороны вашего правительства. Этим займемся мы.

А гонора в нем поубавилось, подумал Березкин.

Уиллоуби начал сбиваться:

— Достигнуть соглашения между вами и моими друзьями, которых я здесь представляю, вовсе не так трудно. Мы же отлично знаем… нужно считаться с неустоявшейся обстановкой…

Видимо, князь тоже почуял какую-то опасность, — если Иетс не более как швейцар, стоило ли тратить столько усилий, чтобы не пустить его сюда?

На самом деле князь не придал значения этой заминке. Он соображал, что в обмен на кое-какие уступки (которые еще минимум год останутся фикцией) он получит вполне реальное покровительство американцев, — выгодная сделка. Если Уиллоуби и недостаточно полномочный клиент, придут другие. С постепенным очищением империи Делакруа от немцев число предложений будет возрастать, а когда к Березкину вернутся лотарингские шахты, он станет хозяином положения. Он может подождать. Говоря об угрозе национализации, он умышленно сгустил краски, — американцы по самой сути своей — противники революционных мер. Да, он вполне может подождать. Конечно, если узнают, какие дела он вел с немцами… ну что ж, лазейку всегда можно найти.

— Майор Уиллоуби, — сказал он, — я изучу ваше предложение и дам вам о себе знать. В принципе оно мне нравится.

Они простились, князь — чуть свысока, Уиллоуби — вполне успешно притворяясь довольным, хотя это было нелегко.

В приемной, под охраной господина в визитке, сидел Иетс.

Уиллоуби догадался разыграть приятное изумление.

Чуть завидев Уиллоуби, человек в визитке сказал:

— Вот видите, лейтенант, — князь Березкин действительно связан с представителями вашей армии; ему нет нужды беседовать с вами. Почему бы вам не навести справки через майора?

Иетс поспешно встал с дивана, на котором его держали, как в клетке, и сухо поздоровался с начальством.

Уиллоуби откашлялся.

— О, да это Иетс! Вы что здесь делаете? Могу я вам чем-нибудь помочь?

В далекие времена высадки в Нормандии Иетс ответил бы откровенно, рассчитывая на помощь товарища. Но то было до сдачи гарнизона в Сен-Сюльпис, до листовки Четвертого июля, до гибели Толачьяна, до Парижа. И Иетс решил не выдавать себя, пока не выяснит, какова позиция Уиллоуби и какие нити связывают его с Березкиным.

Он подозревал, что во время разговора по телефону Уиллоуби сидел рядом с князем. Едва ли у Березкина хватило бы нахальства отказать ему в свидании, не будь на то согласия, а то и приказа Уиллоуби.

Но почему?

— Помочь мне? Да, конечно, майор. Мне нужно пройти к князю, а это ископаемое в визитке меня не пускает.

— Зачем вам к князю? — Неужели это слежка? И кто ее ведет: сам Иетс или Иетс действует по указаниям Девитта?

Иетс ответил первое, что пришло на ум:

— Я провожу своего рода обследование — отношение общественности к освобождению и тем перспективам, какие оно открывает. Опрашиваю людей всевозможных состояний — рабочих, торговцев, даже кое-кого из тузов. Собранный материал должен помочь нам при руководстве поведением войск.

— Ничего не слышал о таком обследовании, — сказал Уиллоуби.

— Разве это не проходило по инстанциям? — спросил Иетс невинным тоном.

Возможно, что и так, думал Уиллоуби. Теперь, когда командование принял Девитт и отдел расширен и разбит на несколько групп, такая инструкция могла миновать его… Но подозрительно то, что Иетс появился в самый разгар его коммерческих переговоров.

— В частности, — продолжал Иетс, — я хотел бы задать несколько вопросов князю…

Беспокойство Уиллоуби усилилось. Иетс отлично ведет допросы, подпускать его к Березкину нельзя ни в коем случае.

