Далекий след императора - Юрий Торубаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Расставание было коротким, но бурным. Дивон взял на руки внука, поцеловал его. Задумчивыми, грустными глазами посмотрел на это дорогое ему тельце и, отвернувшись, подал его матери. Камбила не мог скрыть слёз. Не выдержало сердце расставания:
— Отец! — воскликнул он. — Позволь остаться!
— Нет! Ты хочешь, чтобы из-за тебя погиб весь род? Выполняй решение Совета.
Они обнялись, похлопывая друг друга по спине. Спокойно пропит опасное место Камбила с семьёй и его сопровождающие, причём со значительным грузом и достаточной суммой золотых монет.
Тевтонцы, напрасно прождав двое суток, вернулись к Конраду ни с чем. А когда Дивон, передавая старинные драгоценности, на вопрос рыцаря, где же Камбила, ответил:
— Рыцарь может обыскать всё, что пожелает.
Тот долгим взглядом посмотрел на него и опять ничего не сказав, удалился к себе, держа под мышкой старинный ларец.
Глядя ему вслед, Дивон понял, что тот шёл и думал вернуться вновь, чтобы уничтожить или покорить пруссов совсем. Больше их самостоятельности они терпеть не будут. Дивон был прав. Да, фон Вернер шёл с этими мыслями. Почему рыцарь не напал? У него был намётанный глаз. И он не мог не заметить, что пруссы кем-то предупреждены, они готовы к битве. А это не входило в планы Конрада. «Не хватало ещё, чтобы он тут потерпел поражение. Это он сделает так, что возьмёт их тёпленькими, в постелях. А пока магистр довольствуется этим кладом. Сумма, чувствуется, немалая. Как это прусс так легко расстался с ней?
Видать, главное, хитрюга оставил себе. Ничего, отдаст...», — улыбнулся Вернер.
Поздно ночью к новгородским воротам подъехала большая группа людей. Человек сорок или пятьдесят. Они не таились и тем не вызвали подозрения. На их стук послышался сонный, недовольный голос:
— Кто будете?
Отвечали по-русски, хотя прибыли с запада.
— Боярин Гланда Камбила Дивонович и его люди.
— Подождите! — был ответ с той стороны. — Доложим посаднику.
Ждать ответа пришлось долго. Когда заскрипели ворота, их встретил небольшой отряд воинов.
— Я, сотский Степан, — представился один из них, мужчина средних лет, — посадник велел встретить вас и проводить до места.
«Местом» оказалась небольшая, лысая полянка на берегу озерка. Её с трёх сторон окружали стройные берёзки. Тут был кем-то сварганен очаг. Лежали кучкой остатки чьих-то дров. Камбила, глянув на небо, приказал готовить еду.
А утром за ним пришёл тот же Степан и коротко, похлёстывая плетью по голенищу, спросил:
— Кто тут боярин?
Поднялся Камбила:
— Я.
— Пошли до посадника, — и почему-то сильно хлестнул по голенищу, как бы сказав недосказанное: пошли быстрее.
Двор посадника был в Детинце, на другом конце площади у Софийского собора. Это было полутораэтажное здание. Первый этаж наполовину был в земле. Над ней видны узкие, длинные окна. На второй этаж вела широкая лестница. Комната, куда Степан ввёл Камбилу, выглядела довольно просторной, светлой из-за трёх окон, выходящих на площадь. В комнате стоял широкий длинный стол, ослопы вокруг да кресло в центре. На подоконниках — цветы в глиняных горшках. В углу — широкий поставец. На стене, в половину её, висела белая шкура. Судя по морде, медведь. Но такого Камбила никогда не встречал. В кресле — мужик с широкими, крутыми плечами. Голова с длинными редкими волосами склонена набок. Взор пытливый. На нём кожаная безрукавка, из-под которой видна серая холщовая рубаха. Он не один. На противоположном конце стола сидел солидный человек в чёрном дорогом кафтане и белоснежной рубахе. Кольца на пальцах поблескивали алмазами, говоря об их богатом хозяине. «Никак купец, — подумал гость. — Подобных людей встречал я у себя. Только они выглядели скромнее». Камбила понял: тот, кто сидел в кресле, и есть посадник, и направился к нему. Тот, чуть пристав, через стол подал ему руку. Пальцы были толстые, ладони шершавые.
— Камбила, — сказал вошедший и тотчас поправился: — Гланда Камбила Дивоныч, боярин.
Так назвать себя его учили знатоки русской жизни. Многому научил и Егор. «Где этот добрый, славный парень?» — мелькнуло в голове прусса.
— Сидай, — посадник показал на ослон, стоявший напротив его.
Когда тот уселся, посадник спросил:
— Откуда и зачем прибыл сюда? — пытливо глядя на необыкновенного гостя.
