Шок и трепет 1978 - Максим Арх
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не только. Ещё и книги, чтобы ты писал, — по-простецки добавил генерал и продолжил: — В том, Саша, что ты попал в армию, полностью твоя вина. Тебе хотели твои мозги на место поставить. Так что не обижайся.
— Да я и не обижаюсь. Поймите Вы сами, и передайте, пожалуйста мои слова тем, кто хочет это знать, что мозги вы мне на место установили. Теперь я точно знаю, что никакой благодарности за проделанный труд я не получу. А потому, можно и не стараться. Не успел оступиться, как все заслуги тут же в мгновения ока забываются, а все, пусть даже малейшие предыдущие проступки и неудачи, кои имеют многие из живущих на этой бренной планете, сразу же вспоминаются и выпячиваются на первый план. Что я такого ужасного сделал, чтобы на меня весь мир ополчился? Клип снял не такой, какой им нравится? Не нравится, не смотрите.
— Но снял-то ты его за казённый счёт, а не за свои деньги.
— Так нет у меня своей аппаратуры, чтобы такое снимать. Да и не разрешит никто мне такие частные проекты делать.
— Вот. И в тот момент тоже, разрешение на его съёмку тебе никто не давал.
— Ну и что. Пусть так. Ну, потратил я пару копеек на плёнку. И чего тут такого? Это же воистину копейки. А шанс, что данная работа может принести профита на миллион, был огромен. Я рискнул и сделал хороший продукт! Что же касается разрешения, то творчество это внезапный порыв, а не рутина. Тут некогда получать какие-либо разрешения и согласовывать графики, когда Муза посетила. Меня посетила, и я снял. Так что насчёт разрешений, это вы зря. Данный довод не выдерживает никакой критики.
Генерала такая постановка вопроса явно не удовлетворила. И всё закрутилось по кругу. Петров всё время вопрошал: «Почему я отказываюсь ехать домой?». А я, помня о своём решении, отвечал в том смысле, что: «Не хочу!», «Не буду!», «Ну, а если выгоните из армии, то убегу на Северный полюс и буду там на медведях ездить!»
В конце концов, генерал-майор не выдержал и прорычал:
— И что, ты собираешься тут, в оркестре, до окончания срока службы распевать?
— Да, — кивнул я, вытирая платком взмокший от спора лоб. — Кстати говоря, хотел попросить Вас купить нам сюда хороший музыкальный инструмент. И мы тут будем играть.
— Инструмент тебе сюда⁈
— Да!
— Самодеятельностью, значит, будешь заниматься⁈
— Э-э, да.
— Оркестры, значит, любишь?!?!?! — злобно прорычал он.
Последние то ли вопросы, то ли утверждения, мне очень не понравились. Точнее не сами утверждения-вопросы, а то каким хищным тоном они были заданны.
Предчувствие меня опять не подвело.
Генерал выпучил глаза и гаркнул:
— А ну, марш собираться! Летим в Москву!
— Никак нет!
— А я говорю: марш!
— Не имею права! У меня присяга на носу!
— Уже нет! Твой фронт — кинокамера! И поверь, кинокамера, намного лучше, чем просто камера! Так что давай, собирайся! А до армии ты ещё не дорос!
— Как это⁈ — получив очередной удар ниже пояса, обалдело произнёс я, и напомнил: — Мне же по документам восемнадцать! У меня и паспорт есть, где это подтверждено!
— А никто это под сомнение и не ставит, — неожиданно успокоился генерал, перейдя на спокойный тон. — Ты в армии, а у нас, братец, на службу берут только с восемнадцати лет. Так что с этой стороны всё нормально. Там дело в другом. При призыве военкомы не учли, что ты учишься во ВГИК.
— И что?
— Как это, что? Раз ты учишься, то тебе положена отсрочка от прохождения воинской службы!
— Отсрочка⁈ — обалдел я.
— Да! Так что, собирайся.
Но я не сдвинулся с места. В голове был сущий кавардак. Однако через пару секунд оцепенения я всё смог припомнить важную информацию.
— Нет! Нет таких законов в нашем времени! Они позже будут введены! Так что никакой отсрочки мне не полагается!! — вспомнив, что подобные отсрочки будут ближе к девяностым, обрадовано закричал я.
— Уже есть! — ухмыльнулся генерал-майор и, подозвав адъютанта, получил от того папку, в которой оказался один единственный лист. — Вот постановление Совета Министров.
Получив в руки документ, ознакомился с ним, и поднял на Петрова глаза, прошептал:
— Это индивидуальное постановление? Только для Васина?