— И с чего он не захотел меня принять? — сказал Иетс. — Я оказываю ему любезность, прихожу сам, когда мог бы послать младшего командира, думаю, раз он представитель крупного бизнеса, пусть получит удовольствие, полюбуется на две полоски. А он еще важничает — некогда ему, видите ли, занят!… Черт его… — Иетс лгал талантливо, и совесть не мучила его — он лгал ради Торпа.

— Я вам вот что скажу. — Уиллоуби дружески обнял Иетса за плечи. — В этом деле требуется бездна такта. Я только что был у князя. Он — важная персона в этой смешной стране. Знай я раньше, я бы взял вас с собой. Одним выстрелом убили бы двух зайцев. Почему меня ни о чем не извещают?

Иетс сказал, что очень сожалеет.

— Некрасиво получается, если его будет терзать один офицер за другим. С их чувствами тоже нужно считаться, верно? Вы возьмите себе кого-нибудь другого, хотя бы Рене Садо, автомобильного магната. Или давайте я передам князю ваш вопросник в следующий раз, как увижу его.

О черт, подумал Иетс, он меня убьет своим великодушием. Я даже врать не умею толково.

— К сожалению, майор, типовой анкеты у нас нет, — сказал он. — Мы задаем вопросы по ходу разговора.

Уиллоуби снял руку с его плеча.

— Может быть, и обследования никакого нет?

— А если нет, — сказал Иетс резко, — почему бы мне не повидаться с князем?

— Потому, лейтенант, что князь Яков Березкин — моя забота. И прошу вас об этом помнить.

— Есть, сэр! — сказал Иетс и двинулся вниз по лестнице следом за Уиллоуби.

У подъезда конторы Делакруа Иетс расстался с Уиллоуби и, перейдя через площадь Оперы, уселся за столик перед кафе.

Значит, и Уиллоуби тут замешан. Целый заговор… Торп — не центральная фигура, а всего лишь случайная жертва; он оказался на дороге, и его нужно было убрать. Заговор — как лестница: на нижней ступеньке Сурир и Дондоло; на верхней — Березкин и Уиллоуби; Люмис где-то посередине. А кто такой Петтингер и какую роль он играет?

Официант подал Иетсу чашку суррогатного кофе с суррогатной булочкой. Мимо шли женщины и мужчины, штатские и военные во всевозможных мундирах; сигналили армейские машины; звенели колокольчики велотакси. У Иетса зарябило в глазах. Он опустил веки.

Три обезьянки, думал он, одна зажала руками глаза, другая уши, третья рот. «Не видеть дурного, не слышать дурного, не говорить дурного», — так сказала Рут, когда вошла ко мне с дешевой статуэткой и поставила ее на мой стол… Не надо на стол, Здесь и так тесно, а кроме того, ты действуешь не очень тонко! Это когда я не захотел выступить в пользу Испании, потому что прекрасно знал, что заслужу немилость Арчера Лайтелла и совета попечителей колледжа, а кто я был такой, чтобы идти против Лайтелла, заведующего кафедрой? Ну а потом пришла война. Поверь мне, Рут, такие люди, как Уиллоуби или даже Люмис, много сильнее, чем какой-нибудь старикан Лайтелл. И вот Толачьян погиб, а Торп сошел с ума… Дай мне твоих мудрых обезьянок, дорогая, — они правы, совершенно правы, на сто процентов.

Давай их сюда. Я разобью их вдребезги.

8

Она не спеша вела его по берегу Сены.

Кое-где уже снова открылись книжные лавки. Торговля шла вяло; букинисты, по большей части люди пожилые и склонные к мысли о тщете всего земного, за исключением книг, стояли прислонившись к своим прилавкам или к каменному парапету набережной. Иные, решительно повернувшись спиной к проблематичным покупателям, равнодушно наблюдали за рыболовами, которые без видимого толка маячили у края воды или сидели в плоскодонных лодках, терпеливо закидывая удочки.