Камбила, привстав, уселся поудобнее и начал неторопливо, обстоятельно повествовать, не забыл рассказать и о Пунэ, и о брате, тевтонцах. Закончил же речь такими словами:
— ... Дробление Пруссии началось с той поры, когда король Прутено передал королевство брату Вейдевуту, а тот, в свою очередь, поделил его между своими двенадцатью сыновьями.
До этого посадник ни разу не перебивал Камбилу, но после этого сообщения, поглядев на купчину, сидевшего в отдалении, сказал:
— Это дело знакомо! — он даже улыбнулся. — У нас на Руси также.
— Мне сказывали, что у вас есть крепкие князья, — произнёс Камбила, но называть их предусмотрительно не стал.
Посадник, с интересом поглядев на гостя, ответил:
— Есть, конечно, но нам от этого мало радости.
Он вновь посмотрел на купчину. И тот впервые вмешался в разговор своим подтверждающим кивком головы и усиленным потиранием рук.
— Как я понял, — посадник налёг грудью на стол, — твой род зажат с двух сторон. С одной — литовцы, с другой — тевтонцы.
— Да! — подтвердил Камбила.
— И, как я понимаю, — продолжил хозяин, — тя пугает, что, по сути, ты окружён врагами, а силы ваши не равны.
— Не-ет! — ответил прусс и покачал головой. — Сражаться я не боюсь. Но тевтонцам нужен только я, — и ударил себя кулаком в грудь.
— А! Понял! — и высказал своё предположение. — Обиженные тевтонцы придут, чтобы силой забрать тебя. Твой род заступится и будет много жертв.
— Да, да, — обрадованно подтвердил Камбила.
— Ну, что, — посадник потёр руки, — ты просто, — он почему-то опять посмотрел на купчину. Тот улыбнулся, и хозяин уверенно закончил: — молодец! Ну, а еслив, — посадник, испытывающее глядя на Камбила, спросил, — тевтонцы или литовцы придут сюды, будишь с ними биться?
— Конечно! — он подался вперёд, лицо посуровело. — Это будет моя земля! Я решил тут остаться навсегда.
Посадник поднялся с кресла. Обойдя стол, подошёл к Камбиле и похлопал его по плечу:
— Молодец! Такие люди нам нужны! А теперь пойдём.
И он подвёл его к купчине.
— Как тя звать-то?
Тот ответил.
— Так вот... Гланда, — он почему-то выбрал это слово, — раз ты хочешь быть новгородцем, те нужна крыша.
Последнего слова Камбила не понял. Посадник рассмеялся:
— Он имел в виду хоромы.
— А-а-а! — протянул гость. — Скажи, посадник, а он может мне... продать хоромы? — и кивнул на купца.
— Да! Он продаёт! — и посадник указал на купца.
— Я буду смотреть, — заявил Камбила.
— Смотри! Смотри! — ответил купец.
Хозяин продаваемого двора был правнуком некогда известного новгородского посадника Бориса Негоцевича, купец Никифор Негоцевич. Его прадед был известен тем, что, когда Новгородом правил князь Ростислав, сын черниговского князя Михаила Всеволодовича, посадник Борис Негочевич взял его сторону. На Новгород претендовал Ярослав Всеволодович. Когда последнему удалось изгнать Ростислава, то вместе с ним бежали многие новгородцы. В том числе и Борис Негоцевич. Но жизнь на чужбине, какой бы ни была сладкой, слаще родины не бывает. Негоцевич вернулся в Новгород и выстроил себе хоромы.
Смотреть покупку Камбила взял Ютона и одного старого прусса, знатока-строителя. Тот смотрел не только внимательно, но даже придирчиво. Осмотром остался доволен. Видно было, что строители — хорошие знатоки своего дела. Что сами просторные хоромы, что все другие вспомогательные строения ставились на могутные лиственницы. Лежать им не перележать. К почерневшим толстым брёвнам тоже не придерёшься. Прикид показал, что Камбила со своими людьми мог разместиться великолепно.
Начался торг. Самому Камбиле этого делать не приходилось. Раньше это делал его отец. Но приглядеться, как он это делал, сын мог. И это пригодилось. Вначале купец загнул астрономическую цену. Думал, раз пришёл сюда беглец с родной земли, будет рад любому предложению и отдаст последнее. Торг дошёл до того, что Камбила заявил:
— Я куплю землю и построю новые хоромы, лучше этих!
Хоть и опытен был торговец, но на этом молодой прусс его «купил». Купцу пришлось значительно снизить цену.
В этот же вечер Камбила и его люди расселились в новом жилье. А вскоре двор огласило ржание коней, мычание коров, крик петухов, блеяние овец, гогот гусей... Жизнь быстро входила в нормальную колею. Первое время новгородцы досаждали им: очень хотелось посмотреть, как живут пруссы. Но вскоре, поняв, что это такие же люди, правда, более чистоплотные, интерес пропал. А пруссы не заметили, как стали такими же новгородцами, что и обычные жители. Когда жизнь наладилась, Камбила вспомнил о Егоре и захотел его отыскать. Может, он здесь? Но попытка не удалась.