«Крестоносцы» войны - Стефан Гейм

— Это не я хочу его выпустить. Мне до него дела нет. — Сержант злился, однако помнил, что разговаривает с офицером. — Но тут только что был один капитан — не помню фамилии, впрочем, если хотите, могу посмотреть…

— Спасибо, я знаю, — поспешил заверить его Иетс. — Так зачем же приезжал этот капитан?

— Да он сказал, что этот солдат, которого мы отправили в госпиталь, этот Торп — невменяемый, и поэтому все обвинения отпадают, а значит, и француза незачем больше здесь держать. А камера у нас битком набита, сэр, даже спят по очереди, так что мы рады разгрузиться.

Иетс засмеялся:

— Сочувствую вам. — Он приехал в самое время! Может быть, в награду за то, что он решил отбросить колебания и выполнить то, что подсказывал ему долг, обстоятельства стали складываться в его пользу?

— Можно мне побеседовать с этим французом, сержант, прежде чем вы его отпустите?

— Сделайте одолжение, — сказал сержант. — Здесь рядом есть пустая комната; я велю его туда привести.

Соседняя комната была меньше приемной, но такая же унылая. Окна в ней не мыли со времен Третьей республики, стены облупились. Иетс стал машинально отдирать от стены куски засохшей краски. Он был взбешен: как мог Люмис, не дождавшись расследования, дать приказ об освобождении Сурира? Это либо непростительная халатность, либо нечто похуже. Услышав за спиною шаги, он резко повернулся на каблуках.

Сурир разразился бурной тирадой.

— Легче, легче! — сказал Иетс. — Я по-французски понимаю, но не настолько. Вы помедленнее.

— Я говорю по-английски, сэр, — сказал Сурир. — Я образованный человек. Со мной поступили несправедливо, очень несправедливо. Ах да, вы не знаете, как меня зовут — Сурир, сэр, Амедэ Сурир.

От пребывания в тюрьме Сурир не похорошел, но зато ему теперь легче было произвести нужное впечатление. Небритые щеки ввалились, узкие плечи сутулились — это было убитое горем существо, беспомощная жертва всемогущих сил. Только в те мгновения, когда он забывал маскировать свой взгляд, Иетс мог заметить, как этот человек проницателен и хитер.

— Вы пришли выпустить меня на волю? — спросил француз.

Сурир привык к тому, что его быстро выручали из всяких переделок, но на этот раз никто не явился к нему на помощь. Он провел в тюрьме целые сутки, и Иетс первым посетил его. Сурир решил, что, вероятно, лейтенанта прислали его влиятельные друзья.

Иетс ответил, не размышляя:

— Почему вы думаете, месье Сурир, что американская армия так легко вас освободит?

Сурир сбросил маску.

— Ах, так? — Он выпрямился и быстрым движением отбросил со лба длинные жидкие волосы. — Козла отпущения вам не удастся из меня сделать, не надейтесь.

Иетс молча наблюдал за ним. Такие вспышки были ему не внове. Всякий раз, как пленный немец закатывал истерику, можно было не сомневаться, что он хочет увильнуть от еще не заданного вопроса. Поэтому Иетс счел за благо дать Суриру еще немного покуражиться.

— Козел отпущения! — повторил он. — Вы говорите загадками.

— А как же еще это назвать? — негодующе возразил Сурир. — Но, уверяю вас… — Он осекся. — Да кто вы, собственно, такой?

Иетс ответил уклончиво:

— Я имею непосредственное отношение к тому, выйдете вы отсюда или нет.

— Я не сделал ничего дурного, — осторожно начал Сурир. — Мне предложили купить продуктов, я пришел посмотреть, и тут меня арестовали. Совсем как нацисты. И если вы думаете, что эта тюрьма лучше, чем нацистская, — попробуйте сами.

— Кто предложил вам купить продуктов?

— Вам, американцам, следовало бы знать, что законно, а что нет. Сами же предлагаете купить, а меня арестовали. Я тут при чем?

— Кто предложил вам купить продуктов?

— Не знаю я его фамилию.

— Не знаете или не хотите сказать?

— Честное слово, не знаю.

Это звучало правдоподобно — в таких случаях имена обычно скрывают.

— Опишите этого человека, — приказал Иетс.

— Он… он высокого роста, худой, с лица бледный, под глазами круги.

— Волосы?

— Волосы как будто светлые. — Сурир изо всех сил старался припомнить внешность Торпа; когда бьешь человека, некогда в него вглядываться.

Да, это Торп, несомненно. Иетсу стало тоскливо. Он не стал бы судить человека слишком строго за небольшой заработок на стороне. Ведь первый моральный принцип американца: «Лишь бы не попасться…» Но когда хорошо относишься к кому-нибудь, такие вещи огорчают.

Он повернулся к двери.

— Господин лейтенант! — сказал Сурир. — Теперь меня выпустят?

— Нет, — солгал Иетс. — С чего бы? — Приказ Люмиса скоро будет выполнен, а до тех пор пусть этот мошенник помучается.

— Сержант! — крикнул Иетс.

— Господин лейтенант! — Сурир подбежал к Иетсу и протянул умоляюще: — Я хочу вам что-то сказать!

Голова сержанта показалась в дверях. Иетс перевел дух и сказал хрипло:

— Простите, сержант, я еще не совсем кончил.