— И что тут такого? — забирая документ из рук, ухмыльнулся генерал. — Правительство приняло решение. Наше дело — выполнять. Понял? Так что, давай, выполняй!
— Это не честно! — вновь прошептал я, опустив руки.
— Честно — не честно, это всё демагогия и к делу не относится. Есть приказ — выполняй. Или ты хочешь, чтобы тебя по болезни комиссовали?
— По какой ещё болезни?
— По лунатизму. Из-за него же ты из части моряков ушёл⁈
На это мне возразить было нечего. Система решила меня вернуть в лоно и, невзирая ни на что, собиралась это сделать любыми способами.
По всей видимости, теперь у меня остался один единственный шанс. И я решил им воспользоваться.
— Товарищ генерал, скажите: вы хотите, чтобы с моей жизнью было окончательно покончено?
— Что за чушь ты себе в голову вбил⁈ Мы все желаем тебе только счастья, — удивился собеседник.
— Раз так, то тогда зачем вы хотите, чтобы я попал в тюрьму?
— Никто тебя ни в какую тюрьму не посадит! Выкинь это из головы!
— А я говорю, что посадят. Я в этом уверен!
— А я говорю, что нет — не посадят!
— А я говорю, что — да! И знаете почему? — спросил я собирающегося продолжить спор генерала и, не дожидаясь его ответа, закончил свою мысль: — А потому, что я им буду грубить!
— Грубить? Зачем? — не понял тот.
Пришлось объяснить более детально.
— Всё очень просто. Грубить я им буду потому, что они не захотят давать мне свободу действий. И как результат — сразу же будут посланы на все стороны света. И всё, работа встанет.
— Гм, но ведь можно же быть менее грубым и не посылать всех и вся, — заметил Петров.
— Нет, нельзя! Я сейчас слишком зол на весь мир, чтобы быть сдержанным и благоразумным. А потому и прошу, дать мне возможность избежать встречи с факторами раздражения!
— И что ты предлагаешь?
— Оставить меня здесь, — громко и чётко ответил я, услышав, что за закрытой дверью кто-то упал, добавил: — Тут мне будет спокойней. Да и не посадит никто. А если и посадят, то лишь на гауптвахту, послужу подольше и ничего более страшного.
* * *
Глава 29
Высокие гости
Генерал-полковник Петров решил, что теперь, когда я найден, можно не торопиться. Поэтому отпустил меня восвояси, сказав напоследок, что ему нужно связаться и посоветоваться с Москвой.
Я был не против, но прежде, чем уйти, поинтересовался о здоровье Петрова младшего, который, как оказалось, является сыном генерала.
Петров старший, расстроенный моим упорством, был не многословен. Сказал, что врачи делают всё возможное и выразил надежду, что вскоре его отпрыск пойдёт на поправку.
Я тоже выразил надежду и, отдав честь, развернулся было отбыть в казарму, но был остановлен. Генерал-майор просто и без затей отдал распоряжение командиру части, а тот, в свою очередь, довёл его до личного состава в моём лице, сказав:
— Жить будешь пока там же, где ночевал давеча — в учебном кабинете!
— А Кравцов за тобой присмотрит! — ехидно добавил Петров.
Я, было, запротестовал, сказав, что в казарме меня ждут мои будущие боевые товарищи. Но этот здравый посыл остался абсолютно безответен, и вызвал лишь хмурые, неодобрительные насмешки высшего командного состава.
Пререкаться смысла не имело, и Васин, отсалютовав на прощание, направился в своё новое жилище.
Прибыв в расположение класса, я, первым делом, решил выкинуть, хотя бы на время, солдатский язык из обихода и, упав на скрипнувшую пружинами металлическую кровать, быстренько проанализировал текущее положение.
А оно, как казалось, было вполне неплохим. Да что там говорить, оно было просто превосходным. Сейчас всё шло даже лучше, чем можно было бы предположить. Мало того, что я был найден, а не пошёл на попятную, позвонив в Москву, так ещё и сам генерал Петров примчался по мою душу.
«А генерал, товарищи мои, это вам не хухры-мухры. Генерал — это всё-таки генерал! Да тем более — не просто генерал, а генерал, который мне симпатизирует и достаточно неплохо продвинул как меня, так и группу 'БАК» с «Импульсом». А это значит, что он меня, скорее всего, в беде не бросит, и будет помогать. Так получается? Так! Тут главное, с моей стороны, палку не перегнуть. Принципиальность — это хорошо, но если совершенно не идти генералу