— Нужна моя помощь?

— Нет. Пока нет.

Сержант скрылся.

Иетс обратился к Суриру:

— Времени у меня мало. Ложь я не люблю. Вы как следует обдумайте, что собираетесь сказать.

— А если я все скажу, вы меня отпустите?

— Да, если скажете всю правду, — милостиво пообещал Иетс.

Сурир изобразил на лице сладкую улыбку; глаза его закрылись.

— Вы мне не верите, Сурир? — подстегнул его Иетс. — Разве вы недовольны американцами?

— Очень недоволен, — сказал Сурир. — Я тут с одним сержантом дела делал, так он обещал, что мигом вызволит меня из тюрьмы, А что получилось? До сих пор сижу.

— Сержант Дондоло?

— Да.

Иетс сделал шаг к стене и отломил еще кусок краски. На этот раз ему повезло! Просто повезло.

— Вы знаете сержанта Дондоло? — спросил Сурир.

— Конечно. Так, значит, продукты вам продавал не тот человек, которого вы описали, а Дондоло?

— Да… Вы его друг?

— Я хорошо с ним знаком.

— И вы обещаете, что меня освободят?

— Безусловно.

Сурир нахально посмотрел на Иетса. От его смирения и следа не осталось.

— Только не подведите… — пригрозил он, — а то у меня есть друзья в верхах.

— Не сомневаюсь. Вы по своему роду деятельности много с кем общаетесь.

— Если вы обманете, меня князь вызволит.

— Какой это князь?

— Князь Яков Березкин. — Сурир выбросил вперед руку, крепко сжав указательный и средний пальцы. — Вот какой князь! Настоящий! Из России — у них там раньше были тысячи таких князей.

Князь Яков Березкин… где-то Иетс слышал это имя, но никак не мог вспомнить, что за ним кроется.

— Если у вас такие связи, Сурир, почему же вы до сих пор в тюрьме?

Сурир ответил не сразу, все его лицо выражало напряженную работу мысли. Потом его прорвало:

— Почему, почему! Откуда я знаю? Я для него столько раз жизнью рисковал…

— На черном рынке? — улыбнулся Иетс.

— Для этого человека я переправлял людей, через линию фронта! — Сурир спохватился и поспешил добавить: — Теперь-то нет. Я остепенился. Занимаюсь исключительно торговлей,

— Каких людей? — опросил Иетс. — Когда? Через какой фронт?

— А вы меня отпустите? — заволновался Сурир.

— Извольте отвечать!

— Германских офицеров. Полковника Петтингера. В тот день, когда союзники вступили в Париж.

— Это князь поручил вам вывезти отсюда немцев?

— Ну конечно! Мне заплатили. Я ненавижу бошей. Думаете, я бы по своей воле это сделал? — Сурир сплюнул. — И выбросить их я не мог. Этот Петтингер как уткнул револьвер мне в ребра, так всю дорогу и ехал. Что можно сделать в таких условиях?

— Очень немного, — сказал Иетс.

— Вы меня отпустите?

— Думаю, что да.

Иетс позвал дежурного сержанта и сказал:

— Как только явится ваш лейтенант, можете отпустить этого француза. — И добавил с важным видом: — С моей стороны возражений нет. — У него мелькнула злорадная мысль: если выяснится, что Сурира не следовало выпускать из тюрьмы, отвечать будет Люмис.

Потом он подумал о Торпе, о Дондоло. Что это за борьба, в которую он оказался втянутым?

В ожидании сержанта, который повел Сурира в камеру, он перелистал открытую на его столе книгу записей. Да, вот оно: Сурир Амедэ, и дата, и адрес. Сурир не дал своего домашнего адреса; в книге было записано: найти через Делакруа и К°.

Теперь он вспомнил. Князь Яков Березкин — Делакруа… Вывеска французского горнорудного и сталелитейного треста. Иетс пока даже не пытался рассортировать и привести в порядок все сведения, которые он получил от Сурира. Делакруа — теперь все дело предстало в совершенно новом свете.

Иетс ушел, не дожидаясь возвращения сержанта.

Контора треста Делакруа и К° помещалась неподалеку от площади Оперы.

Разглядывая ветхие колонны и каменную облицовку стен, майор Уиллоуби потрогал карман кителя, где лежало письмо. Так вот в каком жалком здании ютится фирма, которая до захвата Парижа немцами контролировала большую долю добычи и обработки железной руды и сталелитейного производства Франции, а может быть, контролирует их и по сей день, — так по крайней мере было сказано в письме от юридической конторы «Костер, Брюиль, Риган и Уиллоуби». В собственноручной приписке старик Костер добавлял, что придает огромное значение личной беседе Уиллоуби с представителем фирмы Делакруа, князем Яковом Березкиным, — буде он еще жив, — и что Уиллоуби уполномочен оформить любое предварительное соглашение, какое князь пожелает заключить с фирмой «Амальгамейтед стил». Костеру не было нужды вдаваться в детали, — Уиллоуби прекрасно знал, что «Амальгамейтед стил» — самый крупный клиент их конторы, что рано или поздно война будет выиграна и что майор Уиллоуби снова станет попросту Кларенсом Уиллоуби со всеми привилегиями и обязанностями, вытекающими из положения младшего компаньона, которым он так дорожил.